Эмпириомонизм
Шрифт:
При этом надо иметь в виду еще вот что. Тяжелые наказания, особенно когда они продолжительны, могут существенно изменить в жизни данного лица взаимное отношение положительного и отрицательного психического подбора — очевидно, в пользу последнего, и тогда может измениться и самый тип психического развития. Этим путем из «эллина» иногда создается суровый «иудей», из «доброго малого» — мрачный фанатик. Понятно, насколько печален такой результат с точки зрения карающего: этот последний, вместо противника с волей сравнительно мало устойчивой, разбрасывающейся или даже колеблющейся, получает врага, страшного своим «упорством», «ожесточенностью», точнее — своей монистической неуклонностью. И это относится, конечно, не только к политическим борцам: на другом полюсе общественной жизни, в мире «уголовных преступников», каторга и долгая тюрьма вырабатывают иногда замечательно
В сущности, сколько-нибудь надежные результаты метод «наказания» дает только по отношению к тем типам психического развития, которые мы обозначили как «филистерские». Тут, в силу сравнительной неустойчивости сложившихся психических форм, хотя бы даже очень «привычных», с большой вероятностью можно рассчитывать на разрушение «нежелательной» комбинации; а слабость творческой деятельности и психики ручается за то, что не создадутся и не разовьются вместо нее другие, еще более «нежелательные» комбинации; там, где дело идет о психике более благородного типа, всего скорее можно ожидать результатов именно последнего рода. Но и в психике «филистера» наказание не может создать чего-либо особенного, прочного и надежного, потому что все в ней непрочно и ненадежно, благодаря ее общей дряблости. И нередко даже здесь объективный результат причиненных страданий сводится к нулю: отрицательный подбор устраняет из сознания, главным образом, «неприятное воспоминание» о понесенной каре, человек «не думает» о наказании, «старается забыть» о нем, продолжая предаваться «нежелательным», но «приятным» привычкам, которые поддерживает положительный подбор.
Все изложенные соображения дают нам достаточную основу для принципиальной критики «наказания» как воспитательного метода вообще, а также для критики конкретных форм наказания. Как видим, прежде всего, это ненадежный метод даже с точки зрения своей непосредственной цели: слишком часто результаты получаются совсем не те, какие имелись в виду, или даже прямо противоположные. Правда, знакомство с психическим типом «исправляемого», при достаточно ясном понимании принципа психической причинности, — т. е. именно психического подбора, — позволило бы заранее предвидеть эти случаи, заранее сознать неприменимость в них данного метода. Но из предыдущего ясно, что эта неприменимость относится именно к наиболее благородным типам человеческой психики, с наибольшей интенсивностью и полнотой жизни; и если культура будет прогрессивно облагораживать человечество, устраняя низшие типы психического развития, то область, в которой «наказание» не является безусловно вредным методом воспитания, должна прогрессивно суживаться.
Но даже в тех случаях, где данный метод «исправления» обладает некоторой грубой, непосредственной целесообразностью, даже в тех случаях надо не упускать из виду реальной сложностиего результатов, массы побочных эффектов, которые он приносит и которые могут составить отрицательную величину, далеко превосходящую его положительное значение. В психике объекта кары создается не только та ассоциация, которая «желательна» карающему и которая, по его расчету, должна придать окраску страдания «нежелательной» психической форме; возникают еще другие ассоциации. Представление о перенесенных страданиях неразрывно связывается с представлением о том лице, которое их причинило, этим подрывается социальная связьмежду той и другой стороною, связь, основанная именно на положительном аффекционале, которым обладает представление об одном человеке в психике другого: когда люди становятся «неприятными» один другому, то перевес получают такие реакции, которые их взаимно разделяют и отдаляют. При этом все больше уменьшается самая возможность целесообразного «воздействия» на то лицо, которое имеется в виду «исправлять», т. е. данная система сама устраняет тогда условия своей применимости.
По самой сущности дела, цель «наказания» достигается лишь ценою растраты энергии «исправляемой» психики. Это, конечно, не было бы принципиальным недостатком данного метода, если бы вся растрата энергии совершалась именно за счет той психической формы, которая «нежелательна», которую имеется в виду ослабить или устранить. Но в действительности причиняемое страдание захватывает всегда не только одну определенную психическую комбинацию, но в каждый данный момент целое поле сознания, а в общей сумме целый ряд различных полей сознания,
Очень часто наказание рассматривается не столько как способ непосредственного исправления «виновного», сколько как способ «устрашения» других, пока еще не виновных, но способных при случае стать таковыми. В психике всех членов общества этим путем создается та же ассоциативная связь между «нежелательным» и «неприятным»; только «неприятное» выступает здесь в менее живой и конкретной форме, с меньшей, следовательно, интенсивностью. В сущности, это не что иное, как распространение акта «наказания» на все общество, со значительным соответственным понижением степени наказания: вместо реальной боли — устрашающая ассоциация образом, мучительная для каждого из членов общества тем в большей мере, чем психика его впечатлительнее и чем она социальнее.
С этой точки зрения принципиальные недостатки данного метода не менее, если еще не более значительны, чем с «исправительной» точки зрения. Прежде всего очевидно, что здесь нарушается экономический принцип жизни: «устрашающему» воздействию подвергаются не отдельные лица, для обуздания которых оно требуется, а и масса других — зачастую целые миллионы, — которых «устрашать», собственно, было незачем. Конечно, отдельная «устрашающая» ассоциация образом в той или иной психике представляет лишь незначительную величину отрицательного характера; но все же это минус, а не плюс; и когда жизнь переполняется подобными ассоциациями, то становится вполне ясно, насколько искажают они образ и подобие человеческого развития.
К тому же и непосредственная целесообразность устрашения сравнительно невелика. Оно может удержать от «нежелательных» действий разве только тех, у кого влечение к этим действиям и без того довольно слабое; там, где для таких действий имеются сильные и глубокие мотивы, там «устрашающая» ассоциация образов оказывается большей частью слишком недостаточным средством.
Существует еще одна точка зрения в вопросе о наказании: оно рассматривается как восстановление нарушенной абсолютной справедливости, как «естественное» право преступника и «обязанность» общества по отношению к нему, и т. п. Но очевидно, что эта точка зрения не может дать ровно ничего для психологической критики принципа «наказания», для выяснения его реального жизненного значения. Это все, что здесь можно о ней сказать.
Констатируя коренные недостатки самого принципа «наказания», наша критика отнюдь не дает оснований отрицать его историческуюнеобходимость и относительную социальную полезность при тех или иных конкретных условиях. Но она дает основания утверждать, что прогрессивное развитие условий человеческой жизни должно вести к ограничению и исключению принципа «наказания» из сферы воздействия человека на человека.
Всякая конкретная форма наказания подлежит особой критике в смысле своей специальной целесообразности: и здесь идея психического подбора позволяет в значительной мере предусматривать заранее размеры и характер действительного влияния данной формы «наказания» на психическое развитие человека. В виде иллюстрации мы остановимся на одном весьма распространенном методе «исправления» преступников, насчитывающем много сторонников между криминалистами, — на продолжительном одиночном заключении.
Сущность этого метода заключается в том, что к лишению свободы присоединяют еще другой источник страданий — прерывают всякое живое общение данного лица с другими людьми, отнимают у него привычные социально обусловленные впечатления. В результате получается настолько высокий отрицательный аффекционал, что лишь немногие сильные натуры могут вообще выдержать несколько лет такого «исправления», а на людей средних уже несколько месяцев налагают резкий отпечаток общего понижения жизни. В полуцивилизованных странах, где физические пытки формально уже отменены, а свобода личности все еще рассматривается как некоторая quantite negligeable [114] , одиночное заключение считается прекрасной заменой пытки на предварительном следствии, особенно по политическим преступлениям.
114
Quantite negligeable (фр.) — ничтожно малая величина.