Эми и Исабель
Шрифт:
И тогда снова зазвонил телефон.
Эми смотрела туда, где он стоял на кухонном столе, черная змея снова, шипя, поднимала голову. Эми заплакала и взяла трубку.
— Знаешь что? — сказала Стейси воодушевленно, жуя жвачку и выдувая пузырь. — Я уже на седьмом месяце! Ты можешь поверить, что я беременна?
Глава 11
Родители Стейси пришли в школу без нее и провели все утро в беседах с директором, замдиректора, с завучем и с каждым учителем отдельно. Ситуация обещала разрешиться как нельзя лучше. Эми, уже предупрежденная звонком Стейси, заметила супругов Берроуз в учительской,
Позднее, глядя в окно на уроке английского, она увидела, как супруги покидают школу. Сухопарая миссис Берроуз все еще улыбалась и кивала мужу, когда они шли по парковочной площадке, мистер Берроуз ссутулился, пропуская жену в машину, слегка коснувшись ее спины («Родители были так добры ко мне, — сказала Стейси по телефону, — боже, как они добры»).
Старенькая миссис Вилрайт с румянцем на морщинистых щеках писала на доске: «Вордсворт — красота природы», а Эми наблюдала, как оса ползает по залитому солнцем наружному подоконнику. Вдруг оса стрелой влетела в класс и, воспарив, звучно ударилась о потолок, а потом, медленно кружа, нашла окно и улетела.
— Разве это не прекрасно, — сказала миссис Вилрайт (никто не слушал, это был последний урок перед обедом, и класс на последнем этаже был раскален), — вообразить нарциссы, устало склоняющие головки на камни?
Эми взглянула на нее и отвернулась. Две мысли появились одновременно. Она никогда не станет учителем, как бы мать ни хотела. И после школы она пойдет к мистеру Робертсону и будет умолять его снова стать ей другом, потому что сегодня утром на занятиях он опять не обращал на нее внимания. Она впала в панику, и самое обычное стало казаться невероятным: миссис Вилрайт — ожившим трупом, а одноклассницы (Мэрианн Бамбл написала на соседней парте одними заглавными: «ВОРДСВОРТ ТРАХАЛ СВОЮ СЕСТРУ») — скопищем всевозможных существ. Эми охватил ужас.
Но в Ширли-Фоллс были и счастливые люди. Учительница испанского, мисс Ланьер, например, этажом ниже в учительской широко улыбалась, наливая себе чашку кофе. Или директор Ленни Мандель, который пригласил ее на ужин к своей матери.
— Вы такие прекрасные женщины, — сказал он. — Уверен, вы подружитесь.
А жена Эйвери Кларка Эмма получила этим утром счастливое известие, что их старшенький принят в Гарвард. Она уже позвонила всем и лежала на кровати, раскинув руки и шевеля пальцами ног в колготках. Миссис Эррин, жена дантиста, была счастлива, потому что купила туфли на распродаже и потому что ее муж после встречи со своим бухгалтером тоже был счастлив.
Так что по всему городу в наличии были самые разные варианты счастья, большого и маленького, включая добросердечный смех Дотти Браун и Толстухи Бев, которым они обменивались, сидя в конторе (по поводу свекрови Дотти Браун), — смех женщин, знающих друг друга много лет, понимающих друг друга с полуслова, с полувзгляда. Они обе, отсмеявшись вдоволь и все еще хихикая с искорками в глазах, чувствовали неостывающее тепло человеческой дружбы, уверенность, что каждая из них не одинока.
Она вошла в класс после уроков и увидела у доски Джули Легуинн.
— Эми? — сказал мистер Робертсон. — Хотите со мной поговорить?
Она не ответила, и он сказал:
— Садитесь, мы почти закончили.
Когда Джули Легуинн ушла, равнодушно взглянув на Эми, мистер Робертсон глубоко вздохнул и сел рядом с Эми.
— Ну, — сказал он, откинувшись на спинку стула и скрестив руки, — как дела, Эми Гудроу?
— Отлично.
Они сидели, не говоря ни слова и друг на друга не глядя. Громко тикали большие настенные часы. Из открытого окна донесся вздох школьного автобуса, и ветерок принес запах лилий, которые буйно расцвели у входа в школу.
Наконец мистер Робертсон сказал:
— Пошли, я отвезу тебя домой.
И когда все казалось конченным и то, что изменилось в их отношениях, должно было остаться неизменным, мистер Робертсон остановился на обочине под деревьями.
— Давай пройдемся.
Они шли по слабому воспоминанию о том, что когда-то было дорогой в лесу, глядя на следы колес грузовиков, теперь поросшие сорняками. Пока мистер Робертсон не сказал:
— Я не должен был так целовать тебя, Эми.
— Потому что вы женаты?
Они с мамой уже бывали здесь, когда Эми была маленькой, — собирали дикие травы каждую весну: печеночницу, триллиум, аризему. Однажды они нашли венерин башмачок, о котором Исабель велела никому не рассказывать, чтобы никто не рвал такие редкие цветы.
Мистер Робертсон покачал головой и поддел камешек носком ботинка.
— Нет, мы разошлись. Моя жена вернулась к родителям.
Эми провела руками по платью, она не собиралась сообщать ему, что знает о разводе.
— Нет, — мистер Робертсон зашагал снова, а она за ним, — если кто-то узнает, что мы целовались, нас не поймут.
— Но как они узнают?
Он повернулся, быстро и внимательно взглянул на нее.
— Как узнают? — спросила она снова, глядя на него сквозь завесу волос. — Я никогда никому не скажу.
— Не знаю, — сказал он, — тебе ничто не мешает.
Они остановились. Эми стояла молча. Закричал козодой. Мистер Робертсон скрестил руки и смотрел на юную свою протеже, прищурив глаза.
А потом дождь зарядил на три дня, не переставая, противный дождь, стучащий по крышам домов, по машинам и обочинам. На парковке кругом стояли лужи, вода в них рябила, потревоженная водой, падающей с неба, так что лужи были похожи на пруды с беснующейся рыбой. Поток воды стекал с карниза на крыше школы, собираясь там, где водосточная труба была сломана, и земля под ней больше не зарастала травой, там не было даже грязи, все цвета стерлись, и от газона осталась одна слякоть.
Стейси торопливо вышла из школы, остановилась.
— Вот блин! — сказала она и, дернув Эми за рукав, скомандовала: — Бежим!
И они побежали, поднимая брызги на лужайке и парковке. В туфлях хлюпало, ноги промокли по самую попу, и даже с плеч стекала вода, пока они добежали до машины и бросились на заднее сиденье, повторяя с беспечным смехом: «Ну, блин! О черт, о боже, я вся мокрая!»
Машина — помятый желтый «фольксваген» — принадлежала старшекласснице по имени Джейн Монро, которая разрешала им курить в ней, когда идет дождь. Девочки удобно устроились на сиденье, подальше от капель, просачивающихся внутрь, и закурили. Родители выдавали Стейси деньги «на мелкие расходы»: косметику, украшения — на все, что, как они говорили, «придаст ей уверенности». Она купила два блока сигарет, один держала в школе, один спрятала под кроватью вместе с огромным пакетом шоколадок. И теперь девочки курили, держа в одной руке сигарету, в другой шоколадку, пока дождь барабанил в лобовое стекло.