Эм + Эш. Книга 1
Шрифт:
Уж не знаю, угроза Ирмы ли подействовала или что-то ещё, но отец и правда не трогал меня, даже не выговаривал за уход из дома. Хотя знай он, где я ночевала и с кем… даже боюсь представить его реакцию. Наверное, он бы просто убил сначала меня, потом Эша. Или наоборот.
Вечером мама сказала отцу:
— Мне твоя сестра как кость в горле. Это она Милю всему плохому учит.
— Мне моя сестра и самому как кость в горле, — поддакнул отец.
— Ещё и шантажистка она, оказывается…
Мама меня неприятно поразила. Разве она не поняла, что Ирма просто-напросто спасала меня от отца? А то, что она называет шантажом — практически единственный способ хоть как-то удержать его в узде. Они с
— Всё-таки ты поговори с Зотовой. Ладно она тебе доложила про этот дурацкий поцелуй, но где уверенность, что она не начнёт трепать об этом на каждом углу?
— Об этом и так все знают.
— Все да не все. И она, кстати, сама тоже ничего не знала. Мне Мочалова говорила, что Тамара Николаевна к ней приставала с расспросами, что случилось на дискотеке, кто там ссорился и всё такое. Получается, выспросила и к тебе побежала докладывать.
— И хорошо, что побежала. А то я бы так ничего и не узнал. Мочалова эта… Она сама должна была мне сообщить!
— Это другой вопрос, но с Зотовой ты всё-таки поговори. Чем меньше она будет распространяться, тем скорее эта история забудется.
— А ты бы лучше с дочерью поговорила. Если б она не осрамила себя и нас, то вообще ничего бы этого не было. А с этим паршивцем Шаламовым я в понедельник разберусь. Он у меня в два счёта из школы вылетит.
— Саша, но ты тоже давай не кипятись. Никто его за поцелуй из школы не выгонит. А отец у него шишка, между прочим, Анна Васильевна говорила. Там такие связи… Так что будешь на него давить, как бы нам это не аукнулось.
Противно! Как это противно! А самая мерзкая — эта чёртова историчка Зотова. Я всегда её не любила и не уважала, как учителя, но даже не представляла, насколько она отвратна, как человек. Вынюхивать, выспрашивать, чтобы потом стукануть. Фу.
За Шаламова я особо не беспокоилась. Что отец ему сделает? Беседу проведёт? Шаламов не из таких, кого можно убить словом. И вообще, за себя постоять он сумеет. А уж в крайнем случае его семья поддержит, раз тем более они такие блатные. Вон мама как одной фразой остудила отцовский пыл и жажду мести.
Утром они ушли на работу, а я осталась дома. Ещё вечером накануне слышала, как отец сказал маме:
— Скажи ей, что завтра она никуда не пойдёт. Возьмёшь для неё задания, учителям скажешь, что заболела.
— Она и не выздоравливала, — с сарказмом заметила мама. — Я на той неделе уже говорила про её болезнь.
— Ну значит, ещё не выздоровела, — раздражённо ответил он.
В этой четверти у меня, по-моему, пропусков больше, чем за все годы учёбы вместе взятые. А я всё думала, как, интересно, отец выкручивается, что я так долго не хожу? Как объясняет моё отсутствие? А он маму подсылает.
Мне, между прочим, хотелось в школу, даже очень. Последние дни так меня перетряхнули, что разговоры и сплетни за спиной стали казаться такой мелочью, на которую и внимания обращать не стоит. Хоть, конечно, все эти смешки, шепотки, косые взгляды и неприятны. Но, главное, что есть в школе — это жизнь, а тут я сижу весь день одна в четырёх стенах. Ненавистных стенах. И Шаламов, Эш… мне так хочется его увидеть, аж больно в груди, просто невыносимо…
Во вторник меня снова не отпустили, а мне уже выть хотелось с тоски. Никогда ещё собственный дом так остро не казался тюрьмой, одиночной камерой, карцером. Интересно, замечают ли родители, что я почти ничего не ем?
Задания, что дала мне мама, я сделала сразу же с
Нет уж, больше я точно никогда не дам отцу себя бить и помыкать собой не позволю. Не хочу быть жертвой!
Я так вжилась в образ, что стала представлять, как отвечу отцу, если вдруг что, но мой внутренний диалог прерывал звонок телефона. Уже второй за утро. Примерно час назад звонил отец — проверял, дома ли я и чем занимаюсь. Прямо он, конечно, этого не сказал, но и так понятно. И вот снова — я что, по его мысли, отчиталась и побежала гулять?
— Да, — раздражённо ответила я.
— Привет.
Это был его голос! Голос Шаламова! Я разволновалась так, что чуть не выронила трубку.
— Что делаешь?
— Дома сижу. Книжку читаю.
— Одна?
— Конечно.
А с кем же?
— Скучаешь?
— Ну… так…
Да я на стены уже готова лезть!
— Ну ладно, пока! — и повесил трубку. И это всё? Весь разговор? Я даже сообразить ничего не успела. Стояла и растерянно сжимала трубку, как будто в ней ещё остались отзвуки его голоса. Почему он позвонил? И откуда позвонил? Времени — двенадцать часов. Он ещё в школе, на уроках должен быть. И всё же как хорошо, как приятно, что он позвонил! Только что я читала «Замок Броуди», оплакивая собственную жизнь, а теперь стою и улыбаюсь до ушей. Меня аж распирает от счастья.
Возвращаться к книге мне не хотелось. Так было хорошо, что я чуть ли не приплясывала. Мне захотелось вдруг записать всё в дневник: и тот поцелуй на школьном вечере, и то, что произошло у Шаламова (не прямым, естественно, текстом!), и вот теперь этот звонок…
Я достала тетрадь, но мыслей роилось столько, что даже не знала, с чего начать. Тем более я так давно не делала записей. Последняя, например, сейчас казалась до невероятного нелепой:
«Видела Б.Г. сегодня два раза. Один раз перед уроками, он стоял на крыльце со своими одноклассниками. Второй — тоже не лучше. Был он с Шаламовым. Никак к нему не подойти. Никак не заговорить. Прошло уже две с лишним недели, а я ни на шаг не приблизилась к своей цели. Мы с ним даже не здороваемся! И этот Шаламов — везде и всюду. Он меня ужасно бесит. Мало того, что мне мешает, так ещё и вечно такая самодовольная физиономия, как будто он всерьёз считает, что я тоже по нему сохну. Идиот, знал бы, что он мне интересен только как друг Б.Г. Жаль, что тогда у Светки с ним ничего не вышло — если б они задружили, так бы хоть через него была возможность с Б.Г. познакомиться…»