Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Атмосфера «чужого дома» напоминает также лагерную зону в «Райских яблоках», подчеркивая идентичность этого мира и загробного, так как оба они являются олицетворением Советского Союза: «На 7 лихих, продувных ветрах» (АР-8-22) = «Ветроснежное поле, сплошное ничто, беспредел» (АР-3-157); «А воротами — на проезжий тракт» = «И среди ничего возвышались литые ворота»; «Своротят скулу — гость непрошеный» = «Там не примут меня — / Я не дам себя жечь или мучить» (АР-3-156); «Только тень промелькнула в сенях» = «…пролетели две тени в зеленом»; «Почему во тьме, / Как барак чумной?» = «Да не рай это вовсе, а зона\»; «Свет лампад погас» = «Свету нету в раю…» (АР-3-158); «Траву кушаем, / Век на щавеле» = «…ни еды, ни чифиру, ни явок» (АР-3-158); «Воздух вылился» = «Я пока невредим, но уже надышался озоном» (АР-3-158); «Али жить у вас / Разучилися?» = «Мне в подобном раю обитать никакого резона» (АР-3-166); «И от места, где косо висят
Наконец, если в начале «Погони» и в концовке «Чужого дома» лирический герой упоминает свою любимую женщину: «Как любил я вас, очи черные» (АР-8-20), «Ох, сдается, спел неумело я, / Очи черные, скатерть белая!» (АР-8-24), то и в «Райских яблоках» он скажет: «Мне сдается, что здесь обитать — никакого резона» (АР-3166), «Вдоль обрыва с кнутом, по-над пропастью пазуху яблок / Я любимой несу, ты меня и из рая ждала!» (АР-17-200).
Кроме того, жизнь в «чужом доме» при внимательном рассмотрении мало чем отличается от жизни пациентов психбольницы в «Письме с Канатчиковой дачи» (1977): «Что за дом притих, / Погружен во мрак?» = «…ждем во мраке мы» (С5Т-4-256); «.Долго жить во тьме привыкали мы» (АР-8-22) = «Прозябаем в тьме мы тьму-щей» [1039] [1040] [1041] [1042] ; «.. Куда кони несли да глядели глаза, / И где люди живут, и как люди живут» (АР-8-22) = «В прошлом — люди, нынче — нет» (АР-8-52); «Разоряли дом, дрались, вешались» = «Мы тарелки бьем весь год»; «Траву кушаем — век на щавеле» (АР-8-22) = «Щи едим, зажав в кулак» (С5Т-4-257); «Скисли душами» (АР-8-22) = «Мы движенью душ послушны, / И теперь — в душе разлом» (АР-8-44) (поэтому у них «настоящих буйных мало — вот и нету вожаков», то есть они действительно «скисли душами»); «И живете вы в зле да в шепоте, / В слабоумии, в черной копоти» (АР-8-25) = «Все совсем сума свихнулись» (АР-8-42).
1039
Добра! 2012. С. 248.
1040
Катаева В. Высоцкий в Америке // Собеседник. М., 2015. 2 — 8 дек. (№ 46). С. 20.
1041
а свою симпатию к механикам поэт высказывал еще в песне «Мои капитаны» (1971): «Я механиков вижу во сне, шкиперов <. .> Нет, я снова выйду в море, / Снова встречу их в порту».
1042
Добра! 2012. С. 248.
Как вспоминал Вадим Туманов: «Мы часто разговаривали по душам… И Володя говорил с болью: “Что мы за страна такая?!”. Он мечтал, чтобы наша страна тоже была прекрасной. Чтоб люди жили, а не выживали, задыхаясь»829.
Этот же вопрос задается в стихах: «Что за дом притих, / Погружен во мрак?» («Чужой дом»), «Вот лежат дороги жирно да ржаво, / Вязнут лошади по стремена. / Это что за такая держава? / Не Россия ли эта страна?» («Купола» /5; 359/).
Прослеживается также параллельный сюжет в дилогии «Очи черные» и в «Письме с Канатчиковой дачи»: механик, с трудом спасшийся со «сгинувшего» в Бермудском треугольнике корабля («Что там было? Как ты спасся?»)830 и попавший в психушку, повторяет путь лирического героя, который в первой серии дилогии («Погоня») столкнулся с непроходимым лесом («Лес стеной впереди — не пускает стена»), из которого на него напали волки, и он также с трудом спасся, после чего попал в «чужой дом», который, как мы убедились, является аналогом Канатчиковой дачи и олицетворением Советского Союза.
Таким образом, непроходимый лес, то есть «ватная стена» советской власти, «поглощающая» людей, имеет сходство с Бермудским треугольником, в котором «гибнут самолеты, / Исчезают корабли» (АР-8-46). Здесь следует вспомнить и черновик песни «Почему аборигены съели Кука» (1971 — 1972): «Всюду — искривленья, аномалии, / Парадоксы странные вокруг» /5; 433/. А Бермудский треугольник как раз и представляет собой «искривленья, аномалии», которые у Высоцкого традиционно соотносятся с мотивом «искривленности» советского общества (мотив «век вывихнут»): «Двери наших мозгов посрывало с петель» /2; 270/, «Или света конец — и в мозгах перекос» /5; 212/, «Переворот в мозгах из края в край, / В пространстве — масса трещин и смещений» /2; 251/, «Но ветер дул и расплетал нам кудри, / И распрямлял извилины в мозгу» /5; 191/.
Что же касается «Погони», то лирический герой высказывает в ней такие же мысли, которые в «Письме с Канатчиковой дачи» будут произноситься от лица всех пациентов: «Колют иглы меня — до костей достают» = «Нас врачи безбожно ко-лют»831; «Ведь погибель пришла, а бежать — не суметь!» = «Академики, родные, / Мы ж погибнем задарма» (АР-8-44).
Теперь проследим общие мотивы между «Письмом с Канатчиковой дачи» и «Песней-сказкой про нечисть».
В первую очередь, это мотив кромешной тьмы: «В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах» = «Окружили тьмою тъмущей» (С5Т-4-255).
Второй мотив, являющийся следствием первого, — «пропадание навсегда» в дремучем лесу и в психбольнице: «Только всех их и видали — / Словно сгинули!» = «Академики, родные, / Мы ж погибнем задарма» (АР-8-44); «Защекочут до икоты и на дно уволокут» = «Нам осталось уколоться / И упасть на дно колодца, / И там пропасть, на дне колодца, / Как в Бермудах, навсегда».
В обоих случаях говорится об отравленном зелье, которое является атрибутом власти (нечисти и врачей): «Пили зелье в черепах…» = «Поют здесь отравой сущей» (АР-8-56). А сама власть названа безбожной: «Танцевали на гробах — богохульники» (АР-11-6) = «Нас врачи безбожно колют» [1043] [1044] [1045] .
В первой песне «приезжим» бесам (Змею Горынычу и Вампиру) противостоят «отечественные» — Соловей-разбойник и ведьмы, выступающие в маске пролетариев: «Соловей-разбойник тоже был не только лыком шит — / Гикнул, свистнул, крикнул: “Рожа, гад, заморский паразит! / Убирайся без бою, уматывай / И Вампира с собою прихватывай!” <…> Все взревели, как медведи: “Натерпелись, сколько лет! / Ведьмы мы али не ведьмы? Патриотки али нет?!». И в такой же маске выступят пациенты Канатчиковой дачи: «Больно бьют по нашим душам / Голоса за тыщи миль. / Зря “Америку” не глушим, / Зря не давим “Израиль”! / Всей своей враждебной сутью / Подрывают и вредят — / Кормят, поят нас бермутью / Про таинственный квадрат», «Вот что, радиобандиты, / Паразиты и наймиты: / Ваши шутки лыком шиты8зз, / И заезжен ваш конек» (АР-8-49) («заморский паразит» = «за тыши миль… паразиты»). Причем если в ранней песне, реагируя на действия Змея Горыныча, «все взревели, как медведи», то и в поздней, слушая зарубежные радиопередачи, «сорок душ посменно воют».
1043
Там же.
1044
А сами герои, как можно догадаться, «не лыком шиты». Эта же характеристика применяется к «чистому» лирическому герою (лирическому мы): «Только я не лыком шит» («Честь шахматной короны»; АР-13-89), «Правда, шит я не лыком» («Мы взлетали, как утки…» /5; 45/), «Мы тоже стали там не лыком шиты» («Олегу Ефремову»; АР-11-77). С другой стороны, не только лирический герой, «но и врач не лыком шит» («Диагноз»). Да и «Соловей-разбойник тоже был не только лыком шит».
1045
С быком сравниваются и противники главных героев в «Песне о хоккеистах»: «Играют с партнером, как бык с матадором», «Не оплошай, бык, — бог хочет шайбы».
Продолжая разговор об образе леса как олицетворении власти, приведем еще несколько цитат: «Вдоль дороги — лес густой / С бабами-ягами» («Моя цыганская», 1967), «А тем временем зверюга ужасный / Коих ел, а коих в лес волочил» («Сказка про дикого вепря», 1966). Образ зверюги, поедающего людей, разовьется в стихотворении «В лабиринте»: «Злобный король в этой стране / Повелевал, / Бык Минотавр ждал в тишине / И убивал», — и в частушках к спектаклю «Живой» (1971): «Эй, кому бока намяли? / Кто там ходит без рогов? / Мотякова обломали, — / Стал комолый Мотяков!» (Мотяков был председателем райисполкома^-34; а позднее — в стихотворении «Я никогда не верил в миражи…» (1979): «Учителей сожрало море лжи / И выплюнуло возле Магадана». Упомянем также родственный образ огромных челюстей: «Маслянистые прелести — / вам туда? / Но захлопнутся челюсти / навсегда» («Это вовсе не френч-канкан…», 1976), «Повисают их челюсти — дуги забрал <…> Я нарочно такого врага отыскал» («Баллада о времени», 1975; черновик /5; 313/).
Вообще же образ Быка Минотавра свидетельствует о громадности и массивности власти. Это же касается родственного образа в «Марше футбольной команды “Медведей "», герои которого играют «в кровавый, дикий, подлинный футбол». И вообще враги лирического героя отличаются большими размерами: «А он всё бьет, здоровый черт» /1; 200/, «Такую неподъемную громаду / Врагу не пожелаю своему» /3; 103/, «Но понял я: не одолеть колосса» /3; 143/, «Самосвал в тридцать тысяч кило / Мне скелет раздробил на кусочки!» /3; 183/, «Бил самосвал машину нашу в лоб» /5; 233/, «Он со мной сравним, как с пешкой слон\» /3; 383/.