Эммануэль. Верность как порок
Шрифт:
– Мне это не нужно, – отвечает Эммануэль, глотая одну за другой две ложки. – Но если это намеренная инсинуация, то я не верю, что вы способны на такую низость.
– Это не инсинуация, а рецепт.
Закончив с бутербродами, Эммануэль атакует сахарную розу, чередуя ее с кусочками банана.
– Не смотрите на меня так, – протестует она, смеясь. – Вы знаете, что эмоциональный спад вызывает потребность в сладком.
– Таким образом, я все правильно предусмотрела.
Эммануэль продолжает есть. И вдруг она понимает,
– Не может быть! Это какое-то проклятие. Я не могла поглотить столько еды.
Сильвана не отвечает.
– А что это такое зеленое?
– Это для пищеварения.
Эммануэль наливает стакан и пьет. И на миг ей вдруг кажется, что ее глаза выскочили из орбит, что она вся опустошена мощным внутренним пожаром.
– Дьявольщина. Вы должны были предупредить меня, что в этой стране производят зелье на основе козлиных хвостов и спермы дракона.
– Хотите еще?
– А что будет потом?
– Еще один глоток, и вы выпрыгнете из постели, а потом будете кричать и звать слугу, чтобы унять свой пыл.
– Почему слугу? Вы для этого не подходите?
– Сейчас, – отвечает Сильвана ледяным тоном, – вы примите ванну, а я пока приготовлю для вас то, что я нашла в вашем гардеробе.
И она бросает на кровать строгий костюм от Шанель – жакет из розового ситца, белую плиссированную юбку и жемчужное ожерелье.
– Видите, я делаю вам уступку: декольте округлое. Но я требую, чтобы было надето это ожерелье!
– А разве не лучше будет какая-нибудь мелочь от Жана-Поля Готье? Что-нибудь в стиле Мадонны, когда она исполняет песню «Меркантильная особа»?
Не реагируя на юмор, Сильвана смотрит на часы:
– Ровно три четверти часа. Я не могу дать вам ни секунды больше.
Затем она достает свой ежедневник с записями:
– В полдень – встреча с Брунори, антикваром, у которого вы покупаете этрусские вазы и картины на общую сумму в триста миллионов лир.
Хоть Эммануэль и не заботится о финансовых вопросах, но она все же восклицает:
– Но у меня нет таких денег! Я не знаю, сколько дал мне Жан, но я уверена, что там нет и четверти такой суммы.
– У вас есть намного больше. Не волнуйтесь.
– И что все это значит? Я должна купить какие-то произведения искусства, список предварительно согласован… но я даже не знаю об этом. Что за картины?
– Современные работы. Один Фонтана, два Гуттузо. Поддельные, кстати. Но не волнуйтесь ни о чем: я буду платить за вас. Проконсультируйтесь со мной, когда антиквар будет показывать вам свой хлам. Я сделаю утвердительный знак. О цене не спорьте.
– Но для чего все это?
– Надо, чтобы об этом узнали. Чтобы средства массовой информации начали разглагольствовать о сумасшедшей иностранке, глупой и красивой, которая скупает все подряд и платит в три раза дороже истинной цены. Завтра об этом затрещат все газеты… В 12:30 мы едем на площадь Испании
– Но у меня нет кольца для девочки.
– Вот оно.
Сильвана снимает с пальца золотое кольцо, в центре которого инкрустация из аметиста.
– Прекрасно.
– Вы будете носить его до 12:45. А потом отдадите его малышке.
– Она хотя бы красива? – с отчаянием спрашивает Эммануэль.
– Очень красива. Вы даже можете поцеловать ее. Будем надеяться, что они позаботятся о том, чтобы она была чистенькая.
Эммануэль дуется. Она не любит, когда ее используют.
– Я не буду ее целовать. Я дам ей пощечину, чтобы она упала на землю. Я предупреждаю вас. Если меня не поставят в известность относительно всей этой истории, я не сделаю больше ни шага, не скажу ни слова. Это ясно? Я приехала сюда потому, что ни в чем не могу отказать своему мужу. И если бы у него было время, он обязательно бы мне все объяснил. Поэтому я прошу вас сделать это вместо него.
– Что вы хотите знать? – подчеркнуто терпеливо спрашивает Сильвана. Она садится на кровать и бросает беглый взгляд на часы: – Я назначила встречу с фотографами и телевизионщиками на площади Испании. Потом вы сами сможете выбрать свои фотографии, которые вам больше всего понравятся. Кроме того, в час мы уже должны быть на аперитиве в кафе «Греко». Там вам представят двух дипломатов, известного писателя и княгиню.
– И что я должна делать?
– Ничего. Принимать приглашения, о которых я позабочусь сама.
– Понятно, – вздыхает Эммануэль, поднимаясь и собираясь в ванную.
Она останавливается, поворачивается, пальцами распускает волосы и встает перед Сильваной, которая еще сидит, так, что ее живот оказывается в нескольких сантиметрах от ее лица. Пусть будет хотя бы так!
– Я понимаю. Пусть будет так: я не хочу ничего знать. Все это слишком глупо для меня. Думайте об этом сами. А в этой лачуге есть горячая вода?
Она идет в ванную. Сильвана ей не ответила. Эммануэль уверена, что ее хозяйка будет мастурбировать, как только она удалится. И она специально оставляет дверь приоткрытой…
– Естественно, я обожаю их. Каждый вечер я их раздеваю, снова одеваю, укладываю одну за другой. И я обнимаю мою любимую, ту, у которой более тонкие черты…
– Нет, конечно, это не материнские поцелуи. Я люблю разогревать их холодные щеки своими ласками. Мне кажется, что я наслаждаюсь со спящим ребенком…
– Разве вы не знаете, мадам, – бросает худой молодой человек в небрежной одежде, – что торговля слоновой костью в Европе запрещена?
– Массовое убийство слонов оставляет вас равнодушной? – добавляет темноволосый журналист, подстриженный очень коротко, в «экологическом» стиле.