Энциклопедический словарь истории советской повседневной жизни
Шрифт:
В СССР индустриализация проводилась в сжатые сроки, с 1926 по 1940 г. Целью было создание тяжелой промышленности для массового производства вооружений. Предварительно были разработаны два варианта индустриализации, и в конечном счете был избран вариант ускоренного развития, причем контрольные цифры были дополнительно увеличены без учета возможностей страны. Были приняты последовательно 1-й (1928–32 гг.), 2-й (1933–37 гг.) и 3-й (1938–41 гг.) пятилетние планы. Формально хозяйство было поставлено на плановую основу, фактически же все планы нарушались. В порядке вещей было требование перевыполнения планов, подкрепляемое идеологическими постулатами. В ходе выполнения первого пятилетнего плана был выдвинут лозунг «Пятилетку – в четыре года!», и в конце этого строка объявлено о том, что план выполнен за 4 года 3 месяца, хотя на деле по ряду отраслей выполнения не было. Средства, любой ценой выкачивавшиеся из сельского хозяйства, развивавшегося по экстенсивному пути, вкладывались в индустрию, легкая же промышленность отставала в развитии. Широко стал применяться принудительный труд, в т.ч. практически бесплатный труд миллионов заключенных, ставший важным фактором экономического развития. Труд как вольнонаемных, так и заключенных был в основном ручным. Это привело к однобокому развитию всей экономики, неравномерности развития различных отраслей; так, во второй пятилетке наметилось значительное отставание металлургии, и пришлось использовать чрезвычайные методы для ускорения ее развития. В целом были достигнуты замечательные успехи: появились новые отрасли промышленности, построен ряд крупных, иногда гигантских предприятий, по многим
Чрезвычайные, «командные» методы руководства экономикой и сам характер ее развития таили в себе ряд порочных черт, сказавшихся на жизни страны непосредственно в годы проведения индустриализации или же спустя десятилетия. Новые предприятия зачастую строились в соответствии с волевым партийным решением, без учета удобства их возведения, доступности сырья, рабочей силы, энергоснабжения, транспортной сети и пр. В сознании руководителей всех рангов прочно утвердился принцип «любой ценой»: экономика была затратной, и вопрос о рациональности, выгоде, прибыли даже не возникал. Производство средств производства оказалось в замкнутом круге: добывающая промышленность работала на металлургию, металлургия на крайне металлоемкое машиностроение, машиностроение на добывающую промышленность и металлургию. Средства вкладывались не в модернизацию ветшавшего оборудования и внедрение высоких технологий, а в строительство все новых гигантов промышленности. Сырьевые ресурсы эксплуатировались хищническим образом, так что лесосеки были завалены «неделовой» древесиной, в руднично-шахтные и металлургические отвалы уходило сырье с богатым содержанием «побочных» руд и пр.; реки и озера во имя сиюминутной выгоды превращались в сточные канавы и отстойники, в воздух поступали выбросы вредных веществ. Главной задачей для руководителей всех уровней стало удачно отчитаться о досрочном выполнении и перевыполнении планов, для чего широко применялись изощренные методы приписок и корректировки планов. Предприятия вели двойную бухгалтерию: для отчетов – с дутыми «среднепотолочными» показателями, и для себя – с реальными цифрами. Это в корне извратило психику людей, привело к деморализации. Жизненный уровень населения десятки лет не повышался, а затем хотя и стал расти, но крайне недостаточно: бедность была определяющей чертой советской жизни. Деревня в результате специфического подхода к экономике пришла в полный упадок, и хотя с 50-х гг. на нее стали обращать большое внимание, добиться успеха так и не удалось: с нач. 60-х гг. государство обратилось ко все возраставшему импорту продовольствия и промышленных товаров. Страна, жившая за счет экспорта нефти и газа, стала превращаться в сырьевой придаток индустриального Запада. В экономике 70–80-х гг. начался застой, маскируемый победными реляциями, дутым соцсоревнованием и бесконечными инициативами, призванными хоть как-то повысить производительность труда за счет энтузиазма. Результатом всего этого стал экономический (наметившийся в 60-х гг.), социальный, а затем и политический крах государства.
ИНИЦИАТИВЫ – в советской пропаганде 1950–80-х гг. – «предложения трудящихся» (инспирированные идеологическими органами) по проведению какой-либо непопулярной реформы или развертыванию очередной кампании по повышению производительности труда, снижению трудозатрат, повышению цен и т.д.: в СССР все плохое для людей делалось «по просьбе» или «по инициативе трудящихся». К таким инициативам принадлежали движение бригад и ударников коммунистического труда, гагановцев, работы «за себя и за того парня» и пр.
ИНОГОРОДНИЕ – в дореволюционной России жители казачьих областей, не принадлежавшие к сословию казаков и потому не имевшие права владения землей: они должны были арендовать казачьи войсковые земли. Во время революции и Гражданской войны в казачьих областях развернулась ожесточенная борьба между казаками и иногородними, прежде всего за землю: иногородние выступили на стороне красных, поскольку советская власть проводила политику расказачивания. Умеренно-демократическая часть казачества признавала право иногородних, издавна живших в казачьих станицах и на хуторах, на землю из излишков войсковых земель. На Дону казаки звали иногородних хохлами, поскольку большая часть донских иногородних была из Восточной Украины.
ИНОСТРАННЫЕ ЯЗЫКИ – в сознании значительной части советских граждан, особенно в 1960–80-х гг., владение иностранными языками – вершина образования. В дореволюционной России свободное владение иностранными языками, прежде всего французским, было характерно для сравнительно небольшой части социальной верхушки, имевшей возможность нанимать для домашней подготовки учителей-иностранцев (не случайных иностранцев – булочников, парикмахеров, сапожников и пр., нашедших выгодным зарабатывать не ремеслом, а преподаванием, а именно учителей, стоивших довольно дорого); значительная часть социальной верхушки училась понаслышке и говорила хотя и бегло, но не всегда правильно. В средних учебных заведениях преподавались французский и немецкий языки, не всегда квалифицированными преподавателями и большей частью без особых успехов: некоторые современники вспоминали, что в школе забыли то, чему научились в раннем детстве в семье, другие же отмечали, что свободное владение языками к ним пришло только после длительных поездок за границу. Распространенная в советском обществе уверенность в том, что все русское дворянство бегло говорило и читало по-французски, – грубая ошибка.
В советской средней и высшей школе изучению иностранных языков уделялось сравнительно небольшое место, и основное внимание обращалось на умение читать, а не говорить; так, студенты технических вузов главным образом занимались переводом «тысяч» (печатных знаков), преимущ. специальных текстов. Овладению разговорным языком препятствовала и полная оторванность советского общества от заграницы: туризм начал медленно развиваться только с 60-х гг., выезды на учебу и в научные командировки совсем или почти не практиковались. В результате подавляющее большинство людей с высшим образованием могло с полным правом писать в анкетах на вопрос о владении иностранными языками: «Читаю, но не понимаю». С сер. 30-х и до 50-х гг. включительно изучался преимущ. немецкий язык как язык потенциального военного противника. С кон. 50-х гг. имело место все большее изучение английского языка, приобретшего к этому времени статус международного, как когда-то международным был французский. В научно-исследовательских институтах и ряде учреждений были введены доплаты за знание иностранных языков. На их изучение стали обращать большее внимание как в обществе, широко пользовавшемся разного рода дополнительными курсами и пр., так и в вузах. Расширился и круг изучаемых языков; напр., популярность приобрел испанский. В целом к концу советского периода ситуация со знанием иностранного языка, в т.ч. разговорного, значительно улучшилась.
ИНОСТРАНЦЫ – в сознании советских людей, отравленном пропагандой, и в представлении должностных лиц – весьма подозрительные в плане шпионажа и идеологических диверсий люди, и в то же время объект лести и ухаживания, а также источник материальных благ (от пачки сигарет до валюты). Под влиянием событий Гражданской войны официально иностранцы рассматривались как шпионы и диверсанты, имеющие целью уничтожение первого в мире социалистического государства. Особенно усилились такие представления в 1930-х гг., а с началом «холодной войны» достигли апогея. Многочисленные кинофильмы «про пограничников и разведчиков», шпионские детективы, а также пресса способствовали укоренению этих взглядов в сознание советских людей. Обычно невысокое художественное качество кинофильмов и книг привело к созданию некоего клише иностранца – шпиона и диверсанта, и хорошо, на западный манер, одетые люди, особенно в провинции, могли даже подвергнуться задержанию бдительными гражданами и органами милиции для проверки документов. В 30–50-х гг. в стране развернулась настоящая шпиономания. К тому же иностранец в этот период был весьма редкой птицей, а в провинции просто невозможной. Но одновременно с этим правительство еще в период НЭПа всячески стремилось привлечь иностранные инвестиции в советскую экономику, а следовательно, старалось расширить приезд в СССР заграничных предпринимателей. В 30-х гг. это стремление в пропагандистских целях распространилось на иностранных «прогрессивных» писателей, которым демонстрировали достижения социализма, которых всячески обхаживали и которые, вернувшись домой, должны были дать самые лучшие отзывы о жизни советских людей. В известной степени это стремление достигло целей: Бернард Шоу, Ромен Роллан, Андре Жид и др. известные в Европе литераторы создали своеобразные гимны Советской стране и лично И. Сталину, встречавшемуся с ними. Тем не менее, при всем старании соответствующим «органам» до конца не удавалось обмануть более проницательных гостей. В кон. 20-х – нач. 30-х гг. имел место и приток менее «почетных» иностранцев, в большом количестве оказавшихся на постоянном жительстве в ряде областных городов. Это были инспецы: инженеры, техники и рабочие, посланные зарубежными фирмами или завербованные советскими властями для строительства новых предприятий (автомобильных, шарикоподшипниковых, электротехнических и пр.), наладки и пуска оборудования и т.п. Кроме того, с приходом к власти в Германии нацистов, в СССР оказалось немало зарубежных коммунистов, а к концу Гражданской войны в Испании сюда приехали сотни испанских детей и сопровождавших их взрослых. Большей частью они жили в изоляции от советских граждан, в особо выделенных домах, в более благоприятных условиях, а испанские дети содержались в специальных детских домах. К концу 30-х гг. иностранные специалисты, присланные фирмами, покинули СССР, но значительная часть рабочих, удержанных насильственно или поверивших в социалистический «рай», осталась и во время Великой Отечественной войны в качестве подозрительных лиц была выслана под надзор в отдаленные районы страны. После заключения Пакта о ненападении и договора о дружбе и границе между СССР и Германией довольно много немецких и австрийских коммунистов было арестовано и передано гестапо в обмен на русских эмигрантов, невозвращенцев и беглецов из СССР. Взамен их в местах заключения и ссылки оказалось огромное количество «бывших иностранцев» – поляков, финнов, эстонцев, латышей и литовцев, депортированных с присоединенных к СССР территорий или взятых в плен. В ходе войны значительная часть поляков по договору с польским эмигрантским правительством вошла в состав сформированных на советской территории польской армии Андерса и просоветского Войска Польского. Все остальные иностранцы остались в местах заключения и ссылки, а в конце 40-х гг. в связи с развернувшейся борьбой с «безродным космополитизмом, антипатриотизмом и преклонением перед Западом» были высланы еще дальше на Север.
Либерализация в отношении к иностранцам началась во втор. пол. 50-х гг. в связи с общей либерализацией режима, стремлением к упрочению дипломатических, экономических и культурных связей с заграницей, проведением Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, широкомасштабных спортивных мероприятий (Олимпиад и пр.), международных кинофестивалей, музыкально-исполнительских конкурсов, развитием зарубежного туризма, научных поездок, обмена студентами и т.п. Однако в сознании рядовых граждан подозрительность к иностранцам укоренилась очень глубоко. Только в крупнейших городах – Москве, Ленинграде, Киеве, где иностранцев было очень много, отношение к ним стало меняться в сторону благожелательности и демонстративного гостеприимства, хотя слишком тесные контакты могли привести к близкому знакомству с сотрудниками КГБ. На официальном уровне иностранцы, особенно туристы, оказывались в исключительном положении; так, на время обеда групп иностранных туристов в ресторанах советских граждан туда не пускали, для иностранцев открывались специализированные, хорошо снабжавшиеся магазины «Березка», торговавшие на валюту, гостиницы «Интуриста» были под пристальным вниманием органов для недопущения нежелательных (неконтролируемых) контактов. Многие провинциальные города были закрыты для посещения иностранцами, поскольку повсюду находилось либо военное производство, либо военные объекты. Этот режим начал ослабевать лишь в 80-х гг., как в связи с общим одряхлением системы, так и, особенно, в связи с начавшейся «перестройкой».
ИНСНАБ – сложносокращенное слово – организация, с 1929 г. занимавшаяся снабжением инспецов продуктами питания и товарами широкого потребления, и открывавшая в промышленных центрах и вновь строящихся промышленных городах специальные лавки с широким набором товаров. Вход туда был только по именным заборным книжкам, выдававшимся иностранцам, а чтобы не вызывать возмущения простых советских людей (у «непростых» были свои закрытые учреждения снабжения), окна густо забеливались. Некоторые инспецы широко пользовались такой системой торговли для спекуляций, втридорога продавая полуголодному населению продукты питания. С кон. 1932 г. в связи с оттоком инспецов из СССР и ухудшением отношения к ним со стороны партийного руководства снабжение лавок Инснаба стало быстро сокращаться, а позже они закрылись.
ИНСПЕЦЫ – сложносокращенное слово, обозначавшее в конце 1920-х – 30-х гг. иностранных специалистов: администраторов, экономистов, а преимущ. инженеров и техников, посылаемых фирмами, поставлявшими промышленное оборудование, приглашаемых советскими правительственными органами или добровольно приезжавших помогать советскому народу строить социализм. Для работы подписывали контракты, обычно пятилетние. Поселялись компактно, в многоквартирных домах или в коттеджах соцгородов и соцпоселков, снабжались продовольствием и товарами широкого потребления из лавок Инснаба, часть высокой зарплаты получали в валюте. Поскольку особенности социалистической индустриализации и обеспечения строительства и предприятий рабочей силой вызывали их искреннее удивление, недоумение, недовольство и бесконечные жалобы в руководящие органы, отношение к ним со стороны партийного руководства и НКВД стало быстро портиться. С кон. 1932 г. резко ухудшилось снабжение инспецов, стали сокращаться, а затем и прекратились выплаты валютой, не продлевались контракты. Началось «выдавливание» инспецов из СССР. Сложным оказалось положение инспецов-коммунистов, искренне поверивших в социализм, а наиболее трагичным – выходцев из Австрии и Германии, где установился гитлеровский режим: они нарушали законы своих стран и возвращение туда грозило им арестом. Часть инспецов была арестована в СССР по обвинению в шипионаже или принадлежности к оппозиции (они пользовались поддержкой Троцкого, Рыкова, Сырцова, Пятакова, позже оказавшихся «врагами народа»).