Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Между тем царь Митридат, явившийся в Веничкином бреду в качестве предшественника четырех убийц, также ударяет его в ребра: «И тут мне пронзило левый бок, и я тихонько застонал, потому что не было во мне силы даже рукою защититься от ножика… “Перестань, Митридат, перестань…”. Но тут мне пронзило правый бок, потом опять левый, потом опять правый, — я успевал только бессильно взвизгивать, — и забился от боли по всему перрону». Перед этим же Митридат отвечал на вопрос Венички, зачем у него в руках ножик: «Как зачем?., да резать тебя — вот зачем!.. Спросил тоже: зачем?.. Резать, конечно…». А лирического героя Высоцкого в стихотворении «Неужто здесь сошелся клином свет…» «зарезали в подъезде».
Теперь обратимся к предпоследней главе поэмы: «Они приближались — по площади, по двое с двух сторон… — Ты от нас? От НАС хотел убежать? — прошипел один и схватил
Точно такой же вопрос задавали следователи КГБ отказнику Эфраиму Холмян-скому 5 июня 1980 года: «С кем вы вообще вздумали сражаться? С НАМИ?! Решили НАС победить?!»21 (в обоих случаях местоимения «нас» и «нами» выделены самими авторами).
А кремлевская стена, подобно скульптуре «Рабочий и колхозница», является опознавательным знаком, символизирующим советскую власть. Да и убийцы легко узнаваемы: «В этом самом переулке навстречу мне шли четверо… Я сразу их узнал, я не буду вам объяснять, кто эти четверо… <…> Как бы вам объяснить, что у них были за рожи? Да нет, совсем не разбойничьи рожи, скорее даже наоборот, с налетом чего-то классического <.. > Где, в каких газетах, я видел эти рожиЪ>.
Нетрудно догадаться, что речь идет о четверке «отцов-основателей»: Марксе, Энгельсе, Ленине и Сталине, портретами которых были заполнены все газеты22. Сравним в рассказе Высоцкого «Формула разоружения» (1969): «…а мне сказали: “Скатертью дорога”. Я оглянулся — нету скатерти, а на дороге двое, руки в карманы. Я еще
19Карапетян Д. Владимир Высоцкий: Воспоминания. 2-е изд., доп. М.: Захаров, 2005. С. 125.
20 Симакова Л. Высоцкий у нас. — в Люберецком районе Московской области // Высоцкий: время, наследие, судьба. Киев, 1994. № 18. С. 4.
21 Холмянский Э. Звучание тишины. Иерусалим, 2007. С. 90.
22 И не только газеты: «На красных кожаных обложках многих красивых книжек в пятидесятые годы была выдавлена эмблема-четвероглав: расположенные веером профили четверки Вождей — Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, причем Сталин был на переднем плане и, тем самым, крупнее других членов сборной» (Сечив С. Соцреализм. Вспоминая образы вождей //а±1т1). А поскольку он был «крупнее» всех и кровожаднее, то именно его и имеет в виду Веничка, говоря о своем непосредственном убийце: «Один из них, с самым свирепым и классическим профилем…». Об этом же писал прототип одного из героев поэмы Игорь Авдиев («Черноусый»): «Но четыре профиля! — классических! — кто не помнит их, высовывающихся друг из-за друга! По всей родине и в братских странах социализма (простите!) на самых видных местах, на всех высоких зданиях, над всеми толпами — четыре профиля…» (Авдиев И. Некролог, «сотканный из пылких и блестящих натяжек» // Континент. 1991. № 67. С. 323). Кроме того, Высоцкий, как и Ерофеев, говоря о Сталине, использует прием аллюзий: «А четвертый был похож… впрочем, я потом скажу, на кого он был похож» ~ «Там этот, с трубкой… Как его? / Забыл — вот память!» («Я прожил целый день в миру / Потустороннем…», 1975).
подумал: где-то я их видел, но сначала как-то смутился, а потом запамятовал, да так и… ну… словом, не спросил…» /6; 68/, - и всё это кончилось для него тюрьмой.
У Ерофеева убийцы шли навстречу герою («В этом самом переулке навстречу мне шли четверо…»), и это тоже «высоцкий» мотив: «Я возвращался, / А он — навстречу» («Я склонен думать, гражданин судья…», 1969).
А «классический» вид четырех «профилей» напоминает и песню «Диагноз» (1976), в которой висящие на стене портреты светил медицинской науки на уровне подтекста оказываются портретами идеологов коммунизма: «На стене висели в рамках бородатые мужчины…».
Кстати, с четверкой своих убийц Веничка уже сталкивался за много лет до этого: «Помню, лет десять тому назад я поселился в Орехово-Зуево. К тому времени, как я поселился, в моей комнате уже жило четверо, я стал у них пятым» («Карачарово — Чухлинка»). И поведение этой четверки полностью совпадает с поведением его будущих убийц: «Эти четверо — собирательный образ: четыре классика марксизма, четыре монстра-пролетария из рабочего общежитты…» [3343] [3344] [3345] [3346] [3347] .
3343
Гайсер-Шнитман С. Венедикт Ерофеев. «Москва — Петушки», или «The rest is silence» // Slavica Helvetica. Vol. 30. Bern; Frankfurt-am-Main; New-York; Paris: Peter Lang, 1989. C. 229.
3344
Отмечено: Паперно И., Гаспаров Б. «Встань и иди» // Slavica Hierosolymitana. Vol. V–VI. Jerusalem: The Hebrew University, 1981. C. 389.
3345
Отмечено: Егоров E.A. Развитие гоголевской поэтики в поэме Вен. Ерофеева // Литературный текст: проблемы и методы исследования. 7 / Анализ одного произведения: «Москва — Петушки» Вен. Ерофеева: Сб. науч. трудов. Тверь: Тверской гос. ун-т, 2001. С. 28.
3346
РГАЛИ. Ф. 3004. On. 1. Ед. хр. 33. Л. 15.
3347
РГАЛИ. Ф. 3004. On. 1. Ед. хр. 33. Л. 7.
Подобным же образом власти относились к лирическому герою Высоцкого и другим авторским двойникам: «Хотя для них я глуп и прост. / Но слабо подымаю хвост» («Ошибка вышла», 1976), — и так же его обступали': «И глупцы подступили к нему» («Про глупцов», 1977; АР-7-198), «Подступают, надеются, ждут, / Что оступишься — проговоришься» («Копошатся — а мне невдомек…», 1975; АР-2-204), «Подступили с обычною меркой / Равнодушного гробовщика» («Памятник», 1973; АР-11122).
В поэме Ерофеева к главному герою, находящемуся в состоянии алкогольного опьянения, являются Сатана, Сфинкс, Митридат, рабочий и колхозница, а в самом конце — четверо убийц. Похожая ситуация описывается в песне «Ошибка вышла», где лирический герой, который «перепил вчера» /5; 400/, был доставлен в психбольницу, и к нему явился «огромный лоб» — главврач, начавший подвергать его разнообразным издевательствам.
Веничка говорит о себе: «…я с недельного похмелья» («Петушки. Садовое кольцо»), — а лирический герой Высоцкого: «Стоял я, голый, как сокол, / Похмельный со вчера»26.
У первого начались «и озноб, и жар, и лихоманка» («Петушки. Перрон»), а второй находился «в полубреду, в полупылу».
Оба дрожат от страха при виде своих врагов и их действий: «И тут — началась история, страшнее всех, виденных во сне <.. > я весь превратился в сплошную судорогу» ~ Ах! Как задергалось нутро — / Как страшно бедолаге»27; «Я задрожал сильнее прежнего, я весь превратился в сплошную судорогу <…> Я весь издрог и извелся страхом» ~ «Дрожу от головы до пят, / По телу страх расползся» /5; 396/, - поскольку знают, на что те способны: «Хорошо, что я успел подняться на ноги — они б убили меня…» — «И, конечно, испугался — / Думал, до смерти забьют» (АР-11 -52).