Эмпириомонизм
Шрифт:
И здесь, как мы это видели в предыдущей фазе, время от времени «скрытое» проявляется. Обыкновенно оно проявляется не в виде активных, последовательных воздействий, направленных к изменению среды, — в обывательском мире такие воздействия требовали бы слишком больших затрат энергии, а в виде словесных высказываний, выступающих тогда, когда что-нибудь «напомнит» об идеалах юности. Это бывает, например, при встречах и разговорах со старыми товарищами. В подобных случаях посторонний наблюдатель большей частью думает: «не только ренегат, но еще фразер». Такая точка зрения, как видим, не вполне справедлива: сознательной лжи тут чаще всего нет, а есть только временное вступление старых ассоциаций в поле сознания и эклектизм обывателя, сменяющий собою эклектизм юноши.
Бывают, однако, случаи, когда с выходом из товарищеской среды далеко не сразу наступает мирное и бесцветное существование. Человек, например, резко сталкивается с обывательской средою и получает от нее массу страданий, которых не выдерживает «лучшая», но менее прочная сторона его психики; тогда интенсивный отрицательный подбор быстро разрушает «гражданина», оставляя место обывателю, и «измена» совершается sans phrases [112] . To же самое получается и тогда, когда в обывательскую жизнь нашего героя вторгаются прежние товарищи и, предъявляя ему непосильные уже требования, противоречащие всем его теперешним привычкам и склонностям, приводят к резкому конфликту, к острой конкуренции две стороны его психики, которые до сих пор мирно уживались, почти не встречаясь в поле сознания.
112
Sans phrases (фр.) — без лишних разговоров, без обиняков.
Мы не пойдем дальше за нашим героем в процессе выработки из него «чистого» обывателя, типа благодушно-веселого, полного мелочной активности — при «благополучной» судьбе и преобладании положительного подбора, или же типа раздражительно-мнительного, с наклонностью к навязчивым ипохондрическим идеям — при «неудачной» жизненной карьере и преобладании отрицательного подбора. Мы думаем, что приведенных иллюстраций достаточно, чтобы показать, как может применяться идея психического подбора в вопросе о выработке психических типов. Перейдем к другим ее возможным применениям.
Теперь мы возьмем две-три иллюстрации к нашему методу из области тех случаев, когда одна психика воздействует на другую, стремясь вызвать в ней те или другие определенные изменения — когда один человек «воспитывает» другого, «награждает» его, «наказывает», «исправляет» и т. д. Это, как мы указали выше, пограничныевопросы психологии с социологией, которые для исследования удобнее отнести именно к психологии, потому что здесь может еще применяться специально-психологический метод [113] .
113
Было бы естественно в ряду этих иллюстраций на первом месте поставить психологию подражания как факта, имеющего основное значение для психического общения людей. Но с точки зрения вопроса о психическом подборе пример этот является менее интересным, чем другие, — анализ процессов подражания показывает, что по существу они сводятся всецело к ассоциации по смежности и явлениям «привыкания», которые уже были рассмотрены нами; к тому же нам не хотелось бы лишний раз повторяться — вопрос о подражании мы разбирали в прежней своей работе «Познание с исторической точки зрения» (с. 109–113).
Мимоходом мы уже отмечали, что все такие способы воздействия в своей основе представляют бессознательное применение все того же принципа психического подбора. «Воздействующий» стремится в психике другого подорвать и ослабить одни комплексы, создавая прямую ассоциативную связь между ними и комплексами «неприятными» — условие для отрицательного подбора, — усилить и упрочить другие, вызывая ассоциацию их с «приятными» комплексами — условие положительного подбора: так бывает во всех случаях, когда дело идет о «награде» и «наказании» или когда один человек «убеждает» другого, апеллируя к его выгоде и невыгоде, все равно, «материальной» или «духовной», даже «нравственной». Иногда метод бывает несколько иной — чужую психику «приучают» к чему-либо, систематически вызывая в ней своим воздействием повторение определенного комплекса, делая этот последний «привычным»; но мы уже знаем, что «привыкание» само сводится к накопляющемуся действию психического подбора. И мы не станем разбирать эти способы воздействия «вообще», а остановимся на их частных особенностях, главным образом с точки зрения критикиэтих способов на почве идеи психического подбора.
Существует целый ряд случаев, когда наказания, награды, «приучиванье» и т. д., несмотря на энергичное и систематическое их применение, не приводят к тем результатам, которые при этом применении имелись в виду, а приводят к иным, иногда неожиданным и во всяком случае нежелательным с точки зрения «воздействующего». Каким образом наш принцип может послужить к объяснению таких случаев, а следовательно, — при достаточных данных — и к научному их предвидению?
Всякое «наказание» имеет в виду создать в психике лица, подвергаемого наказанию, тесную ассоциацию между известным «нежелательным» для наказывающего комплексом и другим — комплексом, интенсивно «неприятным». Этим путем добиваются того, чтобы и первый комплекс приобрел, как часть данной ассоциации, отрицательный аффекционал и был устранен путем отрицательного подбора. Здесь уже сразу очевидно, что желательный результат может не получиться прежде всего потому, что отрицательный подбор не всесилен, что его действие имеет свои границы в его объективных условиях.
В самом деле, совершенно нельзя себе представить, чтобы путем каких угодно энергичных наказаний удалось отучить человека от удовлетворения, положим, его основных потребностей, вновь и вновь возникающих из циклических процессов обмена энергии между его организмом и средой: тут возможно достигнуть разве только разрушения психики. Да и вообще, прочность и устойчивость той или иной психической формы может быть так велика, что устранить ее невозможно при помощи той системы наказаний, какая имеется в распоряжении наказывающего, или даже при помощи какой бы то ни было системы наказаний. При этом, конечно, громадное значение имеет и положительный аффекционал устраняемого комплекса, и степень его «привычности», и широта ассоциативных связей, сплетающих его с остальною психикой. Никакими наказаниями невозможно подорвать в психике искренно верующего его убеждение, что есть Бог, или в психике истинного идеалиста — его стремление осуществлять свой идеал.
Из этого ясно, что наказания могут не приводить к предполагаемым результатам. Но каким образом иногда приводят они к другим результатам, например прямо противоположным?
Тут надо иметь в виду, что самое явление, о котором идет речь, гораздо сложнее, чем оно представляется нашему воздействующему традиционными мерами «педагогу». Ассоциируются между собою все те комплексы, которые одновременно наполняют поле сознания, и, следовательно, ассоциация создается не только между представлением о наказании и представлением о том, за что наказывают. В ассоциацию неизбежно входит еще образ самого «педагога», а зачастую также представление о тех мотивах, которые им руководят, о тех задачах, которые преследует данная его деятельность, и т. д. Вот из этой-то ассоциативной связи и могут проистечь при определенных условиях все «нежелательные» последствия.
В самом деле, «неприятный» образ не только ослабляется отрицательным подбором, но, как и другие психические комплексы, влечет за собою известные волевые комплексы; и психический подбор стремится создать именно такую комбинацию, чтобы волевой акт был целесообразным приспособлением, чтобы он устранял самые условия, которые вызывают данный неприятный образ. Таким образом, например, у некультурных людей со стихийно-порывистой волей акт законного «наказания» может повлечь за собой волевые реакции, просто и прямо останавливающие этот акт: сопротивление наказывающему, убийство его и т. п. При известных условиях точно так же реагирует и самая культурная, самая высокоорганизованная, самая «благородная» психика.
С этой точки зрения вполне понятны все те случаи, когда наказание, еще не успевши вызвать тех последствий, в смысле отрицательного подбора, которые оно имело в виду, уже вызывает энергичную борьбу против наказывающего. Но так как в возникающую тут ассоциацию входят еще иные комплексы, то результат может быть еще сложнее. Человек, положим, тесно связывает представление о причиненных ему страданиях с представлением о тех идеях, о тех, например, взглядах на «нравственность», которыми руководился его мучитель, и начинает энергичную борьбу против этих самых идей. Или, положим, он причинно связывает представление о наказании с представлением о праве (в объективном смысле) другого человека применять к нему такой способ воздействия. Тогда на сцену выступает борьба против соответственных правовых институтов. Во всякой освободительной политической борьбе приходится видеть массу случаев, когда кары за политические преступления превращают в настоящих, профессиональных революционеров таких людей, которые лишь сравнительно случайно навлекли на себя эти кары.