Эллиниум: Пробуждение

Беловранин Анджей

А пару вёсен назад Пескарь обратил внимание на то, что куча камней, лежащих поблизости от полурухнувших ворот, вполне могла быть колоннами и перекладиной. Значит, когда-то колонн было пять, и они составляли четыре проема?

Для Пескаря это было ужасающим открытием. Значит, храм разрушается! А ведь он казался мальчику самым надежным, самым незыблемым, что есть на земле. Отец в тот день был, как всегда, занят чем-то важным и отмахнулся от Пескаря с его «почему». «Спроси жреца!» – бросил он.

Солодан напустил на себя еще более таинственный и грозный вид, чем обычно.

– Твой вопрос о разрушении храма – это вопрос о вине и искуплении!

Грехи человеческие пред богами множатся, и греховное давление набирает силу! Сколько бы коз ни принесли люди в жертву, этого не достанет для искупления. Столько, сколько устоят колонны в храме богов – столько достанет у них терпения сносить те поношения, что творят им люди. Когда же последние ворота в храме рухнут под тяжестью обид, нанесенных людьми богам, тогда пробьет последний час. Трехсотдевяностодевятивёсенный цикл завершится, Пробудившийся истребит свои творения, чтобы заселить землю новыми, более достойными!

– Тогда, может быть… отремонтировать храм? – спросил Пескарь. – Чтобы продлить терпение богов?

В ответ Солодан напустился на мальчика с такой яростной бранью, послал на его голову такие страшные проклятия, что тот постеснялся задать еще один мучивший его вопрос: как же храм мог стоять на своем месте уже тысячу вёсен, если каждые триста девяностно девять боги истребляют людей за то, что он рушится? Не напрасно отец научил Пескаря считать – необходимое умение для будущего царя.

Через несколько дней после того разговора Пескарь набрался смелости и перед сном спросил у матери – как же так? Неужели боги действительно настолько безжалостны, что покарают их всех, когда рухнет храм? И зачем они нарочно путают нас так, чтобы мы не могли толком посчитать вёсны своих оставшихся жизней?

– Не думай об этом, Пескарик, – ответила мама. – Все эти сложные вопросы про богов, пророчества и прочее – оставь это жрецам. Это слишком запутанно, чтобы нам понять. Хочешь сладкий финик?

Пескарь, конечно же, хотел.

2

Когда юноша спустился с Холма, уже сильно стемело, и оказалось, что воины отца повсюду ищут его.

– Куда ты запропастился, мальчишка?! – воскликнул царь, гневно сдвинув брови, когда Пескарь вышел на площадь. Отец сидел за длинным столом, вместе со всеми старейшими воинами, и гости были здесь же, по левую руку от царя. – Сказано же было: приходить на закате!.. Но об этом позже, – прервал себя царь, – садись подле меня, сегодня ты будешь слушать, и слушай внимательно. Ибо все, что будет сказано, коснется и тебя.

Пескарь ловко перескочил скамью и сел по правую руку от отца, между ним и первым воеводой города Рубачом. У Рубача не было половины левой ладони и всех пальцев – ему отсекли их во время одной из многочисленных битв, в которых, как знал Пескарь, тому довелось участвовать. Но это не мешало Рубачу ловко обращаться с рубилом – тяжеленной секирой, которая всегда висела у него на поясе. Здоровой рукой он крепко сжимал рукоять, а с помощью обрубка умело направлял или удерживал ее, отбивая чужие и усиливая свои удары.

– Достопочтенные послы Кадма! – начал царь, обратившись к сидевшим ошую гостям. – Старейшины города и я, царь Тверд, собрались здесь, чтобы выслушать вашу просьбу. Уши наши открыты. Говорите!

Старший из гостей, сидевший ближе всех к отцу, облаченный в бронзовый панцирь, чешуйки которого поблескивали в свете факелов, грузно поднялся на ноги.

– Достопочтенный царь Тверд, и вы, старейшины Города-в-Долине! – солидно начал посол, время от времени оглаживая черную, без единого седого волоска бороду. – Это говорю я – воевода Барам, верный слуга Василия, царя Кадма. Слушайте и не говорите, что не слышали! Наши города, ваш прославленный Город-в-Долине, и наш достойнонаселённый, омываемый волнами Кадм, помнят долгие годы совместных добрых дел. Наши предки были от одного корня, от семени прославленного героя Адма, от имени которого получил название наш город. Мы связаны прочными узами брачных союзов, мы ведем торговлю столько, сколько помнят стены Кадма. Вместе мы участвовали во многих битвах, вместе победили множество врагов. Коварных гуматов, напавших на наши земли из темноты. Разорявших наши торговые пути черноруких таглаков. Вместе ходили в дальний морской поход на город Белых Камней. И всегда сражались по одну сторону, никогда наши воины не поднимали руки друг на друга!

Старейшины Города-в-Долине встретили речь гостя одобрительными возгласами. Даже обычно бесстрастный Рубач удовлетворенно кивнул.

– Друзья мои и братья из Города-в-Долине! Вновь коварные враги замыслили против нас худое. Вновь нашей мирной жизни угрожает опасность. Уже две весны ни один капитан, ведущий корабль в Кадм или из него, не может чувствовать себя в безопасности. Дикари с острова Раадос подстерегают их в узких проливах, нападают на торговцев и грабят их, а моряков и купцов убивают. Лишь двум из трех кораблей удается пройти мимо их засад, не терпя ущерба. Но дальше может быть только хуже, ибо раадосцы набирают силу!

– Проклятые пираты, разрази их Пробудившийся! – воскликнул Силач, младший из старейшин Города-в-Долине. Он действительно был очень широк в плечах, хоть и на голову ниже царя, и силен, как буйвол. Во всяком случае однажды он, поспорив с двумя другими воинами, в одиночку впрягся в плуг, который обычно тянули сразу два быка, и вспахал на поле целую борозду длиной в два стадия.

– Нам, конечно, очень жаль, что наши братья терпят убытки от морских разбойников, – вставил слово старейшина Грач, славившийся мрачным и несговорчивым характером. – Но какое это касательство имеет до Города-в-Долине? У нас ведь нет кораблей, а на сушу раадосцы, сколько я помню, ни разу не выбирались.

– Уж лучше молчи, коли ничего не понимаешь! – с раздражением воскликнул царь. – Дурнем ты, Грач, родился, дурнем и помрёшь! Или ты не знаешь, что все излишки зерна, вина и оливкового масла, все ненужные нам козьи шкуры и мясо мы обмениваем у кадмийцев на бронзу, медь и золотые украшения для наших женщин? А откуда, как ты думаешь, они берут их сами? Или думаешь, что в Кадме есть золотые или оловянные шахты? Все это моряки Кадма везут морем из дальних земель!

Посол Барам не замедлил поддержать Тверда:

– Верно говоришь, царь! Золото идет к нам из Белых Камней. Бронза, олово и медь – из Патамоса и Оксоса. Разноцветные ткани, раскрашенные кровью морских гадов – из-за моря, из самых пустынь Ибилея. И в своих странствиях наши мореходы подвергаются множеству опасностей! Как будто мало нам морских чудовищ кракенов, мало коварных наяд и русалок, штормов и предательских рифов, неизведанных течений и туманных островов! Теперь еще под самым нашим носом, у самых наших гаваней расплодились кровожадные пираты. От этих злодеев страдаем мы, а равно – и вы, жители многославного Города-в-Долине. А значит, настало время собрать воедино всю нашу мощь, объединенные силы наших городов – и ударить, словно сжатый кулак, прямо в сердце коварных раадосцев.