Энджелл, Перл и Маленький Божок
Шрифт:
— Вот как. Ну что ж, приходите. Но только если вы… Ну, хорошо, в крайнем случае можно. Только вечером. Лучше всего по понедельникам и пятницам после шести — самое удобное время. По средам и четвергам меня не бывает.
— Прекрасно. О'кей! Спасибо. Если будет что новенькое, я загляну.
В тот же вечер, лежа в постели, леди Воспер сказала Годфри:
— Мне кажется, я скоро умру.
— Что? Что вы сказали? Бросьте, ваше высочество, что за кошмары вы мне рассказываете?
— Матьюсон сказал сегодня одну вещь.
— Что
— Я ему сказала что-то насчет охоты в следующем году, а он ответил: «Хорошо… придет время, тогда и решим». И дело не в его словах, а в том, как он при этом на меня посмотрел. Взгляд его говорил, что решать никогда не придется.
— Вот уж ерунда! Забудьте об этом. Вы крепкая, сработана на совесть. Никогда не износитесь. Надо поменьше пить, и все будет в порядке.
— А я в этом не так чертовски уверена, мой малыш. Я работаю только на одном цилиндре, понимаешь? Вот уже целых восемнадцать лет.
— На одном цилиндре — вот уж не верится. Да у вас их все шесть! Модель люкс, спортивная, с независимой подвеской и автоматической коробкой скоростей.
— Нет, не трогай меня больше.
— Почему?
— Я теперь могу этим лишь понемногу заниматься. Ты меня совсем загнал, дьяволенок. Послушай, что я скажу…
— Слушаю.
— О, какого черта. Я устала.
— А все-таки расскажите мне о Силверстоуне. Знаете — о той автомобильной аварии.
— Я тебе уже рассказывала.
— Не все. Вы просто сказали, что это случилось, когда вы шли вторым номером.
— Да, давненько это было. Ты тогда еще сосал соску в своем приюте.
— Ладно. Сосал, ну и что?
— А я шла второй, и впереди оставалось всего три круга. Тебе это о чем-нибудь говорит?
— Да. У вас был шанс выйти победительницей.
— Да, был шанс. Да еще в таких гонках. Я Флора Тауэр, гонщик-любитель, да еще женщина. В гонках участвовали два итальянских чемпиона, и оба сошли с дистанции из-за неполадок в коробке скоростей. Мне оставалось только обойти Ли Тернера, и я попыталась это сделать у Стоува, а потом на повороте у Чепела. Затем на углу Бекета я его обошла, но на такой большой скорости, что закружило в штопоре и я перевернулась. Машина сверху, а я под ней. Подходяще для женщины, не правда ли?
— Сигарету?
— Ты знаешь, я всегда не прочь. Не прожги простыню, мальчик. Это последняя из моего приданого!
— Для какого мужа?
— Бонни Мэйхью, разумеется. Мы только на эту свадьбу и получили подарки.
— Да ну?
Флора заморгала, стараясь отогнать черные точки, мелькавшие перед глазами. Она не отличалась сентиментальностью, но сейчас в ней боролись противоположные чувства. Воспоминания всколыхнули в ее душе тоску по прошлому, и, принявшись рассказывать, она боялась, что не сумеет вовремя остановиться.
— Ну и как же?
— Какого черта тебя все это интересует?
— А почему бы и нет? Мне интересно. Почему бы и нет?
Она внимательно посмотрела на него сквозь сигаретный дым. Похоже, он над ней не смеется.
— Та свадьба, она произошла за месяц до начала войны. Вот когда мы с ним поженились. Мне только исполнилось девятнадцать,
— А этого не было?
Она пропустила его слова мимо ушей и продолжала:
— Мариам родилась в сорок первом. Бонни знал, что за пактом последует война.
— А что такое пакт о ненападении?
— Я тебе как-нибудь расскажу.
— На чьей стороне была Россия в той войне? Я считал, что мы воевали против Германии.
— Я тебе куплю книгу об этом. Ты умеешь читать?
Годфри почесал нос о простыню.
— Бонни Мэйхью. Чудное имя для мужчины. Больше девушке подходит. Вам он нравился?
— Его настоящее имя было Бонами. Только никто его так не называл. Да, он мне нравился, нахальный ты мальчишка. Мы любили друг друга. Он был сорви-голова, ясно было, что ему недолго жить на этом свете. Его сбили над Критом в сорок первом. Он был из тех людей, которые играют со смертью.
— Я что-то не понимаю.
— Куда тебе. Во всяком случае, я не из таких. Нет, мне смерть ни к чему, когда бы она ни явилась, и меня угнетает, когда доктор смотрит на меня, будто хоронить собрался.
— Расскажите мне о следующем муже.
— О котором? О Поле Тауэре? Я ведь тебе уже рассказывала.
— Не очень подробно.
Флора Воспер затянулась сигаретой. Пальцы у нее последние дни постоянно дрожали.
— Поль был тоже порядочным повесой. Наверное, я чем-то таких привлекаю. Но Полю было уже 46, когда мы поженились. Во время войны он неплохо нажился, продал свой машиностроительный завод в Ковентри, и у него были деньги, чтоб прожигать жизнь. Я ему в этом помогла. Мы целых пять лет колесили по Европе. Ему льстило иметь жену, которая завоевала себе имя в первоклассных гонках. Странно получилось с той аварией. Я знала, что обгонять Ли Тернера, значит идти на риск, на который не отважится ни один здравомыслящий профессиональный гонщик, но я также чертовски хорошо знала, что подобный шанс — стать победительницей в первоклассных гонках — мне больше не представится. И Аскар и Фарина уже выбыли из-за неполадок в коробке скоростей, и почти всех Других тоже постигла неудача. Это был отвратительный день, ветреный, трек скользкий…
— Что же произошло после аварии?
— Они вытащили у меня одну почку, вправили на место плечо, починили ребро. И через пару месяцев я была снова весела, как птичка. Но Поль, черт его побери, ни за что не разрешал мне больше участвовать в гонках. Поэтому, наверное, мы и расстались. Во всяком случае, на следующий год он встретил свою Джуди, а я познакомилась с Джулианом Воспером, так сказать двойной разрыв, и мы заново все переиграли. — Она зевнула. — Думаешь, что с одной почкой можно прожить вечность. Живут же люди с одним глазом. И печенка у человека одна с самого начала.