Элрик: Лунные дороги
Шрифт:
– Слишком долго я нес свое бремя, слишком долго платил за великое преступление Эрикёзе… – сказано было его голосом, но не его губы складывали слова, другие губы, нечеловеческие. – Я должен отдохнуть. Я должен отдохнуть…
А затем снова появилось лицо, неописуемо злобное, неуверенное лицо, темное. Или отчаянное? Его ли это лицо? Неужели у него такое лицо?
Ах, как мучительно!
Знакомые ему армии маршировали в одну сторону и в другую. Знакомые ему клинки поднимались и обрушивались вниз. Знакомые лица кричали и гибли, тела истекали кровью… Знакомая кровь…
Танелорн? Разве я не заслужил умиротворения Танелорна?
Еще нет, Воитель. Еще нет…
Несправедливо, что мне одному приходится так страдать!
Ты страдаешь не один. Все человечество страдает с тобой.
Это несправедливо!
Тогда восстанови справедливость!
Я не могу. Я всего лишь человек.
Ты – Воитель. Ты – Вечный Воитель.
Я всего лишь человеческое существо. Мужчина. Женщина.
Ты – единственный Воитель.
Я – Элрик! Я – Улрик! Я – Эрикёзе! Я – Корум! Я – Хоукмун! Меня слишком много. Слишком много!
Ты один.
И теперь во сне (если это был сон) он ощутил краткий миг умиротворения, достиг просветления, которое не выразить словами. Он – один.
А затем все исчезло, и он снова стал многими. Он кричал, лежа в постели, умолял о покое.
И казалось, что голос его эхом проносится по городу и весь Миренбург слышал его печаль и рыдал вместе с ним.
Глава двенадцатая
Я не совсем поняла, что точно произошло, после того как севастократора застрелили и пошел дождь, кроме того, что лорд Реньяр, лейтенант Фроменталь и князь Лобковиц оставили беседку и побежали за мной вместе с Уной. Пока я пыталась забраться повыше, индейцы какатанава (внезапно ожившие) закричали, издав, как я поняла, боевой клич, и в это время яркий серебристый свет разлился над озером, куда упали ослепленные фон Минкт и Клостергейм.
Затем вдалеке раздался жуткий рев, и дождь хлынул еще сильнее. Уна подняла меня и усадила к себе на плечи. Все кричали. Неожиданно стало тихо, полнейшая тишина. Я оглянулась. Беседка, какатанава, севастократор, стража – все застыли, словно время снова остановилось. Но Уна спешила, это заклятье не повлияло на нас. Я увидела, как пантера бежит впереди других, прокладывая путь по узким улицам Миренбурга. Весь город застыл. Мы пробежали через ворота и, обгоняя лунный свет, бросились к холмам над городом. И лишь когда башни Миренбурга остались далеко внизу, Уна остановилась и спустила меня со спины.
Нелепая мысль, будто Уна и есть пантера, тут же пропала. Но я все еще подозревала, что между ними гораздо более тесная связь, чем кажется.
Под нами появился шар из золотого огня, сквозь косые струи дождя он приближался к парящему серебристому огненному шару. Они оба дрожали в воздухе, словно прощупывали друг друга. Шары стали больше, ярче и одновременно плотнее, но не касались друг друга, а потом в одно мгновение слились и стали единым целым – радужкой цвета грязной меди.
– Останься здесь! – крикнула Уна сквозь шум дождя и бросилась обратно в сторону города.
– Не оставляй меня! – крикнула я в ответ. Махнув рукой, она побежала к зловещему глазу, который становился все больше, по мере того как она приближалась. Уна исчезла в воротах, я беспокойно ждала ее, смотрела, как звезды и искры опускаются на крыши, трубы и шпили города Осенних Звезд. А затем шар стал красным, словно светящийся уголек, и рухнул к земле.
Неужели герр Клемент Шнук применил магические чары, как и обещал? Или тут происходит что-то другое, то, что затеяли фон Минкт с Клостергеймом? Я нервничала, но продолжала ждать. Вдруг я услышала шум воды. Посмотрела вниз сквозь свет звезд и увидела блеск реки – она поднималась с ужасающей скоростью. Она так заворожила меня, что я не могла двинуться с места. А затем появилась пантера и толкнула меня носом. Влажным и теплым, как у обычной домашней кошки. Кажется, она хотела, чтобы я последовала за ней. Я неохотно развернулась и полезла выше. Вода уже вышла из берегов и разливалась по улицам города. Я услышала далекие крики, когда остатки огненного шара снова упали на Глубокий город, туда, где, по моим расчетам, находилась таверна «Распациан». Теперь я точно знала: это действует магия герра Шнука. У меня появилось неприятное ощущение, что заклинания сработали не так, как задумывалось, и Шнук погиб от собственной магии. Скольких из моих друзей он забрал с собой? Наверное, его заклинание столкнулось с другими, которые тоже сработали этой ночью. Я понимала, что вижу настоящую катастрофу. Всем жителям Миренбурга угрожала серьезная опасность.
Наконец Уна снова встала рядом, из темноты вышли ее индейцы, лорд Реньяр, князь Лобковиц и лейтенант Фроменталь.
– Мне надо вернуться, – сказала я. – Я обещала.
– Будем надеяться, большинство выживет, – устало произнесла Уна. – У нас всего несколько минут до того, как нас проглотит эта штуковина… Проклятые чародеи-дилетанты!
Конечно же, она имела в виду Шнука.
Но я должна была вернуться, чтобы спасти Онрика. Я что-то бормотала. Настаивала. Пыталась убедить, чтобы они меня отпустили.
Уна продолжала говорить со мной тихо и спокойно, но внимание ее было сосредоточено на чем-то другом. Оставалось надеяться, что мальчишка спасся от потопа. В конце концов рабочие на заводе ценили его и уважали.
– Нужно держаться вместе, – настаивала Уна. Остальные согласились. Она повернулась к какатанава и заговорила с ними на их языке.
Я попыталась в последний раз:
– Но там мальчик. Он такой же, как ты, Уна. И как месье Зодиак!
Она и правда меня не слышала.
– Мы мало что можем. Наши приятели наверняка продолжат нас преследовать. Думаю, все это устроили они.
Меня замутило, когда я увидела, как вода заливает город. И теперь уже четко слышала возгласы, вопли и крики испуганных животных. Уна снова что-то сказала индейцам какатанава.
Я не могла повернуться к погибающему в потопе городу спиной. Там внизу остались мои друзья. Когда я сказала об этом князю Лобковицу, он положил руку на мое плечо и крепко сжал его. Я посмотрела в его добрые печальные глаза.
– То, что нам предстоит сделать, гораздо важнее, чем судьба этих несчастных, моя дорогая. Мы должны уходить отсюда как можно скорее. Нужно думать о большем благе.