Эмблема предателя
Шрифт:
– Это...?
– спросил он у Манфреда подтверждения, в котором не нуждался, потому что сердце уже всё ему сказало.
Тот кивнул, и в третий раз в жизни мир Пауля полетел вверх тормашками в одно мгновение.
– Боже ты мой! Что я наделал!
Десять минут спустя Пауль и Манфред смотрели, как мальчик набросился на сосиску с вареной картошкой, которые не стал есть его отец. Оба молчали. Манфред пытался справиться с потрясением, потому что вернувшись домой за задержавшейся Алисой он обнаружил квартиру пустой, а Пауль боролся с шоком, который испытал,
– Вы мой отец?
– спросил мальчик, как только они вошли в комнату.
Манфред и Пауль вытаращили глаза от изумления.
– Почему ты это сказал, Юлиан?
Мальчик не ответил дяде и взял Пауля за руку, заставив того пригнуться, так чтобы они могли посмотреть друг другу в глаза. Кончиками тонких пальцев он провел по лицу отца, изучая его, словно просто посмотреть было недостаточно. Пауль закрыл на это время глаза, понимая, что может вот-вот расплакаться, а ему бы этого не хотелось.
– Я на вас похож, - наконец объяснил Юлиан.
– Да, сынок. Очень похож.
– Я могу что-нибудь поесть? Просто умираю с голода, - сказал мальчик, показывая на поднос.
– Конечно, - ответил Пауль, подавив порыв обнять ребенка. Он не осмеливался слишком с ним сближаться, ведь мальчик только что узнал, что у него есть отец.
– Иди вымой руки и лицо, - велел Манфред, ласково подтолкнув его к умывальнику.
– Что случилось?
– спросил Пауль.
– Мы собирались устроить пикник. Мы с Юлианом вышли первыми, чтобы подождать его мать, но она слишком долго не появлялась, и мы вернулись. Когда мы подошли к углу дома, сосед сообщил, что к Алисе приходил кто-то в форме СС. Я не осмелился вернуться из страха, что нас там ждут, но идти мне больше некуда.
Пауль подошел к шкафу и достал из глубины чемодана маленькую узкую бутылочку коричневого цвета с золотистой пробкой. Он открыл ее, повернув, и протянул Манфреду, который сделал большой глоток и закашлялся.
– Помедленнее, если не хочешь распевать песни.
– Черт, всё просто горит. Что это за дрянь?
– Называется крюгсле. Самогон, который делают немецкие колонисты в Виндхуке. Эта бутылка - подарок одного друга. Я хранил ее для особого случая.
– Спасибо, - произнес Манфред, возвращая бутылку.
– Прости, что тебе пришлось узнать всё вот так, но...
Юлиан вернулся из ванной и начал поглощать обед, а мужчины замолчали, пока он не закончил. Мальчик съел даже остаток яблока.
– Мне нужно поговорить с герром Райнером наедине, - сказал ему Манфред.
Мальчик скрестил руки на груди.
– И не подумаю уйти. Нацисты схватили маму, и я хочу знать, о чем вы будете разговаривать.
– Юлиан...
Пауль положил руку Манфреду на плечо, они переглянулись. Манфред пожал плечами.
– Ладно, - согласился он, хотя и немного раздраженно.
Пауль повернулся к мальчику и попытался изобразить улыбку. Находясь рядом с миниатюрной версией самого себя, он с болью вспоминал ту последнюю ночь в Мюнхене в 1923 году. Ужасное и эгоистичное решение, которое
Я всю жизнь провел без отца. Винил его и тех, кто его убил, в его отсутствии. Я тысячи раз клялся, что будь у меня сын, я никогда бы его не оставил.
– Юлиан, меня зовут Пауль Райнер, - сказал он, протягивая руку.
Мальчик пожал ее.
– Я знаю, Манфред мне сказал.
– А он сказал, что я не знал о том, что у меня есть сын?
Юлиан молча покачал головой.
– Мы с Алисой всегда говорили ему, что его отец мертв, - объяснил Манфред, отводя взгляд.
Для Пауля это было уже слишком, он перенес на Юлиана всю боль своих бессонных ночей в детстве, когда он воображал отца героем. Построенные на лжи фантазии. Он спрашивал себя, что представляет перед сном этот мальчик, и не мог удержаться от того, чтобы его обнять. Его сильные руки оторвали мальчика от стула и прижали к груди. Манфред поднялся, чтобы ему помешать, испугавшись за Юлиана, но остановился, увидев, что тот обнял отца, сжав кулачки и с полными слез глазами.
– Где ты был?
Слезы Пауля смешались со слезами сына.
– Прости меня, Юлиан. Прости меня.
54
Когда чувства немного утихли, Манфред рассказал, что когда Юлиан достаточно подрос, чтобы спросить об отце, Алиса решила сказать, что он погиб. В конце концов, никто ведь уже давно ничего не слышал о Пауле.
– Не знаю, было ли это хорошим решением. Тогда я сам был еще подростком, но твоя мать, наверное, долго раздумывала, прежде чем так поступить.
Юлиан слушал эти объяснения внимательно и с серьезным видом, а когда Манфред закончил, повернулся к Паулю, который попытался объяснить, почему так долго отсутствовал, хотя ему казалось, что эти слова настолько же трудно произнести, как и поверить в них. Однако Юлиан, несмотря на свою грусть, похоже, прекрасно понял ситуацию и вмешался лишь чтобы задать один вопрос.
Он был открытым и сообразительным мальчиком с железной выдержкой. Его мир только что полетел вверх тормашками, но несмотря на это он не плакал, не топал ногами и не звал маму, как поступил бы на его месте любой другой.
– Значит, все эти годы ты искал обидчика своего отца?
– спросил мальчик.
Пауль кивнул.
– Да, хотя это была ошибка. Я не должен был покидать Алису, потому что очень ее люблю, - сказал он, совершенно не чувствуя неловкости.
– И я тебя понимаю. Я тоже стал бы повсюду гоняться за человеком, который обидел мою семью, - ответил Юлиан приглушенным и странным тоном, несвойственным мальчику его возраста.
И это снова напомнило им об Алисе. Манфред рассказал Паулю то немногое, что знал об исчезновении сестры.