Энджелл, Перл и Маленький Божок
Шрифт:
— Заявку я сделал от имени Фрэнсиса Хоуна сегодня по пути домой. Я собирался участвовать в аукционе по его поручению. Вы можете пойти, а потом расскажете, какие еще были заявки.
— Хорошо. У вас есть каталог?
— На моем столе. Старайтесь не смотреть в глаза аукционисту. Известны случаи, когда люди покупали вещи под влиянием минуты.
— Я тоже слышала, но не верила, что это правда.
Уилфред следил за каждым ее движением.
— Знаете, это будет первая ночь, которую мы проведем порознь.
— Вот как? Пожалуй. Но мы ведь совсем недавно женаты.
— Достаточно давно, чтобы сделать кое-какие выводы. Перл, вы не жалеете, что вышли за
Она вздрогнула.
— Почему я должна жалеть?
— Я порой задумываюсь. Ведь вы настолько моложе меня.
— А вы жалеете об этом?
Уилфред сдвинул назад волосы и промокнул платком лоб.
— Я не то хотел сказать. Конечно, не жалею. Семейная жизнь значительно расширила мое эстетическое восприятие. Чего я совсем не ожидал.
— Почему совсем не ожидали?
— Потому что много лет считал эстетическое восприятие понятием чисто духовным.
— Уж не хотите ли вы сказать, что за все эти годы ни разу не взглянули на женщину?
Временами ее прямолинейность коробила его.
— Отчего же, порой случалось. Но вы не ответили на мой вопрос.
— Какой вопрос?
— Я спросил, не жалеете ли вы, что вышли за меня замуж?
За две недели в нем произошла какая-то перемена. Он, казалось, стал менее настороженным, менее высокомерным, чуточку менее уверенным в себе. И это проявление самоуничижения тоже было не в его характере. Она подошла и положила руку ему на плечо.
— Как я могу жалеть? Как…
Он перебирал пальцами подол ее юбки.
— Приятная материя. Шелк? Совсем в этом не разбираюсь. Все равно очень красиво. Тот самолет…
— Какой самолет?
— Тот, на котором мы летели в Женеву в марте. Мы ему многим обязаны.
Она хотела отойти, но он обнял ее ногу повыше колена.
— Уилфред…
— Да?
— Мне надо собирать чемодан. Уилфред, вы так никогда и не сказали, отчего выбрали ночной рейс? Спешили?
— Спешил? Пожалуй, действительно спешил. На то были причины.
Она попыталась освободиться.
— Когда вы уезжаете?
— Во второй половине дня. Мне еще надо кое-куда позвонить. Возможно, не придется ехать.
— На аукционе буду покупать все подряд, — объявила Перл. — Приедете, и все стены будут завешаны новыми картинами.
Он не оценил шутки.
— Можете подновить позолоту на этом стуле. Ее надо освежить. Она совсем потускнела.
— Потускнеешь, когда тебе столько лет.
— К вам это не относится, Перл, вы очень молоды.
— Пойду уложу чемодан, — не слушая, отозвалась Перл. — Надо проверить, достаточно ли пижам. Хотите куплю пару новых, пока вы в отъезде?
— Не стоит. Четырех вполне достаточно. К тому же их надо шить на заказ. Обуздывайте свою расточительность, дорогая.
— А вы свои руки, Уилфред, — сказала Перл, хотя поняла, что сопротивление бесполезно.
По-прежнему ни слова от Воспера, и Энджелл вместе с Симоном Порчугалом поспешили на самолет, отлетающий в одиннадцать тридцать. Полет был ничем не примечателен, Симон погрузился в свои бумаги, а Энджелл без помех предался раздумьям.
Излишества прошлой ночи опять вызвали сердцебиение, и он подумывал, не следует ли вновь провериться у Матьюсона. Но перспектива оказаться во власти пытливых глаз и пальцев, связанные с этим расходы, расспросы, которые неизбежно за этим последуют и, несомненно, коснутся его супружеских отношений, нежелание признаться Матьюсону, что он воспользовался его советом в этом вопросе, а также, что он явно внял увещеваниям Матьюсона и сбавил в весе, — все вместе взятое
Сегодня он чувствовал себя несколько подавленным. Головокружительное возбуждение прошлой ночи оказалось быстропроходящим. Перл вела себя равнодушно, холодно, словно выполняла долг. Он решил, что следует взять ее в руки, взяв прежде всего в руки самого себя. Чувство пресыщения, которое он испытывал в настоящую минуту, позволяло ему храбро взирать на длительный период полного воздержания, когда он не притронется к ней и пальцем, пока она сама не соскучится по его ласкам и не станет недоуменно, с немым удивлением поглядывать на него, как бы спрашивая: «В чем я провинилась?» И, кто знает, может, придет время, когда она вслух задаст ему этот вопрос, и тогда он ответит: «Ни в чем, дорогая, абсолютно ни в чем», но произнесет это таким тоном, что она не удержится от дальнейших расспросов. И тогда-то наступит долгожданный, неизбежный момент, когда он снизойдет до ласк, мысленное предвкушение сделает их еще более сладостными.
Ограничение в пище также вызывало подавленное настроение. Что может быть хуже голода? Несколько раз, когда у него начинались легкие колики, он было уже совсем решил отказаться от диеты. Он сознавал, что и тут подвергает испытанию свое великолепное здоровье. Прошлой ночью, когда он ушел от Перл, в пустоте темной спальни он особенно остро ощутил всю тщетность своих усилий, свое поражение, понял, что его брак сулил ему лишь полное одиночество и безнадежность.
Однако если рассматривать этот брак с разумной точки зрения, то он был успешным во всех отношениях. Потеря веса явно делала Уилфреда более привлекательным в глазах Перл и, что уже было проверено практикой, не столь неуклюжим в любви. Каждое утро во время бритья он тщательно изучал свое лицо, а трижды в неделю, во время омовений, свое тело, но пока не обнаружил появления пугающих морщин или обвисших складок кожи. Напротив, он чувствовал себя подтянутым, помолодевшим. Помолодевшим для брачной жизни. Помолодевшим в обществе молодой женщины.
В Женеву они поспели как раз к обеду, и после легкой закуски Симон, не считаясь с расходами, взял такси, чтобы добраться до виллы Воспера. Они остановились в гостинице на берегу озера, и поскольку Энджеллу нечем было заняться и он чувствовал себя усталым, то благоразумно решил использовать это время для отдыха. И прилег на кровать. Он не привык спать после обеда, и, возможно, это явилось причиной несвязных снов. Во сне он увидел леди Воспер. Энджелл очутился в ее спальне, где леди Воспер в неестественно прямой позе сидела на кровати, ее окончательно поседевшие черные волосы были растрепаны, взгляд покрасневших глаз неподвижен, лицо приобрело серо-желтый оттенок и покрылось розовыми пятнами, словно от укусов насекомых. Она неотрывно смотрела на него, но он заметил, что покрывало, которое сначала показалось ему серым, в действительности посерело от множества пауков, кишевших на нем. Она что-то говорила, шептала, пыталась закричать и не могла, пыталась что-то ему сказать. «Я не слышу, — отвечал он. — Они слишком шумят, я не слышу!» И тогда она вдруг умолкла и улыбнулась. Но это была страшная улыбка, потому что пауки плотной массой облепили беззубую дыру. «Нет, нет, я не могу! Я не слышу! Не слышу!» — повторял он. Она знаком подозвала его подойти ближе. Упираясь, словно влекомый чужой силой, он начал приближаться к леди Воспер, к паукам, к кровати, ко всей этой страшной заразе.