Энциклопедия русской души
Шрифт:
польза
Любимым напитком Серого был чефир. Кому кактус, а кому чефир. Делал ли Серый детишкам свистульки из глины? Из орехового прута? Или самокаты? Посадил ли он клен? Или только курил, наклонившись низко к столу?
Если в тех автобусных измерениях жизни, где живет опустившийся усталый народ, где обитает Клавдия Федоровна и все остальные несчастные люди, где у Ирины Борисовны взламывают дверь, чтобы забрать сломанный телевизор, заводится Серый, то, возможно, все решается очень просто. Какая польза от убийства Серого? Во-первых, он не будет
человек-исповедь
– Grattez le Russe, et vous verrez un Tartare (Поскребите русского, и вы найдете татарина), - говорят французы.
Они по-своему правы, но, как всегда, не заглядывают глубже феноменологии.
– Поскребите русского, и вы найдете исповедь, - dirais-ёe.
Русский - человек-исповедь. Совсем не надо для этого обстановки движущегося предмета: поезда или самолета. Как перезрелый гранат, русский взрывается и истекает исповедью в самый неподходящий момент. Или как гнилой гранат. Скорее, как гнилой. А может быть, все-таки как перезрелый.
отношение иностранцев к россии
Серый считал иностранцев обмылками и никогда не интересовался их мнением о России. Он ценил неподдельное чавканье русской жизни.
– Зачавкала!
– одобрительно жмурился Серый, прислушиваясь к событиям жизни.
Он любил мутность русского человека.
– Ты погляди, - говорил он мне, - как безобразно мутен русский человек. Он озадачивает жизнь. Она не знает, чего он хочет. Он срывает с петель ход жизни и ставит жизнь раком.
– У него паралич воли, - говорил я.
– Хуйня все это, - незлобно отзывался Серый.
– Ты лучше прислушайся к этому вечному хрипу русского мужика, как он сипит и говнится.
Я уходил на цыпочках прислушиваться и возвращался в полном умилении.
– Ну что, меняешь взгляд на Россию?
– подмигивал Серый.
– Про Россию никто не подобрал верных слов. Одни бьют себя в грудь и клянутся в любви и верности. Не верь их клятвам. Другие, подражатели немцев, которые надели немецкое платье и думают про себя многое - они, конечно, ублюдки, но хотя бы ясны. А эти -они вроде бы делают вид, что любят, а сами подмахивают с пользой для себя. Может, до них что-то доходит, но они глухие. Россия - это хрюканье. Если не хрюкаешь, тебе тут нечего делать. Иди в интеллигенцию и придумывай теории.
– Не хочу!
– невольно вырвалось у меня.
– Россия по-умному не гордится умом. Она его топит, как котенка, но не потому, что любит утопленников, а потому что ум мешает жизни.
– Ах, Серый, - заплакал я.
– На России мир держится, - сказал Серый, залезая под одеяло.
плакун-трава
– Серый, сыграем в жмурки? Ты - гений этого гнилого места. Не Пушкин, не Достоевский, а - ты. Ты - гений. Ты - шаман. Нечленораздельный человек. Ты держишь в руках братву, ты крутишь русскую политику, вершишь судьбы армии.
– Солдаты - необученные, - сказал Серый.
– Мрут, как мухи.
– Ты - Спартак и ЦСКА, ты спускаешь мочу в попсу, ты болельщик отечественных команд, ты - вой стадиона, судорога трибун, ты насосался крови, ты грандиозный клоп, ты - друг Христа, большевик, автор русских сказок, три богатыря в одном лице, трое братьев, от старшего до дурака, серый волк и Иван-царевич, владелец всех джипов, молодой месяц над снежным полем, ты - все русские тараканы в ванных и на кухнях, ты - кровавое воскресенье, седьмое ноября, великий почин, день победы, ты - герой Советского Союза, ты -пивная, ты - мое раздвоение, пребывание между двух невест, моя неустроенность, моя бестолковость - вот почему смывается русское знание, не идет вперед цивилизация, ты держишь Россию за пизду.
– Я - плакун-трава, - застеснялся Серый.
Пятизвездочный морг
удавка
Стук в окно.
– Кто там?
– Это мы! Силовики! Я зажег свет.
– Вы еще живой?
– недовольно спросил Пал Палыч.
– Живой, - недовольно ответил я.
– А чего пропали?
– Заболели?
– просунулся Саша.
– Скорее, выздоровел.
– Встречаетесь с ним регулярно?
– прищурился Пал Палыч.
– Бывает.
– Ваше впечатление?
– спросил Саша.
– Противный?
– Нормальный, - ответил я.
– Будет с нами сотрудничать?
– спросил Пал Палыч.
– Куда он денется!
– рассмеялся Саша.
– А вы не смейтесь, референт, - нахмурился я.
– Дайте мне еще время на размышление.
– Ты не тяни, - захрипел Пал Палыч.
– Страна дурит.
– Удавку сзади и конец Серому, - шепнул доверительно референт.
– Поздравьте Пал Палыча, ему новую бляху дали.
– Да ладно тебе, - притворно смутился Пал Палыч.
– Дуги золотые, обруч, листки сельдерея, - ликовал Саша.
– Двух дельфинов, сходящихся хвостами, забыл, - не выдержав, просиял Пал Палыч.
– Помните, как я вас учил? Половину преступлений провоцируют сами потерпевшие, - быстро заговорил он.
– Надо ходить в ватниках, в вязанных шапочках, дамам - тоже в ватниках, на низких каблуках, в темные переулки не заходить.
Силовики исчезли.
за секунду до кончины
Серый зажег свечи, врубил Вивальди.
– Луноход, полный ход!
– осклабился Серый, запуская на ковер тело невесты с зубами. На теле невесты две кнопки страсти и один пятачок безумия. На теле невесты Серый воссоздал большой стиль советской галантереи образца года: васильковый пояс от чулков с резинками, болтающимися на больших белых пуговицах. У пуговиц удивленное выражение лица. Сам Серый нарядился в голубые кальсоны с тесемочками. Невеста поползла по ковру на локтях и коленях. Он - давай фотографировать.
– Одуван ты мой эротический, - подобрел Серый, когда невеста уперлась в угол.
– На подоконник! Она вскарабкалась.
– Покажи письку!
– На!
– сладострастно застеснялась она, сунув лицо в волосы.
– В лифт!
Она помчалась на лестницу, тряся резинками.
– В ванну!
Невеста поплыла в ржавой, чмокающей посудине.
– А сними меня, как я писаю!
– Ну, давай, - нехотя сказал Серый, не поощряющий женской инициативы.
Невеста выпустила желтую струю в ванну.