Эмфирио
Шрифт:
Захватив фонарь и лучевой пистолет, Гил направился к пролому в стене, местами уже занесенной. Уровень земли за стеной был ниже — остатки бывшего рва? — а в нескольких шагах дальше параллельно тянулась еще одна массивная бетонная стена, покрытая пятнами лишайника и трещинами, осевшая, но все еще почти вертикальная. Гил подошел ближе, стараясь сдерживать волнение — здесь заседали нелюди, пославшие чудищ на Хальму. Здесь человек чувствовал себя маленьким и бессильным. И все же... Эмфирио был таким же человеком как все, его тоже одолевали сомнения и страх. Но он вступил в Катадемнон — и что же? Что случилось?
Углубленный промежуток между стенами привел Гила к порталу, засыпанному обломками строительного камня почти до самой притолоки. Взобравшись по камням, Гил попытался разглядеть что-нибудь внутри, но солнечный свет не проникал в узкий неровный
Гил включил фонарь, протиснулся в проем и спустился по куче камней, проехавшись часть пути на спине, в сырой коридор, усыпанный какой-то рухлядью, обломками, явно пролежавшими без движения много веков. На стене висели обрывки ткани, спряденной, возможно, из волокон плавленого обсидиана и выкрашенной окисями металлов. В орнаментах, покрытых слоем грязи или угольной пыли, все еще было что-то героическое. Они напомнили Гилу о драпировках, которые он уже где-то видел — где, в каких обстоятельствах? Память ничего не подсказывала. Коридор выходил в овальный зал с провалившейся крышей; над каменным полом зияло открытое небо.
Гил остановился — он вступил в Катадемнон. Здесь Эмфирио встретился лицом к лицу с диктаторами Зигеля. Здесь царила полная тишина — даже ветер больше не свистел — но бремя прошлого стало почти осязаемым.
В конце зала чернел проем с лохмотьями древних регалий по сторонам. Здесь, наверное, нелюди подняли Эмфирио на руках и пригвоздили к перекладине — если такова, на самом деле, была его судьба.
Гил пересек овальный зал, остановился перед проемом и посмотрел наверх, на каменную перекладину. Действительно, в ней было выщербленное углубление, эродировавшее отверстие, след вбитого железного костыля. Если здесь висел Эмфирио, ноги его должны были болтаться на уровне плеч Гила, кровь его должна была струиться на камни под ногами... На камнях под перекладиной цвела пушистая серая плесень.
Гил прошел под перекладиной, повернув луч фонаря вниз, в темный проем. Пыльные ступени начала лестницы были завалены комками грязи и остатками высохшей растительности. Гил пробрался через завал, озаряя фонарем то ступени, то стены, то потолок. «А когда все увидели, что стало с человеком, осмелившимся глаголать истину, его сняли с позорища и замуровали в склепе под перекладиной на веки вечные», — звучало у него в голове. Лестница кончилась овальной камерой с тремя проходами, уходившими в темноту в разные стороны. Шероховатый каменный пол камеры покрывал непотревоженный слой многовековой пыли. Склеп? Гил пошарил фонарем по стенам и прошел вперед — туда, где, по логике вещей, должен был находиться склеп. Передний проход соединял камеру с длинным узким помещением, глухим и холодным. На полу, разбросанные под случайными углами — так, будто кто-то их передвигал и забыл поставить на место — лежали массивные продолговатые призмы плавленого стекла, покрытые толстым слоем пыли. В каждой из призм хранились органические останки — пластинки хитиновых панцирей, морщинистые полоски высохшей черной кожи... В одной призме лежал человеческий скелет: суставы его распались, кости продавились. Пустые глазницы смотрели прямо на Гила. В середине лобной кости черепа, подобно третьей глазнице, чернела дыра.
Вернувшись в аэромобиле на стоянку за отелем в Гарване, Гил проследил за тем, чтобы ему вернули залог. После этого он поднялся к себе в номер, вымылся и переоделся. Выйдя на террасу, откуда открывался вид на площадь туристического центра, он присел на скамью. Наступило тупое опустошение. Гил не ожидал найти то, что нашел. Скелет с дырой в черепе разочаровал его.
Гил надеялся на большее. Сегодняшний день должен был принести разрешение вещих предчувствий, осуществление предначертанной судьбы. Интуиция подвела его. Разгадка тайны веков далась ему, привыкшему преодолевать дружное сопротивление людей и обстоятельств, с удручающей, постыдной легкостью! Тревожная неудовлетворенность несколько раз заставляла Гила вскакивать и снова садиться на скамью. Да, он нашел останки Эмфирио — в этом не было никакого сомнения. Но драматической развязки, разрешения фальшивого неблагозвучия мира — не было. Сегодня Гил знал не больше, чем вчера. Эмфирио погиб втуне, его славная жизнь завершилась провалом, поражением. Но и в этом не было никакой неожиданности — древний летописец не солгал, отразив двусмысленно
Солнце скрылось за кряжами западных гор. Силуэты Гарвана — уменьшающиеся в перспективе полусферические купола, один за другим, другой над третьим — вырисовывались черной замысловатой циклоидой на фоне пепельно-бурого неба. Из переулка за отелем тихо выскользнула темная фигура — дамарянин. Приблизившись вдоль живой изгороди джетты, окаймлявшей террасу, абориген задержался, чтобы рассмотреть происходящее на площади. Затем он обернулся и бросил взгляд на террасу, будто оценивая целесообразность возвращения и отказа от задуманной ночной сделки. «Скаредные твари, утопающие в роскоши! — думал Гил. — Каждый цехин, каждый талон, каждый байс проваливаются в их превосходящие всякое разумение подземные сокровищницы!» В славные времена героической древности, когда дамаряне строили козни межзвездным странникам, а Эмфирио бестрепетно остановил чудовищную орду вдохновенным наитием изобретателя-переводчика — неужели и тогда дамаряне были сибаритами? Архитектура и орнаменты Катадемнона свидетельствовали скорее о вынужденной простоте варварского подражания красоте и величию... Почувствовав внимание Гила, дамарянин повернул к нему причудливую голову с хохолком и несколько секунд смотрел ему прямо в лицо. Желтовато-зеленые звезды в глубине матово-черных глаз то разгорались, то меркли. Гил тоже не сводил глаз с аборигена — ему пришла в голову самая невероятная мысль.
Дамарянин резко отвернулся и скрылся за живой изгородью. Гил откинулся на спинку скамьи в почти гипнотическом состоянии отстраненной переоценки всего, что он когда-либо знал и видел. Вокруг сновали туристы, возвращаясь с экскурсий, направляясь в ресторан, прогуливаясь после ужина. Гил сидел и думал. От вечерних сумерек остался только призрачный намек подсветки вершин восточных гор, да и тот скоро исчез. Гил сидел и думал.
Ситуация отличалась невыносимой противоречивостью. Нелепость догадки заставляла Гила нервно посмеиваться над причудами воображения, а ее смехотворность наполняла все его существо мрачным испугом и стыдом.
В терминах абстрактной логики задача решалась с беспощадной простотой.
Будучи выражена в терминах человеческих представлений и ценностей, однако, несмотря на неопровержимость логики, решение оборачивалось душераздирающей трагедией, превосходящей всякое разумение.
Тем не менее, факты оставались фактами. Огромное множество мельчайших любопытных несоответствий, привлекавших его внимание на протяжении долгих лет, внезапно сложилось в единственно возможную картину, как многомерная мозаичная головоломка. Гил глупо хихикнул, чем вызвал вопросительно-неодобрительные взгляды собравшейся неподалеку группы туристов из Амброя. Пришлось сдержать неуместное веселье — того и гляди, его сочтут маньяком. О, если бы он подошел к ним и сказал, о чем думает! Какой шок, какое возмущение! Вся их драгоценная поездка, на которую они год за годом бережно откладывали талоны, приобретенные правдами и неправдами, была бы безвозвратно испорчена. Готовы ли они воспринять истину? Как они ее воспримут?
Снова задача, снова препятствие: что делать, с чего начать?
Никто ничего не посоветует, не протянет руку помощи. Самый догадливый по определению остается один.
Что, учитывая все обстоятельства, сделал бы на его месте Эмфирио? Что для него было важнее всего?
Истина.
«Да будет так! — подумал Гил. — Пусть торжествует Истина, каковы бы ни были последствия».
Еще одна случайная мысль пришла ему в голову — и опять Гил чуть не разразился сумасшедшим хохотом. Вещие предчувствия? Оправдались. Предначертание судьбы? Свершилось. Правда страшнее смерти.
Гил спокойно прошел в ресторан, подозвал официанта и заказал ужин. Следовало подкрепиться — утром он летел в Амброй.
Глава 23
Гил прибыл в старый знакомый космопорт Годеро после полудня по местному времени. Когда толпа экскурсантов высыпала, наконец, из корабля, он сошел по рампе лениво-снисходительной походкой, стараясь скрыть внутреннее напряжение.
Ему попался зловредный чиновник службы иммиграционного контроля. Покосившись на костюм Гила, он принялся изучать документы с внушающим отчаяние скептицизмом: «С Земли, ишь ты поди ж ты! И что вы тут забыли, у черта на куличках?»