Эльнара. Дочь лекаря
Шрифт:
– Сегодня, если на то будет воля Всевышнего, мне предстоит познать великую тайну жизни, став женщиной. Наверное, это знание сделает меня особенно счастливой, и все же то, что я испытываю сейчас – это уже далеко не маленькое счастье. Я чувствую себя ранней травой, которую нетерпеливо топчет, изголодавшийся за зиму по свежему выпасу, молодой горячий конь. Он то нависает надо мной подобно неумолимо-грозным скалам, не оставляя малейшей надежды на пощаду, то вдруг бросается вперед, сминая все на своем пути, безжалостно вдавливая меня в землю, обрушившись всей своей, до боли сладкой и безумно-привлекательной тяжестью, приводя меня в неистовый трепет. Что может быть слаще этого? – думала Фарида, страстно прижимаясь к телу любимого.
Заглянувшая сквозь небольшое окошко полная луна осветила лицо возлюбленной. Восторгаясь ее утонченной красой, Пехлибей покрыл нежными поцелуями высокий чистый белый лоб, давно дразнившие его воображение,
Фарида уже не стонала, а кричала от нестерпимого наслаждения, словно змея извиваясь всем телом под Пехлибеем. Ее длинные, иссиня-черные, как масть чистокровного арабского скакуна, волосы разметались по подушке, а раскинутые руки теребили края простыни так сильно, будто хотели порвать ее. Оставив в покое ее изумительную грудь, находившуюся на пределе возбуждения, Пехлибей покрыл легкими поцелуями маленький, гладкий, почти плоский живот возлюбленной, после чего стал проталкивать свой горячий язык внутрь ее пупка ритмичными сильными движениями, временами то быстро вращая им, то резко останавливаясь и полностью вынимая, чтобы затем вновь страстно припасть к этой неимоверно-сладкой впадине.
– О, мой господин, ты просто волшебник, мне кажется, я сейчас умру от невиданного наслаждения, – шептала, задыхаясь, Фарида. – Умоляю, возьми меня поскорее!
Но Пехлибей не спешил. Задрав подол девственно белого платья, принялся ласкать руками внутреннюю поверхность ее пленительных стройных бедер. Его ладонь то почти невесомо скользила над ними, отчего по телу любимой пробегали легкие судороги, напоминая потревоженную шаловливым ветром игривую водную гладь, то уверенным хозяйским движением крепко проводила по ним, и тогда красавица на мгновение замирала, отдаваясь тем непередаваемо сладостным ощущениям, что вызывала в ней абсолютно непререкаемая и волнующе неотвратимая мужская сила. Когда же его, жаждущая все большего удовлетворения, рука коснулась ее пушистого черного холмика, Фарида, словно серебристая рыбка, мягко соскользнула с постели. Ее белоснежное атласное платье, так чудно облегавшее тонкий стан, упало на пол, подобно облаку, внезапно решившему спуститься с заманчивых, недосягаемо чистых высот неба на кипящую страстями, испокон веков живущую грехами, землю.
У Пехлибея перехватило дыхание при лицезрении сей неземной красы. Изящное, удивительно пропорциональное тело любимой являло собой образец совершенства, который можно встретить в природе, наверное, не чаще, чем раз в столетие. Миниатюрная, как и большинство женщин Востока, она обладала царственно стройной шеей, изящными неширокими плечами, имела небольшую, аппетитно округлую грудь с бледно розовыми сосками и голубыми прожилками на белой, изумительно нежной, как у младенцев, коже, ее трогательно хрупкая, прямая спинка плавной, безумно манящей линией переходила в два маленьких упругих полушария, соблазнительные стройные бедра подчеркивали головокружительную чувственность красивых ног, а изящные гибкие ступни способны были свести с ума.
«Совершенство», случайно или намеренно стоя к Пехлибею вполоборота, отчего все достоинства женской фигуры представали как на ладони, улыбнулось ему лукавой и, вместе с тем чуть смущенной улыбкой, затем грациозно преклонило колени и нежно прошептало: «Я у твоих ног, господин мой. Да будет так всегда!» «Да будет так всегда, жена моя!» – эхом отозвался Пехлибей и, подняв ее на руки, осторожно опустил на суфу.
Когда он полностью обнажился, пришел черед искреннего восхищения Фариды перед подлинно божественной красотой и гармонией, которой наделяет Всевышний отдельных представителей лучшей половины человечества. Телосложению Пехлибея мог позавидовать сам Юсуф Прекрасный родом из Ханаана. В меру высокий, широкоплечий, он имел гордую осанку человека, воспитанного в духе внутренней свободы и нравственной чистоты. Его мощную грудную клетку посредине и вокруг светло коричневых сосков украшали мягкие, не слишком густые волосы. Безупречно стройная талия и подтянутый живот радовали сердце, аккуратные ягодицы притягивали взгляд, а сильные крепкие ноги восхищали мужественным рельефом
Блестящими, широко раскрытыми глазами смотрела Фарида на возлюбленного, чувствуя внизу своего живота волнующую тяжесть и какую-то сладостную боль. Пытаясь совладать с охватившим ее внутренним напряжением, она подобрала под себя ноги, но уже в следующую минуту выпрямила их, подчиняясь воле любимого, полностью накрывшего ее своим большим и сильным телом. Заключив милую в надежные и ласковые объятия, Пехлибей с наслаждением вдохнул нежный цветочный аромат, исходивший от ее густых черных волос, поцеловал ее заалевшее от смущения родное личико, легонько коснулся пухлых вишневых губ и, уже не сдерживая своей, стремительно растущей в нем страсти, жадно впился в них глубоким, страстным, головокружительным поцелуем. При этом его нетерпеливые руки то пробегали, подобно легкомысленному весеннему ветру, радующемуся пробуждению природы после несправедливо долгого зимнего сна, вдоль тонкой спинки любимой легкими, и оттого еще более возбуждающими движениями, то крепко сжимали ее маленькую, но набухшую грудь, заставляя прекрасную персиянку выгибаться всем телом и исторгая из нее столь страстные стоны, перед которыми не устоял бы самый суровый монах из тех молчаливых и глубоко сосредоточенных служителей Будды, что доводилось встречать хоршикскому лекарю в труднодоступных горах Тибета во время своего длительного путешествия.
Фарида отвечала любимому сначала робкими, потом все более пылкими поцелуями, обвивая его крепкую шею своими тонкими нежными руками, соблазнительно двигая бедрами, об которые уперся его горячий и неимоверно твердый ствол. Не отрываясь от жарких уст милой, Пехлибей осторожно раздвинул ее ножки. Почувствовав, как она мгновенно напряглась, нежно шепнул в ушко: «Не бойся, любовь моя, все будет хорошо». Его большие надежные руки долго ласкали внутреннюю поверхность ее пленительных гладких бедер, чуть более сильным движением касались пышного черного холмика, так вызывающе соблазнительно выделявшегося на белой коже и очень чутко отзывавшегося на ласку чувственными судорогами, пробегавшими по восхитительно женственному телу, и заставлявшими бедра вновь и вновь смыкаться в непреодолимой истоме.
Воздав должное стражам, оберегающим вход в заветную расщелину, Пехлибей направил руку к изнемогающей от напряжения вульве. Внешние половые губы возлюбленной оказались на удивление развитыми, их безумно приятно было ласкать, ощущая их упругость и податливость одновременно, горячий клитор вытянулся вперед в ожидании предстоящей любовной схватки, влажные малые губы раскрылись, готовые принять в себя член.
Подчиняясь мощному природному инстинкту, Фарида еще шире раздвинула ноги, закрыла глаза, крепко обхватив любимого за шею и прошептав: "Я, люблю тебя, солнце моей жизни!" "Я люблю тебя, моя прекрасная пери!", – ответил Пехлибей, осторожно направляя свое могучее мужское орудие в трепещущую расщелину. Несколько раз его горячая головка входила лишь наполовину, потом совершила ряд приятных вращающихся движений, давая невинному влагалищу возможность еще более возбудиться и как можно шире раскрыться и, наконец, не слишком быстрым, но абсолютно точным ударом огромный и беспощадно твердый, как многолетний дуб, обжигающе горячий, как летнее солнце, ствол вошел во влагалище, безжалостно сминая обреченное на поражение сопротивление девственной плевы. Фарида слабо вскрикнула, задрожав всем телом и еще сильнее прижавшись к возлюбленному. Ей показалось, будто через нее прошел острый длинный кинжал, достигнув самой гортани. Пехлибей, приостановив свое наступление, нежными поцелуями покрыл ее до боли родное лицо.
Успокоившаяся Фарида мышцами влагалища покрепче обхватила член, давая понять, что готова к продолжению любовного урока. Чуть приподнявшись над милой, Пехлибей начал входить в нее ритмичными и все более глубокими ударами. Распростившаяся с девственностью, первая красавица Персии довольно быстро приноровилась к его темпу, мягко скользя бедрами и одновременно лаская руками широкую и гибкую спину любимого. «Какая приятная штука – любовь! Еще никогда в жизни мне не было так хорошо, как сейчас. Хочу, чтоб это продолжалось как можно дольше!», – восхищенно думала дочь грозного визиря Сатара, позабыв в эту минуту и об отце, живущим предвкушением скорого родства с великим падишахом, ни сном, ни духом не ведая о крушении сих радужных надежд, и о своем побеге из отчего дома, да и, вообще, обо всем на свете. Ничто не имело значение в сравнении с теми сладостными ощущениями, что щедро подарила ей любовь.