Эмигрант «первой волны». Часть первая. «Пепел империи»

Попов Андрей

Весной 1921-го года Врангель обратился к болгарскому и югославскому правительствам с запросом о возможности расселения личного состава Русской Армии в Югославию. Частям было обещано содержание за счёт казны, включавшее в себя паёк и небольшое жалование. Мирных беженцев стали размещать в балканских православных странах, откуда они постепенно перебирались и в другие европейские государства. Как правило, нелегально… Чуть выше уже писалось об этом.

Долгое время Врангель еще надеялся на продолжение борьбы с советской властью, но безуспешно. Оставшиеся воины постепенно стали размещаться в Сербии и Болгарии.

Белое движение в России практически прекратило свое существование. Но идея борьбы за возрождение России не умерла, принимая всё новые и новые формы…

Однако большевиков сильно тревожило пребывание на берегах Чёрного

моря армии, готовой по первому сигналу высадиться в Крыму или на Кавказе. Как только представилась возможность, красные попытались ее обезглавить.

В октябре 1921 года итальянский пароход «Адрия», следовавший из советского порта Батуми, свернул в сторону рейда и на полном ходу протаранил яхту, пустив её ко дну. В момент катастрофы барон был на берегу, но испугался сильно. Сразу же уехал в Сербию, которая была тогда частью Королевства сербов, хорватов и словенцев, то есть – будущей Югославией. Царствовал там старый приятель Врангеля, король Александр I. Он поселил барона в городке Сремски-Карловцы, позволив разместить там отряд из двух тысяч вооруженных людей. Вся остальная армия осталась на попечении Кутепова, который переправил её в Болгарию. 15 декабря 1921 года белые покинули Турцию навсегда.

Глава 4

«На чужбине» – (продолжение).

К тому времени белое командование давно продало свои пароходы, и Врангель не знал, чем дальше кормить армию. Кулинич, всё это время находившийся в приближении к свите Врангеля, загрустил. Для него стало ясным, что положение становится безвыходным. Вроде и солдаты, которых он весьма успешно обучал стрельбе, были прилежны… Но вот прежнего энтузиазма явно не наблюдалось. Да и сам барон как-то поутих в своём стремлении возродить Россию. Впрочем, может это он просто делал вид? Хотя, тут и там появлялись новые веяния, и новые планы захвата России. Кулиничу порой становилось смешно от таких нелепиц. Но время было такое, и он вынужден был выслушивать их, и порой одобрять.

Вопрос о «новой тактике», различных ее проявлениях и формах широко обсуждался в белоэмигрантских кругах «Рассчитывать на возможность улучшения политики военного командования после стольких неудачных опытов мы, очевидно, более не имеем права». Призывали к освобождению от «белого догматизма», к отказу от старых, не оправдавших себя методов борьбы. Правда, сразу же делалась оговорка, что не осуждается ни армия как таковая, ни вооруженная борьба. И уже считалось невозможным продолжение вооруженной борьбы под командой Врангеля, его офицерства и его политиков-чиновников».

Однако подчёркивалось, что перемена тактики вовсе не означает перемену цели борьбы. Сразу подвергалось критике упование только на «белые штыки». Собственно, это было логично. Принимавшие непосредственное участие в вооруженной борьбе психологически не могут оторваться от своего прошлого, хотя события и выбросили их в совершенно иную жизненную обстановку. Они все еще считали возможным продолжать борьбу в старой форме, не успев сознать, что объективные условия делают это совершенно невозможным. Что же касается русского народа, то он, не является инертной массой, над которой можно проделывать те или иные «опыты освобождения. Это, по их мнению, и было главным выводом из всего печального опыта гражданской войны. Повторимся в этой оценке…

В то время за рубежом, особенно в белоэмигрантских кругах, не было недостатка в пророчествах насчет скорого падения Советской власти.

Представители торгово-промышленного класса, как они себя называли, начали кампанию лжи против Советской России. Они приветствовали на своем съезде «мудрую и дальновидную политику правительств Франции, США, Швейцарии, Югославии», которые отказывались тогда от всяких сношений с Советской властью.

Творцы «новой тактики» пророчили гибель Советской власти, надеясь ещё и на обострение внутренних противоречий между классами рабочих и крестьян, и ослабление диктатуры пролетариата, развитие в стране социальной напряженности.

И тут вдруг… В конце 1923 года и весной 1924 года среди русской эмиграции вновь поползли слухи об интервенции в Советскую Россию. Наиболее озлобленная и оголтелая часть эмиграции восприняла известие о смерти Ленина как сигнал для возобновления своих авантюр. Ох, как зашевелилась вся эта братия!!!

В сентябре 1924-го года, находясь в Париже с кратковременным и полутайным визитом (а ведь так думалось многим эмигрантам. Боже, КАК они заблуждались!!!), Врангель

издал приказ об образовании «Русского Общевоинского Союза» (РОВС). В него включались все части, а также военные общества и союзы, которые приняли приказ к исполнению. Внутренняя структура отдельных воинских подразделений сохранялась в неприкосновенности. Сам же РОВС выступал в роли объединяющей и руководящей организации. Его председателем стал Главнокомандующий, общее управление делами РОВС сосредотачивалось в штабе Врангеля. С этого момента можно говорить о превращении Русской Армии в эмигрантскую организацию, при этом Русский общевоинский союз являлся законным преемником Белой армии. Об этом можно говорить, ссылаясь на мнение его создателей: «Образование РОВСа подготавливает возможность на случай необходимости, под давлением общей политической обстановки, принять Русской армии новую форму бытия в виде воинских союзов». Эта «форма бытия» позволяла выполнять главную задачу военного командования в эмиграции – сохранение имеющихся и воспитание новых кадров армии.

Казалось, что Врангель вновь поверил в возможность возвращения в Россию. Но… Как уже писалось ранее – «белое» движение практически захлебнулось… Вот тут-то Всеволод Кулинич и крепко призадумался. Однако вернёмся ещё чуть-чуть назад…

Как нам уже известно, в 1921 году в Королевство СХС прибыли около двух тысяч российских солдат и офицеров. Большинство из них организованным порядком устроились на пограничную службу, а также на строительство дорог и корчевание леса. На эту работу они устроились по контракту, и русское командование фактически утратило над ними контроль. Отметим, что албанский участок границы Сербии считался тогда самым опасным на всем ее протяжении. Туда, в основном, и направляли русских, и они профессиональным отношением к своим обязанностям быстро отбили охоту нарушать сербскую границу, сделав для албанцев ее переход смертельно опасным занятием. За это русских в Албании просто возненавидели. (Прошло ещё несколько десятков лет, но любить русских в том регионе больше не стали…)

Тем военным, кому не повезло устроиться в сербскую пограничную службу, пришлось реорганизоваться в трудовые части и искать группового трудоустройства на менее квалифицированных работах. Они были разоружены и покинули свои казармы, а их мечта о долгожданном «новом наступлении» против большевиков стала еще более туманной и недостижимой. Фактически остатки русской армии в будущей Югославии должны были быть переведены на самообеспечение, и к концу 1923 года этот приказ Врангеля уже был практически выполнен. При этом все работающие чины армии обязаны были выделять часть заработанного в общую кассу, которая использовалась для лечения, страховки, кредитования…

Ещё немного фактов… Сложности с устройством жизни в эмиграции возникли сразу же после эвакуации войск Врангеля и гражданских беженцев из Крыма. Большинство русских оказались в бедственном положении. Бриллианты, якобы зашитые в подкладке пальто, были чаще всего лишь «эмигрантским фольклором», успешно перебравшимся впоследствии на страницы советской «разоблачительной» беллетристики. Разумеется, были и бриллианты, и тетушкины колье, и подвески, но не они определяли общий тонус житейских будней эмиграции. Самыми верными словами для характеристики первых лет жизни в эмиграции будут, пожалуй, нищета, убожество, бесправие. Почему бежали из России? Революция!!! Сама революция грянула столь неожиданно и свершилась столь скоротечно, что даже те, у кого имелись накопления, не успели и ахнуть, как капиталы оказались реквизированными. Лишь единицы сумели перевести состояние за границу. К тому же революция была воспринята подавляющим большинством как насильственный захват власти, переворот. В сущности, мало кто верил, что большевикам удастся долго продержаться. Если сами большевики понимали, что удержать власть много труднее, чем захватить, то что же говорить о непосвященных? Кроме того, на первых порах казалось, что все не так страшно, пока не стала все туже и туже натягиваться тетива гражданской войны. Имущественные отношения новой власти и населения еще не были определены. Национализация банков, при которой капиталы потеряла лишь крупная буржуазия, не затрагивала интересов огромного слоя средних и мелких собственников и интеллигенции. Масштабы предстоящих экспроприации и реквизиций, выселений из квартир или подселений, «уплотнений», разделения населения на тех, кто имеет право на паек, и тех, кто такого права не имеет, еще никто не мог и представить.