Эмигрант с Анзоры
Шрифт:
– У вас небольшой свежий нарост на кости. После ранения. Это бывает. Я введу вам лекарство, боль пройдет. Сэн Энгиро… – он помолчал. – Вы с с какого мира? С Анзоры?
Вы хотите остаться жить на Квирине?
– Да.
– Вы употребляли… э… наркотики?
Я послушно рассказал про сенку. Интересно, откуда он знает?
– Чем вы болели? С детства, я имею в виду.
– Воспалением легких – два раза, – стал я вспоминать, – потом, этой… я не знаю, как это на линкосе. Черной сыпью. Ну там, простуды… Один раз руку ломал.
– Правую?
– Да. Один раз было сотрясение мозга… потом еще у нас почти каждое лето инфекционный понос… я не знаю, как это по-вашему называется. Еще мне в двенадцать лет аппендицит вырезали.
Врач кивнул.
– Да, все это понятно. А… вот эти белые шрамы – что это?
– А это не шрамы, – объяснил я, – это нам в детстве всем делают… ну, у нас в стране, в Лервене. Это личный номер, он у нас – как у вас фамилия. Без номера у нас нельзя, по номеру еду выдают и место в общине, и все. Считывается сканером специальным. Раньше просто цифры выкалывали.
Врач опустил глаза.
– Мы можем просто удалить этот участок кожи, – сказал он тихо, – это очень простая операция. Хоть прямо сейчас – хотите? Ведь теперь вам не нужен этот… номер.
Я молчал. Да, можно удалить. Очень просто, я знал уже, что это и не больно совсем – у них тут очень надежные обезболивающие средства. Но вот так – прямо сейчас?
Ведь это не прыщик удалить какой-нибудь. Надо же! Ведь живешь и совершенно не замечаешь этих насечек, никогда о них и не думаешь. И вдруг, когда тебе предлагают с ними расстаться – так страшно становится! Я даже не понимаю, что со мной произошло вдруг… Какой-то страх охватил, похожий на головокружение. Если словами это сформулировать, получится – ведь без этих насечек я стану совершенно другим человеком. Совсем другим! Хотя логически рассуждая, конечно, это не так – на что мне теперь этот номер? На Анзору я все равно уже не вернусь, да меня там и с номером расстреляют за милую душу. А здесь он ни к чему не нужен. Но страх – все равно…
Врач, видимо, понял мое состояние и сказал мягче:
– Ничего, это не к спеху. Меня зовут Ингор, – и протянул мне руку. Я назвал свое имя. Я знал уже, что здесь принято так знакомиться, и после знакомства уже не называют друг друга «сэн» и по фамилии, а только по имени.
– Ландзо, рука ваша, конечно, нуждается в лечении. Но у вас и весь организм не здоров. Вы говорите – жалоб больше нет. А вот как вы переносите полеты, скажем?
– Тошнит, – признался я.
– Так ведь это уже ненормально, – объяснил Ингор. – И выглядите вы не лучшим образом. Ландзо, давайте всерьез займемся вашим здоровьем.
И мы занялись всерьез. Врач ввел мне какой-то раствор, как он объяснил – в растворе плавали очень мелкие невидимые, меньше микробов, роботы, которые собственно обследуют меня изнутри. Он усадил меня в кресло, а сам открыл перед собой экран и долго туда смотрел и что-то диктовал циллосу.
Потом Ингор велел мне встать и снять рубашку – скету, то есть. Мне, конечно, не хотелось этого делать, я вообще раздеваться ненавижу, но что поделаешь? Врач зашел ко мне за спину и остановился.
– Так… а это что такое у вас?
И он ткнул пальцем прямо в болевую точку – надо сказать, точки после качалки остаются очень надолго, хотя и очень маленькие, но болезненные – жуть. Но только если прямо в них ткнуть. Я, конечно, взлетел на полметра.
– Больно?
Я отдышался и объяснил ему все про качалку. Ингор снова зашел за спину. Мне даже страшновато стало – что, если опять ткнет. Но он больше меня не трогал, только осмотрел эти точки тщательно.
– Одевайтесь, Ландзо… в принципе, уже все ясно.
Он сел за монитор и что-то там забормотал. Я оделся. Ингор оторвался от монитора и посмотрел на меня внимательно.
– Вам нужно будет, во-первых, привести биохимию в соответствие с нормой. И перестроить все эти ваши рубцы на легких, на костях. К тому же у вас нарушения мозгового кровообращения. Чтобы с этим разобраться, я приготовлю вам индивидуальные капсулы… Госпитализация не понадобится, справимся так. Но я бы очень рекомендовал вам психотерапию. А вот эти ваши… точки на спине. Если это то, что я думаю – мы пока ничего не сможем с ними сделать.
– Да они сами пройдут через несколько лет… а что это такое? – спохватился я.
– Пока я не могу сказать точно. – Ингор покачал головой, – позже. В следующий раз.
О насечках на запястье он больше не упоминал.
Я полюбил бродить по Набережной днем.
Делать-то особенно нечего.
Про учебу я еще не рассказывал – учиться здесь вообще плевое дело. Надеваешь на голову мнемоизлучатель, такой обруч будто металлический. Включил. Через полчаса снял – и уже все знаешь, что нужно. Информация переписывается прямо в мозг, как будто наш мозг – это компьютер (впрочем, так оно и есть отчасти). Ну правда, потом надо все-таки потренироваться – например, порешать задачки или физические упражнения поделать.
Я занимаюсь по программе, не торопясь. Часа четыре в день всего, да и из них два часа на физические упражнения – выдали мне какой-то комплекс, а еще я на тренажере занимаюсь в спортзале нашего дома. Изучаю все подряд – чтобы сдать экзамен на общее образование, а потом уже можно будет выбрать профессию. Изучаю математику, физику и астрофизику разную, основы навигации (это очень здорово и интересно), информатику, историю разных миров (тоже очень поучительно!), искусство и литературу Квирина и еще других миров, три космических языка, биологию, генетику и многое, многое другое, чего только я не изучаю, в общем.
Но это не так долго, а больше-то делать ничего не надо. По дому – никаких забот. Деньги сами на счет поступают… короче говоря, заняться нечем.
И – все время один. Все время. Как-то мне Рица позвонила, поинтересовалась, как и что… но и я, и она почувствовали – не о чем говорить. Она явно куда-то рвалась, торопилась уйти. Рассказать о своей жизни не могла – слишком уж все это мне чуждо, непонятно. Так, обменялись новостями – и разбежались.
Сэйн звонила два раза. С тем же эффектом. Спросила, как дела, не нужно ли чего… убедилась, что все в порядке, и… о чем еще говорить-то?