Эмигранты. Поэзия русского зарубежья

Бунин Иван Алексеевич

Города и годы

Старый Лондон пахнет ромом, Жестью, дымом и туманом. Но и этот запах может Стать единственно желанным. Ослепительный Неаполь, Весь пронизанный закатом, Пахнет мулями и слизью, Тухлой рыбой и канатом. Город Гамбург пахнет снедью, Лесом, бочками, и жиром, И гнетущим, вездесущим, Знаменитым добрым сыром. А

Севилья пахнет кожей, Кипарисом и вербеной, И прекрасной чайной розой, Несравнимой, несравненной. Вечных запахов Парижа Только два. Они все те же: Запах жареных каштанов И фиалок запах свежий. Есть чем вспомнить в поздний вечер, Когда мало жить осталось, То, чем в жизни этой бренной Сердце жадно надышалось!.. Но один есть в мире запах, И одна есть в мире нега: Это русский зимний полдень, Это русский запах снега. Лишь его не может вспомнить Сердце, помнящее много. И уже толпятся тени У последнего порога.

Люблю декабрь…

Люблю декабрь за призраки былого, За все, что было в жизни дорогого И милого, бессмысленного вновь. За этот снег, что падал и кружился, За вещий сон, который сладко снился, Как снится нам последняя любовь. Не все ль равно? Под всеми небесами Какой-то мир мы выдумали сами И жили в нем, в видениях, в мечтах, Играя чувствами, которых не бывает, Взыскуя нежности, которой мир не знает, Стремясь к бессмертию и падая во прах. Придет декабрь… Озябшие, чужие, Поймем ли мы, почувствуем впервые, Что нас к себе никто не позовет? Что будет елка, ангел со звездою И Дед Мороз с седою бородою, Волшебный принц и коврик-самолет. И только нас на празднике не будет. Холодный ветр безрадостно остудит Усталую и медленную кровь, И будет снег над городом кружиться, И, может быть, нам… наша жизнь приснится, Как снится нам последняя любовь.

Послесловие

Жили. Были. Ели. Пили. Воду в ступе толокли. Вкруг да около ходили. Мимо главного прошли.

Исповедь

Милостивые государи, Блеск и цвет поколения! Признаемся честно В порыве откровения: Зажглась наша молодость Свечой ярого воска, А погибла наша молодость, Пропала, как папироска. В Европе и Америке Танцевали и пели — Так, что стены дрожали, Так, что стекла звенели; А мы спорили о боге, Надрывали глотки, Попадали в итоге За железные решетки, От всех семи повешенных Берегли веревки, Радовались, что Шаляпин Ходит в поддевке, Девушек не любили — Находили, что развратно, — До изнеможения ходили В народ и обратно; Потом… То, чего не было, Стало тем, что бывает. Кто любит воспоминания, Пусть вспоминает. Развеялся во все стороны Наш прах неизбывно. Не клюют его даже вороны, Потому что им противно.

Искания

Какая-то личность в простом пиджаке Вошла на трибуну с тетрадкой в руке, Воды из графина в стакан налила И сразу высокую ноту взяла. И так и поставила тему ребром: — Куда мы идем? И зачем мы идем? И сорок минут говорила подряд, Что все мы идем, очевидно, назад. Но было всем лестно, что всем по пути, И было приятно, что если идти, То можно идти, не снимая пальто, Которые снять и не думал никто. И вышли, вдыхая осеннюю слизь, И долго прощались, пока разошлись. И, в сердце святую лелея мечту, Шагали и мокли на славном посту.

Когда мы вспомним

Никто не знал предназначенья, И дар любви нам был вручен, И в страшной жажде расточенья И этот дар был расточен. Но кто за нежность нас осудит, Казнит суровостью в раю? И что в сей жизни главным будет, Когда мы вспомним жизнь свою?

Уездная сирень

Как рассказать минувшую весну, Забытую, далекую, иную, Твое лицо, прильнувшее к окну, И жизнь свою, и молодость былую?.. Была весна, которой не вернуть… Коричневые, голые деревья. И полых вод особенная муть, И радость птиц, меняющих кочевья. Апрельский холод. Серость. Облака. И ком земли, из-под копыт летящий, И этот темный глаз коренника, Испуганный, и влажный, и косящий.