Эмпириомонизм
Шрифт:
Было бы в высшей степени ошибочно придавать особенное решающее значение тому факту, что все непосредственные «измерения» и «соизмерения» психических процессов отличаются крайней приблизительностью и неточностью, и отрицать на этом основании энергетическое понимание психики. Кто знаком с фактическими применениями энергетики в естественных науках, тому хорошо известно, как далеко простирается ее научное значение и за пределами точных измерений, там, где они технически не удаются. Область действительно точных измерений, в сущности, очень узка; но и при их отсутствии энергетическая точка зрения в массе случаев приводит к научно важным выводам. Очень часто — едва ли не в большинстве случаев — она даже создает возможность технически точного измерения явлений, позволяя вместо одних, трудно измеримых, подставлять другие, легко поддающиеся измерению. Это, как увидим, относится и к сфере психического опыта.
Если вопрос об измеримости психических процессов не представляет никаких принципиальных затруднений, то вопрос об их эквивалентностиуже
Энергетическая эквивалентность выражает идею всеобщей непрерывностиявлений, которая требует, чтобы с устранением из опыта одного комплекса элементов выступал другой, связанный с ним определенным количественным отношением. Но психический опыт, взятый в его непосредственной форме, есть область прерывающихсяотношений: в глубоком сне, обмороке, смерти течение психического опыта временно или окончательно прекращается, в различных фазах сознательной жизни оно резко изменяется как по интенсивности, так и по экстенсивности переживаний. Ясно, что идея эквивалентности, примененная к непосредственному психическому опыту в отдельности, создала бы только ряд противоречий. Следовательно, идея эта может получить реальный смысл только по отношению к более широкой сфере явлений, чем один психический опыт, — по отношению к опыту в его целом, миру физическому и психическому вместе. Между тем физический опыт уже сам по себехарактеризуется непрерывностью; присоединить к его эквивалентным замещениям процессы психического ряда, процессы прерывающиеся, значило бы, по-видимому, только нарушить его собственную непрерывность. Получается такая дилемма: либо отказаться от психоэнергетики, либо допустить нарушение непрерывности физического опыта. Большинство философов принимает первое решение, приходя к безнадежному дуализму метода [72] . Принять же второе — значит превратить физический опыт в нечто фантастическое, отняв у него основную его черту, его «конститутивный признак» — непрерывность. Оба решения малоутешительны.
72
К этому сводятся так называемые «критические» аргументы против психоэнергетики, основанные на «законе сохранения механической энергии» (выражение А. Риля), т. е. на непрерывности физического опыта.
К счастью, эмпириомонизм не связан самой дилеммой — он в силах устранить ее, выйдя за ее пределы. Он дает возможность энергетически познавать психику, не нарушая энергетической непрерывности физического опыта. Каким образом достигает он этого?
Между «психическими» и «физиологическими» явлениями жизни существует определенный параллелизм, точнее — определенная функциональная зависимость. Но там, где между различными рядами элементов опыта имеется такая зависимость, самые эти ряды представляют не различные объекты для познания, а один объект [73] . Психическое явление и соответственный физиологический процесс следует считать не различными энергетическими величинами, а одной и той же величиной. Это — различные способы восприятия процесса жизни, и они так же мало могут быть разъединены энергетически, как тело, воспринимаемое путем зрения, и то же самое тело, воспринимаемое путем осязания. «Параллелизм» обеих «сторон» жизненного процесса здесь такой же, как параллелизм оптического и тактильного ряда элементов, образующих определенное «физическое тело»; и здесь и там закон сохранения энергии отвлекается от разнообразия элементов, опираясь на единство отношений.
73
Здесь не приходится повторять обоснование этого положения. Оно дано в статье «Идеал познания» (наст. изд., Книга первая. — Ред.).
Все это становится особенно простым и понятным с точки зрения «второго эмпириомонистического положения». Положение это устанавливает всеобщий параллелизм «жизни физиологической» и «непосредственных переживаний» и сводит этот параллелизм к отношению между «отражаемым» и «отражением». Если физиологический процесс есть отражение «непосредственных переживаний», именно отражение их в социально-организованном опыте живых существ, то очевидно, что создавать из того и другого отдельные объекты для монистического познания не имеет никакого смысла: это было бы все равно что считать за отдельные объекты познания планету, наблюдаемую прямо глазом, и ту же планету, видимую при посредстве вогнутого зеркала рефлектора.
Таким образом, мы всегда имеем право и основание заменять в энергетическом исследовании психический процесс его физиологическим отражением, и наоборот, смотря по тому, что из двух для нас доступнее и удобнее; например, когда не выяснен физиологический процесс, но легко наблюдается соответственный психический, лучше подставить второй вместо первого; когда психический процесс не поддается измерению, можно попытаться измерить вместо него физиологический.
2. Схема психического подбора
Философское исследование психического мира ставит своей задачей выработку объединяющейточки зрения на все различные процессы, протекающие в этой области. Таким образом, разложение психического опыта на его элементы здесь может иметь значение только подготовительной работы, но не более: собственно философское исследование начинается там, где выясняется отношение этих элементов к психическому целому, где решается вопрос о том, каким способом координируются они в психическую систему, как организуется психика.
Подчиняя психический мир всеобщему принципу энергетики, мы сразу получаем первую чисто количественную постановку вопроса, который только что формулировали. В этой постановке его следует выразить так: в каком отношении находятся отдельные переживания и их элементы, взятые как величины, и притом энергетические, к психической системе как интегральной энергетической величине? И сразу же получается первый и самый общий ответ, вытекающий из самого понятия о величине; он будет, очевидно, такой: для психического целого отдельные переживания и их элементы могут являться положительными или отрицательными величинами, увеличивающими или уменьшающими сумму энергии этого целого [74] .
74
Читатель, знакомый с математикой, заметит, конечно, что в этой концепции последние элементы психики играют роль дифференциалов по отношению к ее целому как интегралу. И это отнюдь не просто аналогия, а законное математическое определение данных процессов как изменяющихся величин энергии.
Но пусть читатель не опасается, что мы потащим его в область псевдоматематической фантастики в духе психологии Гербарта. Энергетика с ее строгими методологическими требованиями не дает простора для таких форм творчества, если бы мы и пожелали ими заняться. Она прежде всего — метод количественного описания того, что дано в опыте.
В эту отвлеченную формулу данные биомеханики и психологии позволяют сразу же вложить более конкретное психическое содержание. Возрастание и уменьшение энергии психической системы тожественно с непосредственным возрастанием и уменьшением ее жизнеспособности; а колебания непосредственной жизнеспособности выражаются психически в чувствованиях удовольствия и страдания, в так называемом «аффекционале»*. Энергетическая формула превращается в психологическую: положительный аффекционал переживания (удовольствие) познавательно тожествен с возрастанием энергии психической системы, отрицательный (страдание) — с уменьшением [75] .
75
Мы не можем повторять здесь всего обоснования этого положения — оно дано в наших работах: «Познание с исторической точки зрения» (СПб., 1901, с. 13–23) и «Жизнь и психика (Эмпириомонизм в учении о жизни)» (наст. изд., Книга первая. — Ред.).
Наша точка зрения в данном вопросе далеко не совпадает с общераспространенными взглядами; но во всем существенном она соответствует — при очень большой, конечно, разнице в форме выражения — воззрениям Б. Спинозы и Т. Мейнерта.
Итак, если человеку «приятно», например, видеть лицо А и «неприятно» видеть лицо В, то это означает, что одно переживание — восприятие А, — вступая в систему психического опыта, увеличивает сумму ее энергии, тогда как другое переживание — восприятие В — уменьшает эту сумму. Все переживания обладают положительным или отрицательным аффекционалом — «безразличный» аффекционал есть только предельная величина того и другого; а потому все переживания энергетически соизмеримы по их отношению к психической системе. Эта специальная форма их соизмеримости и послужит основой нашего исследования.
«Приятное есть то, к чему стремятся, неприятное — то, чего избегают» — формулу эту трудно назвать даже определением, это — почти простая тавтология. И однако, ее жизненное значение громадно: к ней в конечном счете сводятся все принципы прикладной психологии — педагогики, политики, морали — все методы юридического и нравственного воздействия одних людей на других.
Всякое психическое переживание — будет ли это волевой акт, или восприятие, или представление, — раз оно характеризуется окраской удовольствия, обнаруживает тенденцию упрочитьсяв данной психической системе, вытеснить те переживания, которые не имеют такой окраски, оно устраняется все с большим сопротивлением, удерживается и воспроизводится все легче. Это отражается и на всех других переживаниях, которые ближайшим образом ассоциативно с ним связаны, — их энергия и устойчивость также возрастают. Окраска страдания обусловливает противоположную тенденцию: уменьшение энергии и устойчивости тех переживаний, которые ею обладают, и всех тесно связанных с ними, возрастающую легкость их устранения из психической системы. Эти две тенденции образуют своего рода «психический подбор» переживаний: в смене и в повторениях переживаний те из них обнаруживают относительно наибольшую жизнеспособность, которые наиболее «приятны»; наименьшая же свойственна тем, которые наиболее «неприятны».