Эмма и сфинкс
Шрифт:
– Алло?
– Эммочка, с днем рождения! Желаю всего-всего! И здоровья особенно! Как делишки, как празднуем?
Иришка, старая Эммина приятельница еще по институту, всегда отличалась великолепной небрежностью во всем. Она вечно опаздывала на репетиции, теряла деньги, вещи и документы, забывала текст роли, путала не только чужие дни рождения - даже свой однажды забыла и на поздравительную телеграмму от матери долго глядела, выпучив глаза.
При всем при этом Иришка благополучно работала в академическом театре, получила "заслуженную" в двадцать пять
– Спасибо, Ирочка, - сказала Эмма, невольно улыбаясь.– Вчера отпраздновала.
– А-а-ай!– длинно вскрикнула Иришка.
– Вот башка моя, вечно забуду, ты прости дуру, лучше ведь позже, чем никогда... Слушай, тем лучше. Раз гостей у тебя сегодня нет, может, выберешься к нам? У нас с Ванькой почти юбилей, пятнадцать лет и одиннадцать месяцев как женаты... Винишко есть хорошее, тортик там, спектакля нет в кои-то веки, давай, а?
– Нет, спасибо, - сказала Эмма почти испуганно.– Ване привет, конечно, но у меня сегодня... Вот если бы заранее... Нет, нет, спасибо, но сегодня не получится никак.
Иришка с мужем жили в получасе езды на маршрутке. В ответ на звонок за дверью послышалось сперва утробное "Гав! Гав!", потом решительное "Фу!" Ивана, потом смех Иришки, потом лай удалился и стих так внезапно, будто пес провалился в преисподнюю.
На мгновение потемнел светлый глазок на двери; щелкнул замок, и Иришка, высокая, полногрудая, в восточном шелковом халате до пят, раскрыла Эмме объятья.
– Поздравляю, - сказала Эмма, тыча ей в руки букет осенних астр. Все-таки пятнадцать лет и одиннадцать месяцев...
– Это мы тебя должны!..– громко обрадовалась Иришка.– У нас и подарок!.. Боже, ну ты так редко заходишь, я понимаю, жизнь эта долбаная, закрученная, но надо же себе делать праздники, если сам себя не порадуешь, то кто?.. Давай-ка за стол, за стол, мы тут с Ванькой уже бутылочку - это, а тортик ждет, не надрезали, тебя ждали...
Иван, Иришкин муж, когда-то учился с Эммой на одном курсе, но в театре не работал ни дня - у него обнаружились стихийные способности к предпринимательству, и за несколько лет он успел пройти путь от челночника с клеенчатыми сумками до главы крупной и уважаемой фирмы.
– Привет, Ваня, - Эмма улыбнулась.
Иван галантно ткнулся губами в ее руку; у него были жесткие щекотные усы.
– Сейчас Офелию выпущу, - сказала Иришка.– Эммочка, ты, главное, резких движений не делай. Пусть она понюхает, освоится...
Офелия рождена была для роли Собаки Баскервилей. Эмма никогда не боялась ее - может быть, потому, что не представляла до конца, на что собачка способна. А супруги представляли - и потому первое явление Офелии гостям всегда сопровождалось тысячей предосторожностей.
Эмма дала себя обнюхать. Потом Офелия, шумно сопя и топая, проследовала в дальнюю комнату и там, судя по грохоту, улеглась.
Стол был накрыт прямо на кухне - благо кухня у супругов была размером с небольшой стадион. В центре стола помещался какой-то многоэтажный, перспективного вида тортик килограммов на пять.
– Какую ты хочешь музыку?– хлопотала Иришка.
– А... больше никого не будет?– растерянно спросила Эмма. Она знала, что вечеринки в этой квартире устраивались обычно многолюдные.
– Да понимаешь ли, все экспромтом, под настроение... Мигаевы еще собирались, но у них Санька заболела, наверное, грипп.– Иришка перебирала диски под настенной лампой, блики от маленьких круглых зеркал метались по потолку.
– Вот, это новенькое... Ставить?
– Давай, - согласилась Эмма. И сделалась музыка.
Иван резал торт. На широкий светлый нож налипали шоколадные кусочки крема. Иришка говорила и говорила, речь ее сочеталась с музыкой, две звуковые дорожки - инструменталка и болтовня - переплетались, не мешая друг другу.
– А как Игорешка?– спросила Эмма, когда в Иришкином монологе случилась небольшая пауза.
– Отлично, - отозвался Иван.– Поступаем вот... Серьезно поступаем.
– В этом году?– изумилась Эмма.
– Уже?
– Уже.– Иришка заняла свое место за столом.– А еще вчера, кажется, под ногами крутился...
– Ну, давай за Эмкин день рождения.
И, прежде чем Эмма успела согласиться или возразить, бокалы сдвинулись, и тост был реализован.
– Будь здорова, Эммочка!– провозгласила Иришка, облизывая напомаженные губы.– Сама знаешь, как мы с Ванькой тебя любим... Ну, расскажи, чего нового?
– Ничего, - сказала Эмма.– Сказку вот на Новый год репетируем. Честно говоря, фигня редкостная. Лучше бы "Двенадцать месяцев" взяли.
Иришка покивала:
– Да-да... Знаешь, Лопатова замуж вышла?
– Да ты что?!
Некоторое время они ели торт, обсуждая жизненные перипетии старых друзей и врагов, и ближних и дальних знакомых, их детей, племянников и зятьев.
– Ерунда!– Иришка энергично подпрыгнула на стуле.– Игорешка и думать не думал, какой там театральный, ты что... Он же серьезный мужик у нас... Он фундаментальный мужик, хорошо знает, чего хочет, уже сейчас программы пишет недетские... Математику любит, - Иришка почему-то понизила голос:
– По математике у него - один очень интересный мужик. Берет он, конечно, бабок немерено... Но - гарантирует. С гарантией работает. Причем поступают не то чтобы пошло, по блату - нет. Все, за кого он брался, все по математике имеют пять, куда ни ткнись... Вот и сейчас сидят, занимаются. Три раза в неделю - понедельник, среда, пятница...
– У меня по математике трояк был, - признался Иван.– Когда смотрю, какие Игореха задачи берет - кайф испытываю, ей-богу.
– А наш Росс и в самом деле интересный мужик, - продолжала Иришка вполголоса.– Ростислав Викторович. Не от мира сего, знаешь, как в книжках. Сумасшедший ученый, вроде того. Пишет книги какие-то, говорят, в них академики ни черта не понимают, но если понимают - волосы рвут. От счастья. Вроде гениальный он. Признают - Нобеля дадут...