Эмпириомонизм
Шрифт:
Но борьба в этом процессе не только «обобществляется», она также «обобщается», т. е. направляется против все более общихнорм, создаваемых крупной буржуазией. Даже как борьба «экономическая» она все в более широких размерах стремится изменить и заменить новыми конкретные нормы подчинения и эксплуатации, но все же тольконовыми нормами того же рода, более выгодными для рабочих. Когда затем борьба возвышается до степени «политической», ее объектом становятся правовые «нормы норм» экономического подчинения, охватывающие область производства в целом. Но тем самым борьба затрагивает уже высший, всеобъемлющий нормативный принцип буржуазного бытия — капиталистическую частную собственность, принцип буржуазного господства; т. е., вернее, обнаруживаетсявраждебная этому принципу тенденция всей пролетарской борьбы, эмбрионально скрытая уже в низших формах борьбы.
В этой борьбе рабочий класс, выдвигая свои собственные нормы от более конкретных и частных до самых общих и принципиальных, создает шаг за шагом всю собственную нормативную идеологию, что и делает его классомв самом полном и строгом значении
Трудовой принцип собственности, унаследованный от мелкобуржуазной фазы, дает первичный материал для развития пролетарской нормативной идеологии, но только материал. Сначала выдвигаются просто конкретные нормы оценки рабочей силы как «справедливые», т. е. «соответствующие» затратам труда. Но затем, по мере расширения и углубления борьбы, идея «справедливой» оценки рабочей силы отступает перед тенденцией к maximum оценки, какого можно практически добиться, и тенденция эта обобщается в представлении, что весь продукткаждого предприятия произведен рабочими и, следовательно, весь он (или вся его ценность) должен принадлежать рабочим [195] . Когда же борьба становится общеклассовой, то эти более частные нормативные представления уступают место широкому, всеобъемлющему принципу общественной собственности на все средства производства — принципу социализма. Принцип социализма и есть высшее звено в цепи развития и обобщения нормативной пролетарской идеологии.
195
Эта фаза развития пролетарской идеологии находит свое принципиальное выражение в идее производительных рабочих ассоциаций.
Этот принцип стоит, конечно, в резком противоречии с принципом капиталистической собственности; но он отнюдь не есть простое отрицание этого последнего. Мы уже знаем, что социальный подбор, в данном случае социально-классовый в пролетарской среде, сохраняет и развивает только такие идеологические формы, которые организуютреальное содержание жизни, в конечном счете именно технический прогресс. Такое значение и имеют все нормы, выдвигаемые пролетариатом в классовой его борьбе. Нормы конкретного характера, относящиеся к заработной плате, рабочему дню и т. п., имеют тенденцию организовать трудовой процесс так, чтобы рабочая сила могла развиваться до maximum при непрерывно меняющейся технике, а это осуществляется именно путем повышения уровня жизни работника. Нормы более общего характера, направленные к ограничению капиталистической собственности вообще и, наконец, к ее устранению, эти нормы пролетарской идеологии имеют тенденцию передать рабочему классу общую организаторскую функцию в системе производства, которая пока принадлежит капиталистам. Обе тенденции суть реальные тенденции развития самого производства. В прогрессирующей машинной технике действительно создается высший тип работника, и по трудовой энергии, и по интеллигентности, тип, характеризуемый высшим уровнем жизни; и капиталисты вынуждены отступать перед ним в борьбе, соглашаться на необходимые для него изменения в нормах эксплуатации, потому что этого требует самое производство, самая возможность его развития. В то же время рабочий действительно приобретает организаторские функции в техническом процессе, приобретает их как индивидуально, благодаря тому что работа при машине имеет черты не только исполнительского, но и организаторского труда, притом чем дальше, тем в большей степени, так и коллективно, благодаря тому что в экономической борьбе рабочие реально ограничивают организаторскую роль капиталистов в их предприятиях, а в политической борьбе — организаторскую роль класса капиталистов во всей жизни общества [196] . Таким образом, пролетарская нормативная идеология выражает действительные трудовые отношения пролетариата и служит вполне реально организующею формою их развития.
196
Обо всем этом здесь не приходится говорить подробно, но я не раз довольно обстоятельно излагал основные черты этих процессов, прежде всего в «Кратком курсе экономической науки» (в параграфах о технике и сотрудничестве, отделы «Машинный капитализм» и «Социалистическое общество»). Затем в книгах «Из психологии общества», с. 151–155 (статья «Авторитарное мышление») и «Новый мир», с. 37–49.
Однако она не господствует в капиталистическом обществе, и пролетариат принужден в массе случаев приспособляться к внешней силе норм, навязанных господствующим классом. В борьбе с этой внешней силою пролетариат вырабатывает нормы поведения, не имеющие ничего общего с буржуазным принципом «законности» и в массе случаев прямо ему противоречащие. Эти пролетарские нормы находят себе законченное, обобщающее выражение в принципе товарищеской классовой солидарности. Принцип «законности» требует всеобщего подчинения установленным внешним нормам, за которыми скрывается классовое господство буржуазии; принцип классовой солидарности пролетариев требует подчинения сознанным коллективным интересамрабочего класса, т. е. практически, поскольку дело касается общей борьбы, интересам развития этой борьбы. Поэтому всюду, где только установленные нормы сковывают развитие общепролетарской борьбы, рабочие обнаруживают тенденцию революционно нарушить эти нормы, и принцип их поведения, в противоположность буржуазной «законности», «лояльности», оказывается революционным.
Вслед за нормативной и познавательная идеология пролетариата шаг за шагом обособляется от буржуазной и становится ее противоположностью. С одной стороны, пролетарское мировоззрение освобождается от социалистического фетишизма, с другой стороны, его динамическая тенденция приобретает характер революционной, в противоположность эволюционномудинамизму буржуазной идеологии [197] . В результате и научно-материалистическая тенденция пролетарской идеологии существенно расходится с буржуазно-материалистической,
197
Я беру здесь слово «эволюция» в первоначальном, более узком значении этого слова, какое сохранилось, например, в эмбриологии: развитие сходного из сходного, чуждое качественного преобразования форм.
Социальный фетишизм, как мы видели, есть выражение общей неорганизованности социальной системы производства и складывается первоначально в сфере обмена и конкуренции, где он непосредственно достаточен для того, чтобы познавательно организовать противоречивое содержание опыта. Принимая участие и в обмене, и в конкуренции, пролетариат не может миновать фазы социального фетишизма и, следовательно, метафизически окрашенного мировоззрения с абстрактно-пустыми высшими обобщениями; и в этой фазе он еще пользуется буржуазным познанием, буржуазной философией. Но по мере того как во внутренних отношениях рабочего класса конкуренция уступает место солидарности, а во внешних на место индивидуальной продажи пролетарием его рабочей силы становится коллективная борьба с классом капиталистов за лучшие условия труда, причем вскрываются действительные отношения эксплуатации и подчинения, замаскированные формою продажи рабочей силы, — по мере этих изменений исчезает почва для социального фетишизма в рабочем классе. Формы познания, приспособленные к внутренним противоречиям коллективного бытия, делаются недостаточны и негодны, когда в классовом существовании пролетариата эти внутренние противоречия вытесняются внутренним единством, с одной стороны, и внешними противоречиями (борьба с классом капиталистов) — с другой. Новый тип познавательных форм выражает новые отношения.
В области социальной жизни принцип нового познания заключается в том, что социально направленный труд людей есть действительная основа ценности — не только экономической, но и всякой иной. Техническая ценность продуктов, становящаяся на место фетиша меновой ценности, есть кристаллизованное в них количество социально-трудовой энергии людей. Познавательная ценность идей есть способность повышать сумму социально-трудовой энергии, планомерно определяя, «организуя» приемы и способы человеческой деятельности. «Нравственная» ценность [198] человеческого поведения имеет своим содержанием повышение социально-трудовой энергии путем гармонического объединения и сплочения деятельности людей, путем «организации» ее в направлении maximum солидарности.
198
Слово «нравственность», относящееся к области норм принуждения, здесь не вполне подходит. Психология свободы чужда собственно «нравственного», т. е. категорически-императивного элемента.
Соответственно изменяющимся формам понимания социальной жизни становятся недостаточны и неудовлетворительны прежние формы познания во всех областях опыта; прежние пустые абстракции вроде «субстанции», «силы», «абсолютного», теряя фетишистические свойства, теряют и свою жизненность; их голая пустота вскрывается перед растущим мышлением, и они не могут более организовать его; если они еще и продолжают временно сохраняться, то лишь как обозначения сознанных пробелов познания. Новые формы вырабатываются из новой техники, из ее общих, однородных приемов и методов, представляемых системою машинного производства. Завершением этих форм, их высшим звеном для данного момента является закон превращения и сохранения энергии; это всеобщее выражение машинной техникираспространяется по «производной» линии идеологического развития на все прочие области опыта и, приобретая таким образом характер универсального монистического принципа, до сих пор оказывается способным без противоречий организовать в последней инстанции весь опыт людей.
Энергетика еще раньше становится знакома буржуазной науке, чем пролетарскому мировоззрению. Но в буржуазном мышлении и этот принцип приобретает метафизическую, т. е. социально-фетишистическую окраску: сохранение энергии принимается как вечность какой-то «субстанции». Уже современные ученые и философы буржуазного мира, представители не столько буржуазии, сколько наемной интеллигенции с ее промежуточно-классовым характером, шаг за шагом освобождают энергетический монизм науки от элементов метафизики и фетишизма, раскрывая его методологическоесодержание. Но они не могут ни закончить этой работы устранения фетишизма, ни развить и расширить до высших пределов положительное содержание принципа. Относя этот принцип только к физическому опыту и не решаясь распространить его на психический, они не только суживают его смысл и значение, но также обнаруживают остатки субстанциального, т. е. метафизического, понимания энергии, того понимания, которое делает энергию субстанцией физического мира [199] . Только в пролетарском мышлении этот принцип способен монистически проникнуть собою все познание и гармонически организовать весь опыт.
199
Энергия, как организующее методологическое понятие, очевидно, может найти себе место и по отношению к психическому опыту, и для познания с его монистической тенденцией попытки такого применения обязательны и неизбежны. Но энергия как физическая «субстанция» не может быть одновременно и «психической» субстанцией (т. е. «душой»).
Динамическая тенденция в пролетарском мировоззрении расходится с динамической тенденцией в буржуазном благодаря различной роли обоих классов в самом процессе социального развития. В техническом прогрессе активно участвуют оба класса; но для буржуазии этот прогресс жизненно-полезен лишь постольку, поскольку он расширяет возможности эксплуатации, т. е. поскольку социально-трудовая организация, изменяясь количественно, остается прежнею качественно, — сохраняет свою классовую форму. Напротив, для пролетариата технический прогресс превращается в путь к социальной революции, к качественному изменению формы общества, к уничтожению его классового строя. Это различное отношение к прогрессу в основной области опыта и здесь и там переносится на весь опыт и на все познание. В результате — противоположность «эволюционного» динамизма буржуазной философии с «революционным» — пролетарской.