Эмпириомонизм
Шрифт:
Было бы в высшей степени ошибочно придавать особенное решающее значение тому факту, что все непосредственные «измерения» и «соизмерения» психических процессов отличаются крайней приблизительностью и неточностью, и отрицать на этом основании энергетическое понимание психики. Кто знаком с фактическими применениями энергетики в естественных науках, тому хорошо известно, как далеко простирается ее научное значение и за пределами точных измерений, там, где они технически не удаются. Область действительно точных измерений, в сущности, очень узка; но и при их отсутствии энергетическая точка зрения в массе случаев приводит к научно важным выводам. Очень часто — едва ли не в большинстве случаев — она даже создает возможность технически точного измерения явлений, позволяя вместо одних, трудно измеримых, подставлять другие, легко поддающиеся измерению. Это, как увидим, относится и к сфере психического опыта.
Если вопрос об измеримости психических процессов не представляет никаких принципиальных затруднений, то вопрос об их эквивалентностиуже
Энергетическая эквивалентность выражает идею всеобщей непрерывностиявлений, которая требует, чтобы с устранением из опыта одного комплекса элементов выступал другой, связанный с ним определенным количественным отношением. Но психический опыт, взятый в его непосредственной форме, есть область прерывающихсяотношений: в глубоком сне, обмороке, смерти течение психического опыта временно или окончательно прекращается, в различных фазах сознательной жизни оно резко изменяется как по интенсивности, так и по экстенсивности переживаний. Ясно, что идея эквивалентности, примененная к непосредственному психическому опыту в отдельности, создала бы только ряд противоречий. Следовательно, идея эта может получить реальный смысл только по отношению к более широкой сфере явлений, чем один психический опыт, — по отношению к опыту в его целом, миру физическому и психическому вместе. Между тем физический опыт уже сам по себехарактеризуется непрерывностью; присоединить к его эквивалентным замещениям процессы психического ряда, процессы прерывающиеся, значило бы, по-видимому, только нарушить его собственную непрерывность. Получается такая дилемма: либо отказаться от психоэнергетики, либо допустить нарушение непрерывности физического опыта. Большинство философов принимает первое решение, приходя к безнадежному дуализму метода [72] . Принять же второе — значит превратить физический опыт в нечто фантастическое, отняв у него основную его черту, его «конститутивный признак» — непрерывность. Оба решения малоутешительны.
72
К этому сводятся так называемые «критические» аргументы против психоэнергетики, основанные на «законе сохранения механической энергии» (выражение А. Риля), т. е. на непрерывности физического опыта.
К счастью, эмпириомонизм не связан самой дилеммой — он в силах устранить ее, выйдя за ее пределы. Он дает возможность энергетически познавать психику, не нарушая энергетической непрерывности физического опыта. Каким образом достигает он этого?
Между «психическими» и «физиологическими» явлениями жизни существует определенный параллелизм, точнее — определенная функциональная зависимость. Но там, где между различными рядами элементов опыта имеется такая зависимость, самые эти ряды представляют не различные объекты для познания, а один объект [73] . Психическое явление и соответственный физиологический процесс следует считать не различными энергетическими величинами, а одной и той же величиной. Это — различные способы восприятия процесса жизни, и они так же мало могут быть разъединены энергетически, как тело, воспринимаемое путем зрения, и то же самое тело, воспринимаемое путем осязания. «Параллелизм» обеих «сторон» жизненного процесса здесь такой же, как параллелизм оптического и тактильного ряда элементов, образующих определенное «физическое тело»; и здесь и там закон сохранения энергии отвлекается от разнообразия элементов, опираясь на единство отношений.
73
Здесь не приходится повторять обоснование этого положения. Оно дано в статье «Идеал познания» (наст. изд., Книга первая. — Ред.).
Все это становится особенно простым и понятным с точки зрения «второго эмпириомонистического положения». Положение это устанавливает всеобщий параллелизм «жизни физиологической» и «непосредственных переживаний» и сводит этот параллелизм к отношению между «отражаемым» и «отражением». Если физиологический процесс есть отражение «непосредственных переживаний», именно отражение их в социально-организованном опыте живых существ, то очевидно, что создавать из того и другого отдельные объекты для монистического познания не имеет никакого смысла: это было бы все равно что считать за отдельные объекты познания планету, наблюдаемую прямо глазом, и ту же планету, видимую при посредстве вогнутого зеркала рефлектора.
Таким образом, мы всегда имеем право и основание заменять в энергетическом исследовании психический процесс его физиологическим отражением, и наоборот, смотря по тому, что из двух для нас доступнее и удобнее; например, когда не выяснен физиологический процесс, но легко наблюдается соответственный психический, лучше подставить второй вместо первого; когда психический процесс не поддается измерению, можно попытаться измерить вместо него физиологический.
2.
Философское исследование психического мира ставит своей задачей выработку объединяющейточки зрения на все различные процессы, протекающие в этой области. Таким образом, разложение психического опыта на его элементы здесь может иметь значение только подготовительной работы, но не более: собственно философское исследование начинается там, где выясняется отношение этих элементов к психическому целому, где решается вопрос о том, каким способом координируются они в психическую систему, как организуется психика.
Подчиняя психический мир всеобщему принципу энергетики, мы сразу получаем первую чисто количественную постановку вопроса, который только что формулировали. В этой постановке его следует выразить так: в каком отношении находятся отдельные переживания и их элементы, взятые как величины, и притом энергетические, к психической системе как интегральной энергетической величине? И сразу же получается первый и самый общий ответ, вытекающий из самого понятия о величине; он будет, очевидно, такой: для психического целого отдельные переживания и их элементы могут являться положительными или отрицательными величинами, увеличивающими или уменьшающими сумму энергии этого целого [74] .
74
Читатель, знакомый с математикой, заметит, конечно, что в этой концепции последние элементы психики играют роль дифференциалов по отношению к ее целому как интегралу. И это отнюдь не просто аналогия, а законное математическое определение данных процессов как изменяющихся величин энергии.
Но пусть читатель не опасается, что мы потащим его в область псевдоматематической фантастики в духе психологии Гербарта. Энергетика с ее строгими методологическими требованиями не дает простора для таких форм творчества, если бы мы и пожелали ими заняться. Она прежде всего — метод количественного описания того, что дано в опыте.
В эту отвлеченную формулу данные биомеханики и психологии позволяют сразу же вложить более конкретное психическое содержание. Возрастание и уменьшение энергии психической системы тожественно с непосредственным возрастанием и уменьшением ее жизнеспособности; а колебания непосредственной жизнеспособности выражаются психически в чувствованиях удовольствия и страдания, в так называемом «аффекционале»*. Энергетическая формула превращается в психологическую: положительный аффекционал переживания (удовольствие) познавательно тожествен с возрастанием энергии психической системы, отрицательный (страдание) — с уменьшением [75] .
75
Мы не можем повторять здесь всего обоснования этого положения — оно дано в наших работах: «Познание с исторической точки зрения» (СПб., 1901, с. 13–23) и «Жизнь и психика (Эмпириомонизм в учении о жизни)» (наст. изд., Книга первая. — Ред.).
Наша точка зрения в данном вопросе далеко не совпадает с общераспространенными взглядами; но во всем существенном она соответствует — при очень большой, конечно, разнице в форме выражения — воззрениям Б. Спинозы и Т. Мейнерта.
Итак, если человеку «приятно», например, видеть лицо А и «неприятно» видеть лицо В, то это означает, что одно переживание — восприятие А, — вступая в систему психического опыта, увеличивает сумму ее энергии, тогда как другое переживание — восприятие В — уменьшает эту сумму. Все переживания обладают положительным или отрицательным аффекционалом — «безразличный» аффекционал есть только предельная величина того и другого; а потому все переживания энергетически соизмеримы по их отношению к психической системе. Эта специальная форма их соизмеримости и послужит основой нашего исследования.
«Приятное есть то, к чему стремятся, неприятное — то, чего избегают» — формулу эту трудно назвать даже определением, это — почти простая тавтология. И однако, ее жизненное значение громадно: к ней в конечном счете сводятся все принципы прикладной психологии — педагогики, политики, морали — все методы юридического и нравственного воздействия одних людей на других.
Всякое психическое переживание — будет ли это волевой акт, или восприятие, или представление, — раз оно характеризуется окраской удовольствия, обнаруживает тенденцию упрочитьсяв данной психической системе, вытеснить те переживания, которые не имеют такой окраски, оно устраняется все с большим сопротивлением, удерживается и воспроизводится все легче. Это отражается и на всех других переживаниях, которые ближайшим образом ассоциативно с ним связаны, — их энергия и устойчивость также возрастают. Окраска страдания обусловливает противоположную тенденцию: уменьшение энергии и устойчивости тех переживаний, которые ею обладают, и всех тесно связанных с ними, возрастающую легкость их устранения из психической системы. Эти две тенденции образуют своего рода «психический подбор» переживаний: в смене и в повторениях переживаний те из них обнаруживают относительно наибольшую жизнеспособность, которые наиболее «приятны»; наименьшая же свойственна тем, которые наиболее «неприятны».