Эм + Эш. Книга 2
Шрифт:
Её на полуслове оборвал телефон. Звонил отец.
— Можешь к нам сегодня подскочить?
— А что случилось? — спросил Шаламов.
— Да так, хотел тебя попросить помочь кое-что в гараже сделать.
Идти к бывшей актрисе Кристинке и её мужу, продюсеру Владику, совсем не хотелось. Все эти посиделки с чаем и домашними пирогами, церемонными разговорами о высоком и соблюдением всяческих политесов уже поперёк горла стояли. А там ещё бонус — галдящая орава детей. Может, конечно, дети у Кристины и не галдят, а тихо сидят
— Мы вообще-то к Никиной подруге собирались, — промямлил Шаламов специально для Вероники. — Но раз такое дело…
— Э-э, ну раз вы заняты, то не надо, как-нибудь потом, — сразу пошёл на попятную отец.
— Нет-нет! Я всё понимаю. Надо так надо. Уверен, Ника поймёт и не обидится.
Вероника погрустнела, но выдавила улыбку.
— Ну иди, конечно, раз надо. А что там? — спросила она, когда Шаламов повесил трубку.
— Да я толком и не понял. Отец сказал, что-то случилось, на месте расскажет.
— А вдруг что-то серьёзное? Давай я с тобой?
— Да нет, ты езжай к своей подруге, она ждёт, готовилась, пирог пекла… Я сам. Если что — созвонимся.
Вероника нехотя уступила, поехала одна. Шаламов же не спеша добрёл до родителей, безотчётно наслаждаясь короткой свободой. Они жили в нескольких кварталах от Невского. Тем более весна вступила в самую его любимую пору. Последние дни апреля, не жарко и не холодно, земля просохла, проклюнулась трава, деревья как будто в зелёной дымке — благодать!
Мать предлагала попить чаю, но отец сразу, как только он пришёл, потянул его в гараж.
— Мы недолго, — заверил отец.
Гаражи в их доме располагались в цоколе, что удобно — далеко ходить не нужно.
— Вы с датой не определились? — спросил отец, отмыкая замок.
Двери гаража с тарахтеньем поползли вверх.
— Нет, — едва сдерживая раздражение, ответил Шаламов.
— Пора бы…
— Успеем.
— Ну, проходи, — сказал отец с таким лицом, будто с трудом скрывает какой-то сюрприз.
Вспыхнули с нервным дрожанием лампы дневного света, и перед Шаламовым предстала совершенно невероятная картина — новенький, чёрный красавец-эндуро. Плавные изгибы одним своим обликом приводили в экстаз, хромовое литьё призывно блестело в свете ламп, кожаное сиденье источало ни с чем не сравнимый запах. В первые секунды Шаламов лишь оторопело глазел на это чудо, не в силах вымолвить ни слова, не в силах даже поверить собственным глазам.
— О-о, — наконец издал он звук, в котором слились и восхищение, и потрясение, и благодарность. — Это мне?
— Тебе, тебе, кому ж ещё, — ответил отец, чрезвычайно довольный произведённым эффектом.
— Бааатя! Спасииибо! Спасибище! — Шаламов обошёл байк по кругу. На руле громоздился такой же чёрный с серебристой полосой шлем. — Я именно о таком и мечтал.
— Так я в курсе. Ты ведь нам с матерью все уши прожужжал…
— Круто! А можно…?
— Ну а зачем же я его купил? Только обещай, что гонять не будешь, — отец достал из кармана ключи и бросил сыну. Шаламов поймал их на лету, но вставлять в зажигание не спешил. Подошёл к отцу, глядя на него с таким лицом, с каким смотрят малыши на Деда Мороза.
— Блин, батя! Ты не представляешь даже, как я рад. Спасибо тебе! Серьёзно…
— Ну… ладно … давай, пробуй.
Он надел шлем, вывел мотоцикл из гаража, повернул ключ. Мотор взревел, и у Шаламова аж дух захватило.
Сделав несколько первых кругов по ближайшим улицам, он снова подъехал к отцовскому гаражу, совершенно ошалевший от восторга.
— Пойдём, мать уже заждалась, — позвал отец, — нагоняешься ещё. Пусть мотоцикл пока у нас постоит, ключи от гаража там же, на связке. Когда захочешь — придёшь, возьмёшь. И всё же, Эдик, с датой нужно определиться.
На этот раз настойчивость отца не вызвала в нём раздражение, хотя и было подозрение, что подарок этот неспроста.
«Ну и ладно, — подумал он. — В первый раз, что ли, отец пытается его купить?».
Сейчас он хотя бы не просто сунул деньги на отвяжись, а подарил действительно то, о чём Шаламов горячо мечтал.
— Ну раз нужно — определимся, — пообещал он, успев заметить у отца на губах мимолётную полуулыбку.
Ну и пусть. Ему вообще сейчас ни о чём не думалось и думать не хотелось. У него наконец есть байк! И такой шикарный! Не терпелось снова покататься и уже вволю, а не просто нарезать петли по округе. Лучше где-нибудь в поле — эндуро же как-никак.
А Вероника пришла в ужас, узнав про байк. Весь вечер по пятам ходила и причитала, как это опасно:
— Эдичка, пожалуйста, откажись от этого мотоцикла! Умоляю. Я умру, если с тобой что-нибудь случится. По статистике каждый восьмой мотоциклист погибает.
— Я буду осторожен, — отмахивался он раздражённо. — Лихачить не буду.
Вот чего она портит радость?
— Эдичка, давай я лучше тебе машину куплю? Любую, какую захочешь.
Шаламов на это предложение вообще вспыхнул и наговорил ей резкостей. Потому что одно дело — принимать подарки от родителей, и совсем другое — от женщины. Это ж унизительно. Вероника ушла плакать.
Женские слёзы он вообще не мог переносить, никогда. Охота было сделать всё, что угодно, лишь бы они прекратились. Но, чёрт, не отказываться же от байка! У него тогда вообще никакой радости в жизни не останется. И зачем он только кричал на неё? Зачем нагрубил? Она же, в общем-то, не уязвить его хотела, а заботу проявила.
— Ника, — позвал Шаламов, но она продолжала всхлипывать.
Он присел рядом, обнял её за плечи.
— Давай назначим дату…
Вероника тут же повернулась к нему. Счастливая такая, даже про мотоцикл забыла.