Эмиль Гилельс. За гранью мифа
Шрифт:
Исполнение Эмилем Гилельсом Концерта Чайковского привлекло в тот вечер до трех с половиной тысяч восхищенных слушателей, заполнивших огромный зал. Под конец вся публика поднялась с мест и разразилась долго не смолкавшими аплодисментами. Трактовка Гилельса отличалась большим своеобразием, и музыкальные критики разошлись в своих оценках. (Обратите внимание — в чем именно. — Г. Г.).
Рецензент газеты „Вашингтон пост“ нашел, что пианист наложил свой отпечаток на весь концерт и получил от дирижера поддержку; между солистом и оркестром царило почти полное единодушие. „Вашингтон ивнинг стар“ такого единодушия не отметила, но и ее критик писал: „При исполнении Концерта Чайковского г-н Гилельс обнаружил все те чудесные качества, которые делают его столь волнующим артистом для слушателя: совершенно ослепительную технику, жилку чистейшей поэтичности, колоссальную мощь и исключительное владение всеми пианистическими средствами. Со времен Горовица никто не потрясал слушателей такими стремительными октавами в последней части, а прозрачная ясность более спокойных страниц партитуры приобрела чарующую прелесть“.
На следующий день рано поутру Эмиль Гилельс с супругой осмотрели Белый Дом, а затем отправились в Библиотеку Конгресса, где устроена выставка наиболее драгоценных
Не так уж много времени провел пианист в Библиотеке Конгресса (вечером концерт. — Г. Г.), но успел покорить всех своим добродушным остроумием, скромностью и дружелюбием. Расставание было проникнуто искренним сожалением, и д-р Спивак выразил чувства всего музыкального мира Америки, когда, прощаясь с посетителем, он высказал надежду на то, что в будущем визиты г-на Гилельса в Соединенные Штаты станут еще более частыми и еще более продолжительными».
Я уже имел случай оговориться, что не ставлю перед собой задачу «перечислять» все гилельсовские маршруты и сознательно опускаю — в некоторых случаях до поры до времени — разговор о многих странах, где проходили его гастроли.
Томас Манн высказал такую мысль: «Признание за границей — это прижизненное признание потомства». Гилельсу посчастливилось узнать это признание будущих поколений.
Выступления на Родине
Но пора, наконец, возвратиться на нашу землю. Ведь гилельсовская деятельность протекает параллельно — и там, и здесь, — и разделение, понятно, чисто условное. Гилельс везде, разумеется, «такой же» — где бы ни играл.
Не берусь воссоздать полную картину его деятельности в первое послевоенное десятилетие — намечу лишь только «основные направления». Концерты его проходят в громадных залах культурных центров и в отдаленных поселках — их график чрезвычайно уплотнен.
Репертуар постоянно расширяется. Упомяну, к примеру, некоторые крупные сочинения с оркестром; это d-moll’ный и Пятый Бранденбургский концерты Баха, Первый концерт Мендельсона, Andante spianato и Большой блестящий полонез Шопена, Симфонические вариации Франка, леворучный Концерт Равеля, Четвертый концерт Рахманинова…
Нередко Гилельс включает в свои программы произведения, не входящие в «привычный» список. Он играет Гранадоса и де Фалью — композиторов для нас тогда достаточно экзотических. И русская музыка, разумеется, «не отстает». Гилельс дает жизнь Алябьеву, который предстает композитором широкого диапазона, а не только автором «Соловья». Гилельс играет Квинтет, Трио, Сонату для скрипки и фортепиано; в начале нового столетия одна из зарубежных фирм выпустит все эти записи на компакт-диске. Впервые исполняет Гилельс никому не известное недавно найденное Трио Бородина.
В связи со сказанным — коротко об ансамблевой сфере, занимающей в гилельсовском исполнительстве важное и, если можно так выразиться, естественное место. Дело в том, что игра солиста в ансамблях обставляется, бывает, особыми «преимуществами», вроде: икс достиг зенита в своей области и ему уже тесно в пределах фортепианной музыки и клавиатуры; что же ему остается, как не расширить свои «владения», конечно же, на радость всем нам, — ведь мир музыки необъятен. С Гилельсом было не так — никакого специального «подчеркивания»: он просто играл, к примеру, камерного Бетховена, как и играл Бетховена в других его ипостасях. Камерный репертуар его всеобъемлющ: Бах, Вивальди, Гендель, Гайдн, Моцарт, Бетховен, Шуберт, Шуман, Брамс, Франк, Сен-Санс, Форе, Кюи, Чайковский, Шостакович, Прокофьев… Многое, к счастью, осталось в записи. Гилельс играет с сестрой и с Леонидом Коганом, с валторнистом Яковом Шапиро и флейтистом Александром Корнеевым. Наконец, по инициативе Гилельса сложился спаянный и постоянно действующий коллектив — трио, куда вошли молодые Леонид Коган и Мстислав Ростропович. Слушая сейчас записи трио Гилельс — Коган — Ростропович, поражаешься высочайшему художественному уровню, хотя трудно ожидать чего-то иного от сотрудничества таких музыкантов. Сильнейшее впечатление, как и многое другое, оставляют Большое трио B-dur Бетховена, трио «Памяти великого артиста» Чайковского.
На редкость «успешным» стал и фортепианный дуэт Гилельс — Зак, было исполнено едва ли не все, что написано для двух фортепиано.
Но продолжу о Гилельсе-солисте. В обстановке недоброжелательства и подозрительности к новому западному искусству Гилельс «открыто» играет импрессионистов, что, конечно, способствует изменению
Видите: случайные, «различные» композиторы; что поделаешь — поиски…
О Самуиле Фейнберге скажу особо. Это композитор громадного дарования; Мясковский в одном из писем укорял Прокофьева: «Мне очень… жаль, что Вы поверхностно и невнимательно отнеслись к сочинениям Фейнберга — это ни в какой мере не Метнер, а нечто вполне самобытное, разве чуть-чуть Скрябин из последнего этапа. Это очень сильная индивидуальность и яркий стилист». Многие музыканты и рецензенты, в том числе зарубежные, высоко ставили его музыку. Анатолий Александров, считая коду Шестой сонаты Фейнберга гениальной, говорил: «Если бы мне предложили выбрать из всей музыкальной литературы десять самых лучших мест, я бы включил в это число коду из Шестой сонаты». К сожалению, Фейнберг неоценен и обойден исполнителями. Гилельс, сыграв сразу же после автора труднейший четырехчастный Концерт, совершил благородный и «невыгодный» поступок. Любому другому небезызвестному исполнителю такое было бы преобязательно «зачтено»; здесь же — походя: вкусы не определились, нащупывает, случайно набрел… А в хронографе концертной деятельности Гилельса — приложенного к книге Л. Баренбойма — это его выступление (в сезоне 1946/47 годов) вообще не обозначено.
Теперь — о непреходящей заслуге Гилельса: возвращении на эстраду музыки Метнера, этого, по слову Рахманинова, великого композитора. Метнер находился под негласным запретом — и потому, что эмигрант, и еще Бог знает почему. Никто не решался подать голос. Музыканты (с большой буквы) помалкивали. Свое слово веско сказал Гилельс. Он не только сыграл Метнера в концерте (Сонату g-moll), что было для многих ошарашивающим событием, — Гилельс играет «нового» композитора! — но и опубликовал о нем статью в журнале «Советская музыка». Возрождение Метнера началось — путь открыт. В те дни Гилельс получил письмо от просвещенного любителя музыки инженера Л. И. Винокура, — письмо интереснейшее; привожу его почти полностью.
2/XII — 1953
Уважаемый Эмиль Григорьевич!
С величайшей радостью и благодарностью я прочел в 12-м номере «Советской музыки» Вашу заметку о Н. К. Метнере, которая, надеюсь, явится началом возрождения у нас исполнения и изучения творчества одного из самых замечательных композиторов мира. До чего же мы «расточительны»! Мы можем годами повторять в концертах одно и то же и в то же время держать под спудом сокровища. Я старый москвич, слушаю музыку с 1915 года. Неоднократно слышал игру Метнера и Рахманинова, к величайшему горю уже не застал в живых Скрябина. Трудно понять, как могли забыть наши пианисты и певцы, что имеется на свете музыка высокого благородства, немеркнущей красоты и силы, живых чувств — музыка Метнера. Известно, что до поры до времени много играл Метнера — А. Шацкес. Но потом — очевидно ему не велели его играть. Вы один раз в Большом зале исполнили «Сонату-воспоминание» и замолкли. Один раз целую программу Метнера играла Л. Сосина. Но все это было до борьбы с космополитизмом, когда вместе с водой выплеснули и ребенка.
И ведь до чего дошло дело! Я собственными ушами слышал доклад Б. В. Асафьева (в зале Чайковского) о Пушкине в музыке, где высоко была оценена метнеровская «Похоронная песня» (с моей точки зрения, это — наряду с тютчевской «Бессонницей», романс гениальный, который, как передавали, потряс в свое время Ф. И. Шаляпина). А при опубликовании этого доклада в «Сов. Музыке» строчки о Метнере были выброшены!!
…Ну — все это теперь позади!
Теперь будем ждать Вашего концерта с g-moll’ной Сонатой и, надеемся, со многими другими вещами Метнера. Стоит только вспомнить «Картины» op. 1, «Сказки» ор. 8, 9, 14 (гениальная вторая, е-moll’ная), помимо упомянутых Вами, а «Сказка эльфов»? А Соната ор. 5, обе из ор. 25, с грандиозной, посвященной Рахманинову, е-moll’ной! А 2-й и 3-й циклы «Забытых мотивов», например, Canzona matinata? Danza col canto, изумительный «Дифирамбический танец», не говоря уже о всем 1-м цикле! А фортепианные концерты! Почему они не исполняются? Верно ли, что в Англии Н. К. закончил 3-й концерт?..
(А чудесные «Новеллы» op. 17, по крайней мере, две первые).
Да — трагично, что он уехал из России. В каком бы он был у нас почете! (Вот это сомнительно. — Г. Г.). Но смерть примиряет. Ведь это был огромный музыкант и дивной души человек, горячо любивший Россию и звание русского артиста. Вспомните его письмо в редакцию «Музыки» (до революции) по поводу оскорбления, нанесенного ему как русскому артисту — Менгельбергом, голландским дирижером!
Посылаю Вам две фотографии, которые я сделал (репродукции) с имеющихся у меня портретов Метнера. Очень редкий, помещенный в журнале «Музыкальный мир» № 4 за 1905 год.
В этом же № дана рецензия А. Борисова (не знаю, кто это был, — на op. 1, 3, 4, 5. (А. Борисов — это Александр Борисович Гольденвейзер. — Г. Г.) Рецензия большая, обстоятельная, честная, чуткая и поразительная по проницательности. Давая высокую оценку названным сочинениям (отмечая и недостатки), автор рецензии заканчивает так: «Итак, в лице Н. Метнера, мы имеем, несомненно, оригинальное крупное дарование, от которого мы вправе ожидать в будущем многого.
Будем надеяться, что ожидания эти сбудутся…» Это было написано в 1905 году! Ожидания сбылись с избытком… и Метнер, однако, исчез с советской эстрады.
А уж наши певцы! они могут 1000 раз повторять арию Каварадосси или другие, очень хорошие, но очень известные арии и романсы и проходить мимо перлов Метнера на слова поэтов, названных Вами, и на слова Гёте, где такая вещь, как «Мимоходом», достойна Шумана и Шуберта.
Простите, Эмиль Григорьевич, за «излияния». Тому причиной — Ваш замечательный почин в деле возрождения Метнера. Я уже думал, что умру и не дождусь исполнения Метнера на советской эстраде.