Энциклопедия русских суеверий

Власова Марина

Само прядение, особенно в большие годовые праздники, могло влиять на здоровье людей, животных, на благосостояние дома: «Прядение шерсти с произнесением заговоров» служит «для чарования скота и всего дома», ср.: «Как это веретено крутится, пусть скот и овцы выкручиваются из дома моего господина, чтоб стал пустой» <Запольский, 1890>. «Чародейственное значение» имело и веретено: «Так, в 1742 году в Дубенском магистрате обвинена была в чародействе мещанка Параска Янушевская за то, что она явилась в церковь в Маккавеев день освящать, согласно с обычаем, разные травы, среди которых она спрятала для освящения веретено, перевязанное красною лентою» <Антонович, 1877>. В загадках Рязанской губернии «птицей

Веретеном» именуется смерть; «…образ веретена участвует в символике годового времени, прежде всего дней, что очевидно из следующей загадки:

Стоит дом в двенадцать окон, В каждом окне по четыре девицы, У каждой девицы по семь веретен, У каждого веретена разное имя.

<…> Как выясняет Л. В. Савельева, само слово „веретено“ является однокоренным с древнерусским веремя (время) и означает „то, что вертится“, „вечная вертушка“» <Криничная, 1995>.

В. Н. Добровольский отмечает: «Часто выводится в песне прядущая, снующая и ткущая богатырша; она выполняет свою работу посредством огромных и необычайных инструментов» <Добровольский, 1909> (с веретеном и прялкой в обрядовой лирике могут изображаться и весна, деревья).

По тому, как она навивает на веретено нити, могли судить о будущей жизни девицы, ср.: «Если девица, прядя лен, туго и правильно вьет на веретено нитки, то будет хорошо жить со своим мужем; если девица худо вьет свою пряжу на веретено и крестами, то будет худо жить и с мужем; если девица слабо вьет пряжу на веретено, то оба, и муж и жена, будут жить нехорошо» (Яросл.).

«Веретено (вретно) в руке женщины — древний символ, засвидетельствованный в рисунках и исторических источниках»; в росписи Софийского собора (г. Киев) с веретеном в руке изображена Богородица <Нидерле, 1956>.

Запреты для людей прясть и ткать по большим праздникам (или в дни, посвященные ведающим рукоделием божествам и духам) указывают на небытовой, сакральный смысл этих занятий, ибо в «поворотные», «переходные» моменты (полночь, Рождество, Святки и т. п.) мир может быть правильно (или неправильно) «свит, сплетен или спряден, соткан». «О Святки не метают вечером ниток, чтобы рожь не смоталась» (Волог.). «О Святках гнутой работы не работают (например, не гнут дуг, не делают колесных ободьев и т. п.); а то приплода скоту не будет» <Ермолов, 1901>; беременным нельзя в праздники шить, перематывать нитки, а то ребенок родится обмотанным пуповиной (Том.); летом на закате солнца не мотают ниток, чтоб не продлилась дорога в морском пути — за противными ветрами (Арх.), и т. п.

Кикимора, в отличие от людей, иногда прядет только в Святки, в те двенадцать дней января, которые определяют ход всего будущего года. В связи с «сезонным» прядением кикиморы находится, по-видимому, и святочный обычай рядиться кикиморами, шишиморами (старухами с прялками), отмеченный в разных районах России (в некоторых губерниях сходно рядились на масленицу) <Громыко, 1975>; ср. также вывод В. Н. Добровольского о том, что «песни и обряды, относящиеся к пряхе», приурочиваются большей частью к Святкам <Добровольский, 1909>.

Очевидно, прядение кикиморы — это прядение «нитей судьбы» дома и его обитателей. Она персонифицирует судьбу, рок: «…на Руси вещая пряха известна под именем кикиморы, о которой старинная пословица, взятая мною из одной рукописи прошлого столетия, говорит: „От кикиморы рубашки не дожидаться“» <Буслаев, 1861>.

Действиями кикиморы–

судьбы, не только прядущей, объясняли и болезни скота, и различные заболевания кур, а также несчастья, неполадки в доме и хозяйстве, причины которых непонятны.

В восточносибирской быличке кукла-кикимора (правда, напущенная, наколдованная) губит парня: «…И вот, были вечерки раньше, собирали на вечер дома и девок и парней, всех… На балалайках играют, пляшут, вальс танцуют — по старинке.

Кончилось это в двенадцать часов уже, идти домой надо. Идет мой парень, племянник-то. <…> Дошел до ворот и стал. <…> Видит: кукла пляшет. <…> Как пройти домой? Кукла пляшет и все. Как она жива! Он: — Ай, черт побери! Че она мне, эта кукла-то?! — Ворота-то открыл, только пошел — она стук ему сюда! В голову. Пришел домой, лег спать. У него жар поднялся. Вот заболел, заболел. <…> Высох он, и вот уже осталось ему два дня или три, как помереть. Он сказал:

— Мама! Я умру — вы вот этот столб выкопайте и посмотрите, что там есть. Меня кукла раз в голову тут ударила, может, я из-за этого и хвораю…

Он умер. Они <…> столб-то выкопали, там кукла. <…> Мать-то потом узнала, вот, это наколдовали, это по злобе».

Кикимора именуется иногда «женой домового» (ср.: «у домового жена кикимора, волосы у нее растрепаны, живет под полом, выходит по ночам прясть» — Волог.), но скорее всего кикимора — исходно вполне самостоятельный мифологический персонаж.

«Своенравная, как судьба», кикимора не столько помогает, сколько вредит. Так, например, хотя на Вологодчине камень с отверстием («куриный бог» называли кикиморой одноглазым, подвешивали его в курятнике именно охраны птиц от кикиморы.

Кикимора не только персонифицированная судьба. В ее облике прослеживаются и черты покойника, проклятого, отсуленного нечистой силе. «Кикиморы — суть женщины, унесенные в младенчестве чертями и посаженные на несколько лет колдунами кому-нибудь в дом», — отмечал в конце XVIII в. М. Д. Чулков <Чулков, 1786>. И. Сахаров полагал, что кикимора — проклятая (или родившаяся от девушки и огненного змея) девушка; она быстро бегает, далеко видит, не стареет, все знает <Сахаров, 1849>. В. Даль также считал, что кикиморы — девки-невидимки, но ими могут быть и умершие некрещеными дети <Даль, 1880>. Представления о кикиморе — неотпетом покойнике или проклятом человеке — прослеживаются в поверьях Вятской губернии, Поволжья.

Подобно всем проклятым, заклятым, кикимора может стать человеком: «…стоит только подойти и на кикимору накинуть крест, как она тут и останется» (Новг., Белоз.). В симбирской быличке кикимора — проклятый родителями младенец; став взрослым, он невидимо обитает в кабаке, отцеживая по ночам вино и выживая целовальников до тех пор, пока не заключает договор с одним из них, оказавшимся самым смелым и «знающим». (Через год, по окончании договора, проклятый и целовальник прощаются; на прощание проклятый показывается чернобровым, черноглазым молодцем — «в щеках как будто розовые листочки врезаны».)