Эллигент
Шрифт:
– И что ты предлагаешь? – интересуюсь я.
– Должен быть способ снять напряженность, не прибегая к «перезагрузке».
– Ага, – признаю я. – А у тебя есть конкретное предложение?
– Все происходит из-за того, что твои родители не могут найти общий язык друг с другом, – произносит Кристина. – Придумай, как их остановить.
– Каким образом? – недоумеваю я. – Они никогда не сделают того, что им невыгодно.
– Значит, ты позволишь им разорвать город на клочки.
Я смотрю на свои ботинки, освещенные сейчас зелеными огнями. Если бы у меня были разумные родители, не ослепленные болью, гневом
– Достань мне сыворотку памяти, – твердо говорю я. – Пока вы все с Амаром будете разыскивать ваши семьи и родственников Юрайи, я позабочусь об остальном. До отца или до матери я доберусь.
– А как ты все объяснишь нашим?
– Пока не знаю.
– А как насчет продырявить колесо? – предлагает Кристина. – Я попрошу Амара притормозить на минутку, например, чтобы пойти в туалет, проколю шину, а потом мы волей-неволей разделимся…
Неплохая идея. Я могу признаться во всем Амару, но не уверен, что мне удастся преодолеть его предвзятость. Пропаганда Бюро промыла ему мозги. У меня и так времени в обрез. Но зато лжи – хоть отбавляй. Амар знает, что отец научил меня заводить автомобиль без ключа, используя лишь провода. И у него не вызовет подозрений, если я добровольно отправлюсь на поиски другой машины.
– Кристина, ты, молодчина.
– Значит, договорились. И ты действительно собираешься стереть память кого-нибудь из твоих предков?
– А что мне остается делать, если именно они – причина зла? – пожимаю я плечами. – Мне нужны новые родители. Даже если у одного из них исчезнет весь тот груз, который они пытаются тащить за собой, может, они придут к согласию…
Кристина внимательно глядит на меня и задумчиво кивает.
41. Трис
От запаха хлорки у меня щиплет в носу, – я притулилась рядом со швабрами в подсобке подвала. Я только что предупредила всех, что любая попытка проникнуть в Оружейную Лабораторию – гарантированное самоубийство.
– Вопрос в том, – изрекает Мэтью, – есть ли что-то, ради чего мы готовы пожертвовать жизнью.
Мы находимся в комнате, где он, Калеб и Кара работали над усовершенствованием нашего химического коктейля. Флаконы, пробирки и исписанные тетради разбросаны по лабораторному столу перед Мэтью. Он рассеянно жует шнурок, висящий у него на шее.
Тобиас, скрестив руки на груди, прислонился к дверному косяку. Я помню – он точно так же стоял во время посвящения, наблюдая, за нашими сражениями. Он был такой красивый и сильный – просто загляденье.
– Дело не в этом – размышляю я, – не только в мести за то, что они сделали с альтруистами. Речь идет о предотвращении новых кошмаров в других городах. И еще в том, чтобы отнять у них власть.
– Да, – соглашается Кара. – Смерть одного-единственного человека ради спасения тысячи от страшной участи. Плюс ликвидация Бюро.
Я буквально вижу, как она взвешивает на воображаемых весах одну жизнь против многих жизней и делает самоочевидный вывод. Именно так работает мозг эрудитов или альтруистов, но я не уверена, что именно такие способы мышления нам сейчас нужны. Ответ совсем не прост, как кажется…
Я смотрю на Мэтью и Кару, Тобиаса и Кристину, опирающуюся на ручку швабры, и, наконец, останавливаюсь на Калебе. Он. Но через секунду мне становится дурно.
– Ну, давай, начинай, – произносит Калеб, подняв на меня глаза. – Тебе же хочется, чтобы это был я. Вы все этого хотите.
– Никто этого не говорит, – восклицает Мэтью.
– Но все смотрят на меня, – хмуро отвечает Калеб. – Не думайте, что я не понимаю. Я тот, кто выбрал неправильную сторону, кто работал на Джанин Мэтьюс. Вам на меня наплевать, и меня можно пустить в расход.
– Тогда почему Тобиас предложил увезти тебя из города, прежде чем тебя казнили? – мой тон холоден и спокоен. Запах хлорки вновь бьет в нос. – Потому, что мне все равно, жив ты или умер?
«Он должен умереть», – кричит одна часть моей души. «Я не хочу потерять его», – возражает ей другая. Я не знаю, кому из них довериться.
– Я всегда чувствую твою ненависть, – качает головой Калеб.
Его глаза блестят от слез. В первый раз я вижу, что он раскаивается вместо того, чтобы пытаться защититься или полностью себя оправдать. Внезапно у меня перехватывает горло.
– Если я сделаю это… – говорит он.
Я снова мотаю головой, но он жестом велит мне молчать и продолжает:
– Беатрис, тогда ты сможешь меня простить?
Я всегда считала, что если тебя оскорбили, то ты несешь бремя наряду с обидчиком: страдание разделяется между вами двоими. Прощение означает готовность остаться с болью наедине. Предательство Калеба – это наша общая ноша. Все, что я хотела, это чтобы он взял на себя ответственность. Но он пытается придать себе решимости, готовясь принести себя в жертву ради всех нас. Я киваю.
– Да, – выдавливаю я. – Но ты не должен ради моего прощения идти на такое.
– У меня много причин, – говорит Калеб.
У меня уже ничего не укладывается в голове. Мэтью и Калеб занимаются подгонкой костюма химзащиты, который, возможно, поможет продержаться ему в живых и успеть уничтожить вирус. Молча жду, пока не уйдут остальные.
Несколько недель назад я добровольно пожертвовала собой. Отправилась в штаб-квартиру эрудитов. Я не считала себя смелой или самоотверженной. Всего лишь решила послать все подальше, избавиться от скорби. Мечтала о смерти. Может, то же самое чувствует и Калеб? Дескать, он в долгу передо мной и надеется на прощение?
Бреду по коридору с его радужными огнями, поднимаюсь по лестнице. Мне совсем не хочется терять Кристину, Кару, Мэтью. Они – мои друзья, а вот Калеб – нет. Когда я пришла навестить его во время моего посвящения, он был страшно удивлен. А я не собираюсь испытывать вину. Надоело. Я встречусь со всеми трудностями, которые встанут на моем пути. В глубине души я понимаю, что испытала облегчение, когда Калеб вызвался быть добровольцем, но я не намерена об этом думать. Тащусь к отелю, надеясь, что рухну в постель и усну, но в коридоре меня настигает Тобиас.