Энергетические войны – 2
Шрифт:
Было немало и других острых моментов в жизни предприятий, связанных с недопониманием действий коммунистов. Так, на общем собрании коллектива нашей электростанции, посвящённом китайским агрессорам, развязавшим боевые действия на острове Даманский, один из его участников – простой рабочий, сказал: «Там гибнут наши люди. Почему армия не принимает все необходимые меры, чтобы этого не было? У нас что, нет огнемётов или другого смертельного оружия, чтобы избежать этих страшных потерь? Я предлагаю принять резолюцию, и указать в ней на слабую работу правительства» Такие вопросы ставили наших парторгов в тупик. В это время на них жалко было смотреть. Они получали команду «осудить» без всяких разъяснений, и должны были выполнить её, а не приносить вышестоящему начальству новую головную боль в виде непонятных, как решать, задания народа. В партии изъяли из обихода простой откровенный диалог между руководством и рядовыми коммунистами, как между равными товарищами. Население перестали слушать. И это была одна из главных потерь в нашем движении вперёд, связанная с идеологическим раздраем.
Вместо
Во времена Н. Хрущёва я наблюдал такую довольно юмористическую сценку. Одному заслуженному и мудрому рабочему, члену партбюро, поручили проверить политзнания очень грамотного пожилого заместителя главного инженера электростанции. Это был во всех отношениях идеальный старый специалист, глубокий интеллигент, в своё время общавшийся с сёстрами Владимира Ильича. В чём-то он не согласился с их воззрениями на жизнь и принципиально не стал вступать в партию. Это не помешало ему занять высокую должность и внести большой вклад в развитие энергетики, как участнику ввода в тридцатые годы нового оборудования. Поэтому он очень волновался, боясь опозориться на экзамене по политучёбе. Какой умник придумал в то время обязательное обучение беспартийных в этой несовершенной системе – трудно сказать. Об этом некоторые из них до сих пор жужжат, где можно, как о самом ужасном периоде в своей жизни. И хотя длилось эта политика всего несколько лет, всё равно она была серьёзной ошибкой партии. А надо было мягко и ненавязчиво, через литературу, театр и другие средства информации внушать им великую и гуманную идеологию коммунизма.
И вот, глубоко уважаемый мною как учитель и советчик, Филипп Павлович, прибыл на экзамен, подтянутый, аккуратный, в галстуке, очень подготовленный и взволнованный. Во время ответа на заготовленные вопросы, он много раз вытирал пот, вздыхал, смотрел заискивающе на экзаменатора. Он чересчур грамотно отвечал по темам, и мне казалось, что его проверяющий не всё успевал ухватить, и только регулярно покачивал одобрительно головой. Этот бестолковый цирк, изобретённый кем-то из наших врагов для превращения важнейшего способа распространения взглядов партии в комедию, я запомнил на всю жизнь.
Вот как писал о том застойном периоде в идеологии один известный писатель Запада: «В Советском Союзе никаких противоречий в суждениях просто не допускалось. Слово «диамат» вместо обозначения одной из ветвей марксистской науки стало символом неподвижности суждения. Диаматчики проделывали привычную процедуру оболванивания себя и окружающих: «Факт берётся из действительности, чтобы стать философской категорией? Но социалистическая действительность прекрасна – почитайте передовые газеты. Нищета и пьянство, которые наблюдаются в отдалённой деревне, суть нетипичные пережитки капитализма. В чём диалектика? Марксистская диалектика – в умении отделить типичное от случайного. Программа коммунистической партии есть передовое философское учение. Этот доктринёрский бред люди слушали 70 лет подряд. Марксизм мутировал в религиозное учение – на российской почве его часто называли «большевистским православием», имея в виду краснознамённый обряд». Естественно, этот служака Запада во многом сгущал сказки по поводу идеологической работы в СССР. Её довольно часто проводили умудрённые опытом люди, и сводили в основном к проблемам собственного производства. Однако и глупости в этом новом и совершенно не охваченном наукой деле было достаточно.
К сожалению, скудность и низкое качество пропагандистского материала, производимого без участия широкого актива творческих деятелей, были не единственными причинами низкой эффективности идеологической работы при советской власти. В подтверждение можно привести многочисленные собственные наблюдения её отрицательного воздействия на различные стороны жизни того гражданского общества, суть которых ярко выявляется в сознании и кристаллизуется в ядрышки истины только сейчас. Многое, определявшее такое замедленное понимание того, что было ежеминутным фоном его существования, зависело от отсутствия фактов, которые начали выпадать в новом государстве, как скелеты из шкафов. Да и человеку, влюблённому в прошлые советские ценности, очень тяжело было поверить даже в явные доказательства, но идущие в разрез с накопленными убеждениями и коммунистическими идеалами. Естественно, этот мой материал не является серьёзным анализом всех теоретических положений марксизма-ленинизма, а представляет лишь результаты наблюдения действенности их на бытовом уровне. В этой главе я хотел показать
Именно в силу подобных недостатков более семидесяти лет вся роль марксистской теории в основном сводилась не к тому, чтобы быть руководящей и направляющей, а для того, чтобы всякого уровня руководители использовали в своих докладах отдельные, порою мало подходящие по смыслу цитаты из работ классиков, и выглядели преданными идеям коммунизма. Приведу для примера, отрывки из важнейшей установочной статьи главного идеолога СССР, секретаря ЦК КПСС А. Яковлева, опубликованной в журнале «Коммунист» в ноябре 1986 года: «Межимпериалистические противоречия – современный контекст». Он пишет: «Самой природе империализма свойственны рознь, неистребимые противоречия экономических, социальных и политических интересов. Его антагонизмы неустранимы. При капитализме любой прогресс сопровождается, как говорил В. Ленин: «также и «прогрессом» противоречий, т. е. обострением и расширением их». С другой стороны А. Яковлев приводит слова К. Маркса: «Капиталисты, обнаруживая столь мало братских чувств при взаимной конкуренции друг с другом, составляют в то же время поистине масонское братство в борьбе с рабочим классом как целым». А что дальше то делать нам, твоей пастве? Ждать, когда одно победит другое, или что-то предпринимать? Вроде бы, для ответа на естественный вопрос приводится следующая цитата в статье из В.И. Ленина: «Для понимания происходящего надо знать, какие вопросы решаются изменением силы, а есть ли это – изменения «чисто» экономические или внеэкономические (например, военные), это вопрос второстепенный, не могущий ничего изменить в основных взглядах на новейшую эпоху капитализма». Всё остаётся без ответа. И за этими чужими, мало что значившими словами, совершенно невозможно увидеть, что в ту пору этот первый идеолог страны был уже ярым антикоммунистом и делал очень много для гибели своей социалистической страны. Вот для целей прикрытия марксистско-ленинскими фразами собственного гнилого нутра, и использовалось это, ставшее фактически новой религией, учение.
Анализ различных советских постановлений показал, что в них лишь делались ссылки на какие-то положения марксистской теории при принятии важнейших партийных решений, часто очень далёкие от темы обсуждения, и никогда не шёл разговор о выполнении какого-то из них. Да, честно говоря, таких указаний, даже простых советов, помогавших решать практические вопросы в ходе строительства социализма, в ней почти и не было. В первое время значительным подспорьем в этом неизведанном сложнейшем процессе являлись некоторые ленинские указания, которые он успел сделать, выводя страну на новую дорогу развития. Но вскоре и они во многом иссякли, тем более что вождю позволили работать во здравии только год. Правда, большинство населения свято верило в величие И.В. Сталина и принимало, как заветы Бога, все решения партии, выработанные под его руководством, особенно в годы войны. Да и сегодня только враги трудового народа не хотят видеть, что вождь редко ошибался, хотя в то сложнейшее время многие его действия, основанные на гениальном предвидении беды, понять было не просто.
Среди фактов, резко снижавших интерес простых масс к коммунистической идеологии начиная с шестидесятых годов, выступал контраст прежней жертвенной стойкости её носителей – коммунистов в смертельной борьбе за свои идеалы, с их появившейся беспринципностью, покорностью принимать любые предложения, даже полностью противоположные главным их ценностям. Наглядный пример – ХХ съезд КПСС в 1956 году. Прошло чуть больше 10 лет после героической эпопеи войны, когда члены партии поднимались первыми в бой, ведя за собой народ, когда они плевали в глаза фашистам, выбивавшим под ними табуретки на виселицах. За 4 года Великой Отечественной войны они потеряли 3 миллиона своих товарищей, ровно столько, сколько их было в 1941 году в СССР. Причём лучшую их часть, как говорится, первого отжима. Всего три года назад они проводили в последний путь своего верховного главнокомандующего, которого искренне обожествляли, считали его подлинным организатором всех великих побед. А некоторые из делегатов съезда трудились рядом с вождём и прекрасно знали не только его гениальную логику и предвидение, необыкновенную работоспособность, но и лучше других понимали выдающуюся роль вождя в сплочении и мобилизации советского народа. Как говорил ближайший к его положению по значимости в разгроме фашизма маршал Г. Жуков: «Мы все вместе ногтя не стоили Сталина». И вот в ответ на непрограмные предложения троцкиста Н. Хрущёва, друзья и поклонники Генералиссимуса предали великого организатора Победы, своего товарища, а с ним и всех своих предшественников, и положили начало развалу партии и страны.
Говорят, что после заявления одного из главных организаторов и исполнителей репрессий Н. Хрущёва об ответственности за них И.В. Сталина в зале установилась гробовая тишина. Затем кто-то из делегатов крикнул с места: «А вы, почему молчали?» Докладчик спросил: «Кто это сказал?» Ответа не последовало. И тогда он победоносно заявил: «Вот так и мы боялись и молчали». И люди, словно сделанные из стали, кого не смогли покорить враги, даже заливая им в глотки расплавленный свинец, не сумели противостоять наглости своего главаря, и приняли его правила игры, отбросив на свалку великие принципы. Вскоре те же коммунисты по предложению того же генсека приняли решение об отказе от диктатуры пролетариата, фактически от единственного положения марксизма-ленинизма, которое ещё чуть – чуть учитывалось в практической деятельности партии. Это был решающий нокаутирующий удар по мировому коммунистическому движению. После него оно уже не смогло оправиться.