Энджелл, Перл и Маленький Божок
Шрифт:
— Разве я могу вам поверить? — спросил он.
— Не хотите — не верьте.
Она принялась собирать тарелки — чисто машинально. Коулфортовский фарфор, серебро времен Георгов, уотерфордский хрусталь.
— Я рад, что убил его, — произнес он с неожиданной злобой. — Рад, что его пристрелил.
— Не смейте так говорить!
— Отчего же? Не оттого ли, что вы его любили? Верно, а? Вы все еще его любили, несмотря ни на что. Его вульгарность, его грубость…
Она закрыла лицо руками, будто собираясь заплакать, но потом отняла их.
— Не знаю. Что я могу вам ответить,
В пятницу позвонила Хэйзел.
— Какой кошмар, дорогая, какой кошмар! Дикость. Расскажи мне, как все было.
— Точно так, как написано в газетах, — ответила Перл.
— Это было ужасно. Мы совсем потеряли голову.
— Ну, а твой муж, мистер Энджелл? Он… не думаешь ли ты, что он…?
— С ним все в порядке. Это был явный случай самозащиты. Этот человек вломился в дом и…
— Этот человек? Ты хочешь сказать Годфри Воспер?
— Да, Годфри Браун. Он взял себе для ринга другое имя.
— Но это тот же человек, да? Тот самый, с которым ты тогда была на танцах?
Значит, полиция пока не добралась до Хэйзел. Пока.
— Я вовсе не была с ним на танцах. Просто он тогда пригласил меня несколько раз, а потом отвез домой. Но это не имеет никакого отношения к тому, что случилось.
— А я думала, имеет. Газеты вечно все переиначивают, так вот, они написали…
— Они написали, что он ворвался в дом с угрозами и бранью и потребовал денег. Вот, что написали, И все. Он угрожал Уилфреду, не мне. Я тут ни при чем. Я просто оказалась рядом.
— Вот как. Понятно… Для тебя, должно быть, это был настоящий кошмар, Перл. Неужели ты все видела своими глазами?
— Да. Послушай, Хэйзел, когда мы с тобой собирались встретиться, в этом месяце или в следующем?
— Точно мы день не назначили…
— Вот тогда я тебе все и расскажу. По телефону трудно. Мне надо с тобой поделиться, но сейчас я никак не могу собраться с мыслями, чувствую себя отвратительно, то и дело звонит телефон, Уилфред лежит наверху почти без сознания, мне надо за ним ухаживать, отец приходил вчера, Рэйчел сегодня утром, для чего, понять не могу, и газеты никак не оставляют нас в покое. Честное слово, у меня голова идет кругом.
— Может, я забегу к тебе как-нибудь вечерком?
— Нет, ради бога, Хэйзел, к вечеру я совсем при последнем издыхании. Мне бы только добраться до кровати и заснуть. Через недельку, две…
— А когда… когда суд?
— Еще не знаю, — ответила Перл. — Но давай обязательно встретимся. Наконец-то я смогу выговориться. И я расскажу тебе все-все.
— Может, ты хочешь, чтобы я пришла с тобой на суд? Ты позвони мне, когда узнаешь число. Я возьму свободный день, скажу, что заболела, и буду все время рядом с тобой. Тебе ведь приятно иметь рядом кого-нибудь из близких.
— Господи, Хэйзел, ты просто ангел, но отец уже обещал и все-таки он мне ближе всех. В общем, они не придают этому большого значения… Я хочу сказать, они не считают, что суд долго продлится, и, честно говоря, я еще не знаю, когда это будет.
— А твой муж… значит, он сейчас на свободе?
— Да, разумеется, он ведь не преступник. Просто все должно
В конце концов, потратив еще два шестипенсовика, Хэйзел повесила трубку, условившись пообедать с Перл двенадцатого августа.
Глава 14
Прошел август, за ним сентябрь. Главный инспектор сыскной полиции Моррисон по-прежнему испытывал неудовлетворенность, но старался не выказывать своих чувств. Прежде всего было трудно решить, стоит ли вообще выдвигать обвинение против Энджелла, а затем, позже, возникли дальнейшие колебания, стоит или не стоит продолжать расследование. Моррисон и его помощник посетили прокурора и вместе с ним подробно обсудили целый ряд сомнений Моррисона: а) задержка в двадцать минут при вызове полиции. Что произошло в этот промежуток времени? Не слишком ли долго для того, чтобы прийти в себя и набрать номер 999? В чем дело? б) у Моррисона имелось подозрение, что между Брауном и миссис Энджелл существовали более тесные отношения, чем она утверждала, но это было только подозрение. Ее подруга Хэйзел Бойнтон намекала на то же, но при дальнейшем допросе миссис Энджелл осталась непоколебимой в своих показаниях. Других доказательств не имелось; в) отчего боксер со столь тренированными кулаками приносит с собой старый револьвер, угрожающе размахивает им и тем не менее в решительный момент позволяет человеку вдвое старше себя и слабее отобрать оружие и каким-то образом оказывается убитым с помощью этого оружия?
Однако если револьвер принадлежит Энджеллу, то ничто не подтверждает, что он его недавно купил, и казалось в высшей степени маловероятным, чтобы соблюдающий законы и безупречной репутации стряпчий держал у себя револьвер годами, не имея на то разрешения.
Более того, отпечатки пальцев на револьвере принадлежали только Энджеллу и Брауну. Если миссис Энджелл каким-то образом и заполучила револьвер и убила Брауна, а муж взял ответственность на себя, не было никакой возможности это доказать. А при отсутствии подобных доказательств приходилось принимать защиту таковой, какова она есть, и не пытаться проникнуть глубже.
Трудно было решить, стоит ли передавать дело следователю по уголовным делам, намекнув, что полиция отказывается от обвинения. Но чтобы отказаться от обвинения, после того как оно уже выдвинуто, необходимо иметь абсолютную уверенность. В конце концов, прокурор объявил:
— Пусть расследование идет своим ходом. Пусть дело публично заслушивают. Это лучше всего. В данном случае профессия Энджелла только вредит ему. Надо сделать все возможное, чтобы снять малейшее подозрение в том, что закон покрывает закон.
…Ничто так не содействует развитию солидарности между людьми, как чувство общей опасности. Уилфред и Перл, обитавшие совместно в атмосфере медленно затухавшей ненависти, тем не менее были привязаны друг к другу надолго отложенным судом и в результате подозрений полиции были вынуждены советоваться, обсуждать и хитрить. Можно обитать во вражде, но никак не во вражде молчаливой, если одного из вас только что вновь допрашивала полиция и задала новые вопросы, которые могут повлиять на исход процесса.