Эмигрант «первой волны». Часть первая. «Пепел империи»
Шрифт:
Все эти факты так, для справки… Не думаю, что вы когда-нибудь читали об этом… Или читали, но упустили из памяти… В любом случае, об этом надо знать…
Глава 1
«Справедливый суд»
Февраль 1947 г., Москва.
Всеволод Кулинич, бывший ротмистр царской армии, не очень волновался этим промозглым зимним утром. Да, сегодня состоится последнее заседание суда; да, сегодня огласят приговор ему… И что??? Ерунда!!! Михаил Рыдванцев, его куратор из теперь уже МГБ, почти успокоил бывшего офицера. Вчера, поздним вечером, он вдруг заявился к Кулиничу в одиночную камеру Бутырки. Как всегда принёс папиросы, сало, хлеб, колбасу, даже фляжку с водкой. И пока Всеволод насыщался, Михаил молча разглядывал
– Всё будет нормально, Всеволод Алексеевич, поверьте! Судья в курсе всех ваших дел (Насколько это вообще позволительно в данной ситуации. Вы же понимаете, что секретность акций никто не отменял.), и большого срока вам не даст. Так, возможно, пару лет… Уверяю вас. А по дороге в Сибирь мы вас заберём. Нет, даже раньше. Думаю, что прямо на вокзале, а то и при выезде из тюрьмы. Вы – слишком ценный для нас человек и специалист, чтобы мы могли позволить вам вот так вот запросто сгинуть… Я правду говорю, Всеволод Алексеевич, поверьте!
Кулинич скривился.
– Почему меня вообще арестовали, Рыдванцев? Вы же обещали, что всё будет хорошо! Почему раньше не вступились? Как прикажете вас понимать?
– Эх! Ну, кто бы ожидал, что там постовой милиционер появится?
– Не понимаю вас, извольте объясниться! Причём здесь постовой?
– Что тут понимать, Всеволод Алексеевич? Операцию вы не провалили, как обычно… Только зачем потом шуметь начали? Нельзя было спокойно выйти из подъезда? Зачем вы к тому пьяному возле дома пристали?
– Ни к кому я не приставал! Он, пьяница этот, сам покурить попросил…
– Ну и…
– Я полез в карман за портсигаром, а он вдруг схватил меня за грудки, и принялся орать.
– Как вы думаете, почему он это сделал?
– Не имею ни малейшего понятия!
– А я вот, представьте себе, знаю!
Кулинич вздрогнул… Его рука, с краюхой хлеба и шматом сала поверх, замерла на половине пути ко рту.
– Знаете? Так что ж вы…
– Спокойней, Всеволод Алексеевич, спокойней! Тут прямая ваша вина!!!
– Моя вина??? Да прекратите же говорить загадками, Рыдванцев! В чём моя вина?
– Ответьте мне, любезный Всеволод Алексеевич, только честно!
– Ну не томите же, Рыдванцев! Что произошло?
– Хм… Ровным счетом ничего! Кроме одной досадной мелочи!!! Скажите, вы наклонялись к убитому вами профессору?
– Ну, вы спросили! Не помню я этого, больше двух месяцев уже прошло. Хотя… Постойте, постойте… Ну да, естественно, наклонялся…
– Зачем?
– Хотел пульс проверить.
– Вот! – Рыдванцев почти торжественно поднял указательный палец правой руки вверх. – Наклонялись!
– И что тут странного? Он ведь на полу лежал! Поневоле пришлось наклониться.
– Понимаю вас, хорошо понимаю. Но, если вы хотели пульс проверить, то должны были к нему прикоснуться? Ведь так?
– К чему вы клоните, Рыдванцев? Естественно, прикоснулся… К горлу. А что?
– А то, любезный, что испачкали вы руку в крови профессора. Вы ведь его зарезали? Правда же? Стрелять не стали?
Кулинич невольно посмотрел на свою правую руку.
– Нет, не стал… Сами же просили, чтобы без шума обошлось… Пырнул его ножом под сердце.
– И что, этого не хватило? По горлу то зачем ещё чиркнули?
– Ах это? Да так, на всякий случай… Хотел следователей в заблуждение ввести.
– Чем же, позвольте полюбопытствовать?
– Ну как, чем? Обычно горло не режут… Ни бандиты, ни уж тем более воры. Не по-христиански это!
– Ну да, ну да… Занятно… Ишь ты, о христианстве вспомнил! Ну-ну… Так вот, пьяница этот, как вы изволили выразиться, хоть и был сильно не в себе, а смог заметить кровь на вашей руке. Потому и заорал… Ну, а постовой, к несчастью вашему, просто оказался поблизости. Вот и вся незадача. И он заметил то, чего вы не заметили, и просто арестовал вас. Кстати, вы ведь спокойно могли положить обоих. И милиционера, и пьяного. Почему же не стали этого делать? Вам же это было легче лёгкого!!! При вашем то умении!!! Постеснялись?
– Не знаю… – пожал плечами Кулинич. – Ведь был приказ ликвидировать только этого врага советского народа – профессора истории. Ваш приказ!!! Да и зачем милиционера было убивать? Смысл какой? Да и пьянчужку этого я пожалел. Понадеялся на свой опыт? Возможно, что и так! А что это меняет, Рыдванцев? Возникли проблемы? Или мне только кажется?
Рыдванцев поспешил успокоить арестованного.
– Нет, всё нормально! Просто удивился, почему вы такие ляпы допускаете! Постарели, что ли?
– Не знаю. Просто спокоен был, вот и расслабился…
– Ясно! Ладно, Всеволод Алексеевич, отдыхайте! И ничего не бойтесь. Приговор пусть вас не волнует! Мы всё решим… Долго тут не задержитесь. Мы своих в беде не бросаем.
Кулинич помрачнел.
– Да какой я вам свой?
Рыдванцев вдруг отвёл взгляд.
– Свой, свой, не сомневайтесь! Ну, до завтра… После суда переговорим…
Он пожал руку Кулиничу, и как-то вдруг осунувшись, вышел из камеры. Бывший ротмистр проводил его долгим и тяжелым взглядом… Вроде всё было нормально, но почему Рыдванцев отвёл взгляд? Сомневается? Кулинич вздохнул, потянулся, и вдруг совершенно успокоился. Теперь от него ничего уже не зависело. За него пусть думают и волнуются. Много он, Кулинич, сделал и для них, эмгэбэшников, да и для своей старой новой Родины… Не откажутся же теперь от него? Не смогут!!! И, наверное, просто не захотят… Как он там сказал? «Мы своих в беде не бросаем!» Вот и поглядим, как оно выйдет. Но волнение вдруг прошло, и вскоре Кулинич спокойно спал на жёсткой шконке камеры… Утром, как обычно, Кулинич умылся, побрился, потом с трудом проглотил жидкий чай… Хотя, вовсе не собирался этого делать. Надоели ему казённые харчи, еще и отвратительного качества. Но, пока он находился в неволе, приходилось подчиняться, и довольствоваться тем, что дают. Впрочем, на питание жаловать было грешно – Рыдванцев частенько баловал его приличной едой. А учитывая, что Кулинич обитал в «одиночке», то и папиросами, и водкой. И еще Всеволод очень надеялся на то, что его освободят прямо в зале суда. Верил, что ему не дадут даже минимального срока осуждения. Или дадут, но совсем уж ничтожный…
И вот, началось заключительное заседание суда… Кулинич вполуха слушал длинную и заунывную речь прокурора, требовавшего для бывшего царского офицера (Тут ротмистр ощутимо вздрогнул. И откуда только узнали? О его бывшей службе знало лишь несколько человек в ОГПУ. Не дай Бог, ещё и Вторую мировую вспомнят. Тогда вообще надежда на спасение иссякнет.), «отщепенца социалистического общества», высшей меры наказания. Расстрелять, то бишь. Хотя, адвокат всячески пытался расположить суд к незаурядной личности подозреваемого. Напирая на его положительные качества, отличные характеристики, успехи в труде (откуда он это взял?), и отсутствие другой судимости… И еще об очень многом хорошем рассказывал… Однако же о принадлежности самого Кулинича к мощной спецслужбе не было сказано ни слова! А ведь убийство непокорного историка было прямым указанием этой организации!!! Всеволод не сомневался, что главный юрист в зале прекрасно знал об этом… Однако же… Судья согласно кивал головой, похоже, больше склоняясь к мнению защитника, нежели обвинителя. Вот тут Кулинич совсем расслабился… И в своём последнем слове долго не расшаркивался… Просто попросил, как ему настоятельно рекомендовал Рыдванцев, снисхождения к себе… Да, запутался, мол… Да, раскаиваюсь… Да, осознал… Признаю… Постараюсь искупить…