Энциклопедия русских суеверий
Шрифт:
«По стародавнему сказанию, первый знахарь обладал знанием только одних „добрых“ трав, посеянных Богом на пользу человеку. <…> Но, сделавшись стариком, под влиянием соблазнов Дьявола, захотел вернуть себе молодость и тогда-то узнал „злые“ травы. Узнав их, стал оказывать не одну помогу людям, а творить и погубу. Таким-то образом пошли по белу свету знахари…» <Коринфский, 1901>.
«Знахари– целители были известны не только в своей деревне, к ним приходили и приезжали издалека. Умение лечить болезни, присушивать возлюбленного, находить потерявшийся скот и оберегать дома от пожаров ценилось в деревне и было своеобразным ремеслом. <…> Умение собрать
Анализируя сибирские поверья, М. М. Громыко утверждает, что знахари и знахарки — «носители традиции в общине», «знатоки народного природоведения, народных медицины и ветеринарии, но в то же время хранители верований и суеверий»: «хотя хозяйственной магией многие крестьяне занимались сами, все-таки считали нужным в определенных случаях привлекать знахарей. В своем доме могли ворожить каждый хозяин или хозяйка, в чужом — только знахарь» <Громыко, 1975>. Такая «организующая» роль знахаря — «знатока народного природоведения» — характеризует его отличие от колдуна в поверьях ряда областей России, хотя и здесь грань оказывается достаточно зыбкой.
Деятельность знахаря– лекаря традиционно оставалась преимущественно важной. Вплоть до начала XX в. (и позже) многие крестьяне были убеждены, что врачи не могут лечить внутренние, а также вызванные колдовством заболевания. «При наружных болезнях, иногда даже очень незначительных, крестьяне охотно идут к фельдшеру, при внутренних же обращаются к знахарям и знахаркам» (Новг.). Жители Саратовской губернии полагали, что врачи не могут лечить все женские и детские болезни. Не излечиваются врачом притка, подшут, дурной глаз, озык, порча, нервные и душевные болезни, эпилепсия (Новг., Волог., Пенз.) <Попов, 1903>.
В XIX-XX вв. достаточно распространенным было убеждение в том, что «добрые знахари именем Божьим помогают» (Смол.). «С Божьей помощью» лечили знахари Нижегородской губернии: так, знахарь– наговорщик «обыкновенно наливает чистой воды в столовое блюдо, зажжет около него три свечи, становится на колени и молится долго (читая 40 раз молитву „Да Воскреснет Бог“), после чего отдает воду с объяснением, как и когда ее пить». Одна из знахарок уверяла, что получила врачебную силу от схимника-монаха Питирима в Соловецком монастыре: «Лечение мое все от Бога идет, не так, как у других, другие с демонами, там, связались, а я нет, у меня святые молитвы» <Попов, 1903>.
ЗНОБЕЯ, ЗНОБЕЯ, ЗНОБИХА, ЗНОБУХА — лихорадка.
«Перемежающаяся лихорадка известна под разными названиями: тетка, студеная скорбь, холодуха, лихоманка, трясовица, знобиха» (Казан.).
Знобея — персонификация одного из болезненных состояний (это
ЗОЛОТАЯ ДЕВКА — сказочное существо, хранительница месторождений (Урал).
ЗЫБОЧНИК — леший, качающийся на деревьях; дух, проникающий в зыбку (колыбель).
«Отдам тя зыбочнику!» (Новг.)
«Зыбаться» означает «колебаться, качаться, раскачиваться на ветру», зыблющимся представлялось и топкое болото. «Зыбающимся», т. е. раскачивающимся на деревьях (возможно — и на трясине), крестьяне некоторых районов России представляли лесного и болотного «хозяина», лешего, который именовался зыбочник (Олон., Арх., Волог.). Иногда зыбочником (от «зыбь»?) называли и водяного.
На Вологодчине, Новгородчине и Псковщине зыбочник — «полуденный дух», опасный для детей. В Вологодской губернии пустую колыбель (зыбку) «не оставляют открытой, чтобы не проник в нее „полуденник“, „денник“ или „зыбочник“ и не стал бы пугать ребенка».
ЗЯБУХА — лихорадка (см. ЗНОБЕЯ).
И
ИГОША — фантастическое существо, соединяющее черты лешего и домового; безрукий и безногий урод; мертворожденный младенец; дух умершего без крещения.
Многие крестьяне верили, что мертворожденные, как и скончавшиеся без крещения младенцы, продолжают невидимо жить (и даже расти) там, где они похоронены, или в своем доме (достаточно часто мертворожденных закапывали в подполье или близ избы). Такие умершие могут становиться духами дома.
Обычно они незримы и ночью бродят по избе. Как и все скончавшиеся скоропостижно или без крещения, игоша — не находящий успокоения умерший; он и «беспокойный дух дома»: проказит, вредит, если его не признают за домового <Черепанова, 1983>, вообще, «признается большим озорником» <Забыли, 1880>.
Сведения об игоше немногочисленны. Безрукость и безногость игоши в поверьях, возможно, свидетельствуют о его «неполноте», отличии от людей (он существо едва оформившееся, едва явившееся на свет) или же отражают «змеиную природу» этого персонажа.
ИГРЕЦ, ГРЕЦ — припадок кликушества; нечистый дух, бес, черт; домовой.
«Игрец ее знает!» (Ворон.); «Игрец с тобой!» (Ряз.); «Игрец их расшиби!» (Тамб.)
Название «игрец» («играющий, игривый», а может быть, и «играющий на музыкальных инструментах») характеризует «причудливую» природу многих нечистых духов, которые, согласно распространенным представлениям, любят шутить бессмысленно и зло, озорничают, устраивают шумные сборища с музыкой и т. п. По поверьям Орловской губернии, игрец (домовой) «шутит» над людьми и скотиной.