Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Интересно, что песня начинается со слов: «Рядовой Борисов! — Я! — Давай, как было дело\», а в стихотворении «Я склонен думать…» есть такой вариант: «Как было дело? / Я вам отвечу…» /2; 461/. Таким образом, здесь герой повторяет вопрос следователя из песни и отвечает на него: «Я возвращался, / А он — навстречу! [724] [725] / Я вижу: тучи / По небу мчатся. / Конечно, лучше б / Нам не встречаться». Только в песне «Рядовой Борисов!..» герой не возвращался, а находился на своем посту504.
724
Здесь — явное сходство с
725
Сюжет песни основан на рассказе Александра Грина «История одного убийства» (Грин А. Собрание сочинений в шести томах. Т. 1. М.: «Правда», 1965. С. 299 — 314). Данное совпадение впервые отмечено: Крылов А. Рядовой Борисов и Рядовой Банников (А. Грин и Высоцкий) // Творчество Владимира Высоцкого в контексте художественной культуры XX века. Сб. статей. Самара: Самарский Дом печати, 2001. С. 60–66.
Похожи даже выражения, которыми он оправдывается: «Правда ведь, — был дождь, туман, по небу плыли тучи» = «Поймите, не заваривал я кашу. / Учтите: эта ложная статья…», — так же как и в ряде других произведений: «А то ведь правда — несправедливость» («Простите Мишку!», 1964), «Ну правда ведь — неправда ведь, / Что я грабитель ловкий» («Формулировка», 1964), «Не вру, ей-бога, — скажи, Cepera!» («Милицейский протокол», 1971).
Отметим также одинаковые конструкции в песне «Про второе “я”» и стихотворении «Я склонен думать…» (оба — 1969): «Вы, прокурор, вы гражданин судья, / Поверьте мне, не я разбил витрину» = «Так вот, товарищ гражданин судья, / Поймите. не заваривал я кашу» (позднее такая же ситуация повторится в «Гербарии»: «Поймите: я, двуногое, / Попало к насекомым!»).
Теперь обратимся к песне «Рядовой Борисов!..» и посмотрим, как герой отвечает на вопрос следователя: «Я держался из последних сил: / Дождь хлестал, потом устал, потом уже стемнело… / Только я его предупредил! / На первый окрик “Кто идет?” он стал шутить, / На выстрел в воздух закричал: “Кончай дурить!”. / Я чуть замешкался и, не вступая в спор, / Чинарик выплюнул и выстрелил в упор!».
Это объяснение с небольшими изменениями герой повторяет еще два раза, но следователь ему не верит: «Рядовой Борисов! <…> Давай, как было дело!», «Бросьте, рядовой, давайте правду — вам же лучше!», «Рядовой Борисов, — снова следователь мучил, — / Попадете вы под трибунал!». То есть сам-то он знает, «как было дело», знает, что у лирического героя — давняя вражда с его противником (и потому говорит: «Вы б его узнали за версту»), но хочет услышать правду от своего подследственного.
Итак, герой рассказал только внешнюю сторону дела, а о причинах не говорит. Аналогичная ситуация была в «Пике и черве», где герой, убив своего противника, предстал перед судом и весь свой монолог произносил там: «С кем играл — не помню этой стервы». И, так же, как в песне «Рядовой Борисов!..», он оправдывал необходимость убийства своим положением: «Делать было нечего, и я его пришил. / Зря пошел я в пику, а не в черву!» ~ «По уставу — правильно стрелял!».
В песне «Рядовой Борисов!..» после троекратного повторения одного и того же объяснения герой под угрозой трибунала (вспомним другие произведения: «Кому — до ордена, ну а кому — до “вышки”» /1; 79/, «Шутить мне некогда — мне “вышка” на носу» /1; 111 Г) раскрывает, наконец, предысторию убийства: «Год назад — а я обид не забываю скоро — / В шахте мы повздорили чуток… / Правда, по душам не получилось разговора: / Нам мешал отбойный молоток. / На крик души “Оставь ее!” он стал шутить, / На мой удар он закричал: “Кончай дурить!”. / Я чуть замешкался — я был обижен, зол, — / Чинарик выплюнул, нож бросил и ушел».
Таким образом, конфликт здесь возникает из-за женщины, как и в песне «Счетчик щелкает»: «Да ты смеешься, друг, да ты смеешься! <…> А он — ко мне, и всё о ней» = «На крик души “Оставь ее!” — он стал шутить».
В «Рядовом Борисове…» герой ударяет своего противника ножом: «Чинарик выплюнул, нож бросил и ушел», — и точно так же он поступит в наброске 1976 года: «И вот когда мы к несогласию пришли, / То я его не без ножа зарезал» /5; 621/. Причем его противник, как и в песне «Счетчик щелкает»,
Интересно, что разговор героя со следователем в «Рядовом Борисове» во многом напоминает и его диалог с начальником лагеря в стихотворении «Вот я вошел и дверь прикрыл…» (1970): «“Дождь хлестал, потом устал, потом уже стемнело”, - / Я ему толково объяснил» (АР-2-144) = «И так толково объяснил, / Зачем приехал в лагерь!..» /2; 284/ (в том же году этот оборот будет употреблен в «Прыгуне в высоту»: «Объяснил толково я: “Главное…”»). И хотя следователь и начальник лагеря не верят герою: «Попадете вы под трибунал!» = «Да вы ведь знать не знаете, / За что вас осудили!», — тот продолжает стоять на своем: «Снова я упрямо повторял» = «Внушаю бедолаге я / Настойчиво, с трудом».
Различие, однако, состоит в том, что в первом случае герой оправдывается за совершенное им преступление, а во втором — занимает наступательную позицию и в итоге добивается своего: «Я стервенею, в роль вхожу, / А он, гляжу, сдается».
При анализе песни «Рядовой Борисов!..» может показаться странным, что герой, с одной стороны, является солдатом (часовым [726] [727] [728] ), а с другой — он говорит: «В шахте мы повздорили чуток».
726
Эта маска встретится позднее в «Песне солдата на часах» (1974), а самый первый случай ее появления — в частушках «Всю Россию до границы…» (1965): «За нескладуху-неладуху — / Сочинителю по уху! / Сочинитель — это я, / А часового бить нельзя!». Эти частушки Высоцкий исполнял в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир», где играл, в частности, роль Часового. Поэтому ему был так близок фрагмент песни на стихи М. Голодного «Ты не вейся, черный ворон…» (1935), переписанный им в 1965 году в свой блокнот: «Ой! Не спите, часовые, — / Как бы нас не обошли» (АР-5-22).
727
Париж, студия М. Шемякина, 17.08.1978.
728
Причем в обеих песнях наблюдается одна и та же погода: «Встречный ветер, косые дожди» = «.Дождь хлестал <…> потом уже стемнело». Кроме того, основная идея песни «В темноте» восходит к раннему стихотворению «Автограф» (1955): «Там чужие слова, там дурная молва, / Там ненужные встречи случаются» = «Принесла случайная молва / Страшные ненужные слова» (Высоцкий. Исследования и материалы: в 4 т. Т. 2. Юность. М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2011. С. 22)
Ключ к разгадке находим на фонограмме исполнения у Леонида Мончинского (Иркутск, 17.(06.1976), где встречается обрывок фразы: «Помню, до призыва…». Получается, что до того, как героя призвали в армию (а произошло это «год назад», как сказано в основной редакции песни), он уже имел разговор со своей нынешней жертвой: «Год назад — а я обид не забываю скоро — / В шахте мы повздорили чуток. / Правда, по душам не получилось разговора — / Нам мешал отбойный молоток».
Теперь попытаемся восстановить истинную картину событий. Герой, представший за убийство перед следователем, пытается изобразить дело так, будто он действовал «по уставу». Однако на самом деле он не кричал «Кто идет?», не стрелял в воздух, а выдумал это для того, чтобы оправдать убийство своего врага и чтобы его самого не расстреляли. И в этом выдуманном объяснении названы действия его противника, которые тот действительно совершил, но только за год до этого, «в шахте»: «он стал шутить», «закричал: “Кончай дурить!”», то есть герой умышленно совмещает два события, чтобы его объяснение выглядело правдоподобно.
Известно исполнение Высоцким этой песни, где в рассказ героя про случай на шахте как будто случайно добавляются несколько слов: «И вот тогда на крик души “Оставь ее!” — он стал шутить»^6. Таким образом, герой признает, что его противник «стал шутить» именно год назад, в шахте, а его рассказ про повторную встречу («На первый окрик “Кто идет?” — он стал шутить») — на самом деле выдумка.
Повторяя свое объяснение в третий раз, рядовой Борисов вспоминает об этом так: «Снова я упрямо повторял», — из чего следует, что он не хотел рассказывать об истинном положении дел, но под угрозой расстрела все же решился на это: «Год назад — а я обид не забываю скоро…».