Энциклопедия русских суеверий

Власова Марина

Тем не менее подобная характеристика для многозначных поверий, связанных со змеей, является далеко не исчерпывающей. Двойственная, способная погубить и исцелить, змея традиционно играла важную роль в народной медицине. Способность лечить жители некоторых губерний России приписывали ужу (Сарат.). В XIX в. (и ранее) верили в целительные, охранительные свойства змеиных, ужовых шкурок, головок и т. п.: «Крестьяне, в предостережение от лихорадок, носят на шее змеиную или ужовую шкурку или ожерелье из змеиных головок; для защиты от чар и недугов привязывают к шейному кресту голову убитой змеи, а в привесках (ладанках) между прочим зашивают и лоскуток змеиной кожи: кто носит такую привеску, того все будут любить и делать ему всякого добра» <Афанасьев, 1994>. От лихорадки навешивали на шею змеиную голову вместе с крестом (Нижегор., Том., Приаргунский край и др.); мылись скаченной с живой змеи водой (Олон.).

Верили,

что если яд змеи или жало положить в подошву сапога, то никакая сила не поборет такого человека (Перм.). Если змею высушить и носить, всякий будет любить (Новг.). И т. п.

В то же время кожа змеи, сброшенная ею весной во время линьки, могла использоваться для вредоносного колдовства <Антонович, 1877>.

В апокрифах и житиях святых, как и в крестьянских поверьях XIX-XX вв., подвергшихся влиянию христианской проповеди, образ змеи теряет свою полисемантичность, он однозначно ассоциируется с силами зла. Тем не менее змеи могут «воплощать воздаяние» согрешившим, преследовать злодеев, еретиков, клеветников, изменников, чародеев, детоубийц, оскорбителей матерей. «Был человек — он был наспиртованный похоронен, а он был богатеющий, у него было капиталу много. Его что-то думали тамотки открывать (он был в склепах схоронен), открыли и не видно, все змеи одни по ем ходят» (Арх.).

В нижегородском повествовании сын, заявивший, что предпочитает христосоваться с подколодной змеей, а не с матерью, наказан появлением змеи, которая обвивается вокруг его шеи: «Уж впоследствии этого дела он просил у матери прощения, и мать его простила, а змея все-таки на нем. А как он в бане бывает, змея с него слезает на белье, а как из бани выходит — опять на него, на шею. А убить ее другим в это время нельзя, потому это Божеское наказание… И до сих пор на нем змея, а вреда никакого ему не делает. Кода допрежде была на нем, то подсушивала ему грудь, а теперь у него кувшин с молоком подвешен, — так ничего, так и носит».

Таким образом, старшие и подчиненные им лесные, луговые змеи связаны в поверьях со многими сторонами жизни: они владычествуют в лесу, под землей, могут сделать человека всеведущим и т. п. Правда, такие представления — следствие давнего и традиционного наделения змей особыми способностями, в верованиях крестьян XIX–XX вв. разрозненны; наиболее распространенными остаются, пожалуй, повествования о подземных, «кладовых» змеях.

Популярны среди крестьян разных районов России (и в XIX, и в XX в.) рассказы о «змеином празднике Воздвиженьи» (27 сентября, день Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня), ср.: «Воздвиженье — праздник змей. Сдвигаются в одно место змеи. Они уходят в землю, сдвигаются туда» (Новг.).

Предполагают, что змеи в этот день собираются вместе, а затем уходят или проваливаются на зиму под землю (время весеннего пробуждения змей варьируется — это и первая весенняя гроза, и 7 апреля (Благовещение), и 6 мая (Егорьев день), и т. п.). 27 сентября стараются не ходить в лес, полностью предоставляемый в распоряжение змей. Нарушение этого правила влечет неприятности, несчастья: «Моя мама… во Вздвиженье пошла в лес. И берет ягоды. И где не станет — все они. Куда ни поступит, куда ни повернется — все везде змеи. <…> Ну что, говорит, делать. Вот стала Богу молиться — в одну сторону, в другую, в третью — и, говорит, как куда ушли» (Новг.). Пошедшего 27 сентября в лес змеи могут затащить под землю (Твер.) <Черепанова, 1996>. «В Воздвиженье нельзя в лес ходить. Гады все выползают. Стишок можно прочитать (спасаясь от змей. — М. В.). Правой ногой шагни и остановись, когда в лес идешь. Сделай три земных поклона и скажи: „Спаси меня, Господи, от зверя бегущего, от гада ползущего!“ И плюнуть три раза через левое плечо» (Новг.).

От укусов змей лечились по-разному: смачивали и размывали укушенное место водой, иногда настоенной на почках освященной в церкви вербы (Ряз.); прикладывали к ране коноплю (Калуж.).

К ране при укушении змеей прикладывали сырую землю, но при этом было необходимо, «чтобы она была одного цвета с укусившей змеей: если змея черная, то и прикладывать к ране нужно землю черную, если змея серая, и землю надо привязывать серую, если же змея укусит пятку, то всякое лечение бесполезно: человек все равно умрет» (Новг., Череп.) <Попов, 1903>.

Традиционно змей смиряли или лечились от укусов травами, растениями: «Повсеместно на Руси уверяют, что ясеневое дерево, кора, лист, даже зола смиряют всякую змею и даже повергают ее в оцепенение. Ясеневая тросточка, платок, смоченный в отваре ясеневой коры, даже веточка дерева, действуют, будто бы, на змею на расстоянии нескольких шагов» (белье, намоченное в ясеневом соку, предохраняет от укушения). Полагали также, что «если рано утром набросать на открытых для солнца местах в саду свежих веточек руты (Ruta graveolens L.), то вскоре все змеи выползут и с жадностью бросятся пожирать ее, a затем околевают». В Пермской губернии считали, что от змеи предохраняет

ношение растения марьин корень (Paeonia offic L.) на кресте (нательном) (там, где растет марьин корень, змеи будто бы не водятся), «От ужаления змеи пермяки лечатся змеиным скусом (Veronica latifolia L.), вероятно, в силу симпатических соображений, так как цветочная кисть вероники выходит сбоку и вырастает выше стебля, который кажется как бы скушенным. В Томской губернии есть другой вид вероники (Veronica offic. L.), называемый змеевой травой, есть поверье, что у нее змея откусила верхушку. Цветок травы крестьяне кладут в башмаки, когда ходят за ягодами, чтобы змеи не ужалили. Зоря тоже от них предохраняет. В Воронежской губернии Veronica latifolia называется змеиной травой на том основании, что Бог создал ее для уничтожения ядовитых змей, но одна из них вздумала поспорить и откусила всю веточку растения с цветком. В ту же минуту, взамен верхушки выросло целых четыре, чем теперь трава эта и отличается от прочих. Пристыженная змея ушла в трущобу, где и пресмыкается, скрываясь от всех» <Демич, 1899> (в предании о змеиной траве, «занесенном в старинные лечебники», эта трава, которую находят и приносят змеи, наделяется способностью воскрешать умерших).

Оберегаясь от змей, спасаясь от укусов, читали сопровождаемые различными магическими действиями, обмыванием, обведением укусов смоченным слюной пальцем и т. п. заговоры: «Стану я, раб Божий [имя], благословясь, пойду перекрестясь в чистое поле, в широкое раздолье. В чистом поле в широком раздолье найду я Святых Божиих Угодников — 12 братьев Киевских: Фрола и Лавра и Победоносца Егора Храброго. Уж вы, Святые Божии угодники — 12 братьев Киевских, Флор, Лавер и Победоносец Егор Храбрый! На меня спустила нечистая сила лютого змея. Он укусил меня (или — такого-то). Вы, Божии Угодники, защитите и оградите у меня, раба Божьего [имя] опухоль! А ты, Батюшка Егор Храбрый, убей своим жезлом лютого змея! Всегда ныне и присно и во веки веков. Аминь» (Забайк.) (при чтении заговора щиплют укушенное место). Заговор, записанный в Новгородской губернии, читается трижды над укусом, который трижды натирается осиновою корою и затем «трижды обмывается водою из росы, собираемой в Иванову ночь: „Стану я, раба Божия [имя], отговаривать укушенное место у раба [имя], заговаривать; гад подколодный, гад подземельный, возьми свою ярь, а не возьмешь свою ярь, не пустит тя ни пень, ни колода, ни ракитова порода; а возьмешь свою ярь, пустит тя и пень, и колода, и ракитова порода; и опечет тя красно солнышко, и освятит тя светлый месяц, часты звездочки, и обмоет тя утряна роса!“» На Вологодчине «от укушения змеи» трижды читали: «Змия, у тебя слюна в роте и у меня в роте, у меня слюна в роте, а у тебя в море. Век по век отныне и до веки и во веки веков. Аминь» (трижды произнеся заговор, нужно было каждый раз плюнуть и помазать больное место).

В Забайкалье (как и в других местностях России) полагали, что «от змей существует два рода заговоров. Одними как бы укрощают змей и тем делают их безвредными, а другими излечивают от укуса. Кроме того, особыми заговорами созывают змей с разных концов в определенное знахарем место (в быличках это нередко делается свистом. — М. В.). Тот, кто знает заговор от змей, берет их голыми руками и кладет их себе за рубашку, на голое тело. Змеи не причиняют ему вреда». Заговор «на укрощение змей» в этой местности звучал так: «Стану я, раб Божий, благословясь. Пойду я, перекрестясь, из дверей во двери, из ворот в ворота. Умоюсь я не водою, а утренней росою, утрусь тонким белым полотном, подпояшусь светлым месяцем, обручусь частыми звездами и калеными стрелами. Пойду я в чистое поле, в зеленые луга. В зеленых лугах на крутой горе стоит соборная церковь. В этой церкви стоит золотой престол, на этом престоле стоит батюшка Илья-пророк. Благослови ты меня идти в чистое поле! В чистом поле стоит ракитов куст, под тем кустом лежит серая змея Василиска и змей полоз — Василий. Пойду я к вам поближе. Я к вам пришел жало вынимать, у вас силу отнимать. Утолите свое сердце, удалите свое жало в сырую землю. Будьте мои слова, на вас заговорены (имена всех, кого желают заговорить или всей семьи) не трижды, а один раз на положенное время на всякий день и на всякий час. Отныне и до века. Аминь» (заговор читается в субботу один раз; он имеет силу в продолжение всех летних работ, на которых приходится встречать змей) <Логиновский, 1903>.

Крестьяне многих районов России верили, что змеи могут повиноваться знахарю, ведьме, колдуну (в Поволжье один из легендарных заговорщиков змей — Степан Разин, ими же после смерти и истязуемый). В смоленской быличке знахарь наказывает змею, укусившую лошадь.

«Это был один старичок, значит. Я вот так знаю, что дедушка Паша… <…> Он даже сам носил через плечо (змею. — М. В.), и на шее она обвивалась. <…> И вот если появились змеи, если кто хорошо принял его, значит, он этих змеев угонит. Сперва забивает какой-то колушек, потом прутиком несколько раз махнет и че-то пошепчет — уходят! Уйдут! А кто уж если огорчит, то не рад будет. И покосу попустится. Ни грести, ни косить нельзя: змеев будет — хоть отбавляй! И вот был случай в Золотой. Там прииска были, золото мыли. И мужики его попросили! <…> Он и действительно, изделал. Поставил колушек, прутик взял в руку. Помахал — сама больша пришла, начала крутиться вокруг колушка, и за ней все пришли, в комок свились, шипели-шипели…