Энергия заблуждения. Книга о сюжете
Шрифт:
Имеет плотного, благоразумного, добродушного мужа, он много старше ее. Она влюбляется в молодого, младше себя, человека. Она – женщина, виноватая перед мужем. Она та женщина, про которых Дюма-младший говорил, что это самки каиновой породы. Это французское решение. Во всяком случае, решение Дюма.
Эпиграф романа «Мне отмщение, и аз воздам» похож на амнистию.
Не надо тебе убивать, совесть ее убьет.
Но истина сильней предубеждений.
Анна Каренина постепенно становится очаровательной. И Лев Николаевич пишет Александрине Толстой, своему другу, странной женщине, с которой обменивается письмами
Каренин в результате попыток, скажу – пробных чертежей, реабилитируется: старый муж оказался не машиной, а человеком. Но Каренин оказался слабым заблуждением, человеком, чья доброта и муки не нужны.
История литературы – история поиска героев. Можно даже сказать, что это свод истории заблуждений.
И нет противоречия в том, что гений не боится заблудиться, потому что талант не только выведет, талант, можно сказать, требует заблуждений, ибо он требует напряжения, пищи, материала, он требует лабиринта сцеплений, в которых он призван разбираться.
Часто говорят о странствующих сюжетах. Но сюжеты странствуют по культуре, которая изменяется.
Они странствуют в изменяющейся стране.
Поэтому они разно разгадываются. Они носят на себе различный, как будто не ими созданный, смысловой материал. Они странствуют не переодеваясь, а переосмысливаясь.
В эпохи изменения – в эпохи предчувствия революции, в эпохи открытия новых стран, в эпохи падения монархии – жажда изменений, поиска в искусстве возрастает.
«Казаки» Толстого – это гениально решенный сюжет именно такого рода.
И так же, как метель, завихриваясь, видна материалом, снегом, снежной метелью, она, завихриваясь, разрастается, вырастает из себя, вовлекает в спираль все большую массу перемещенного, взволнованного, так «Казаки» Толстого содержат в себе энергию заблуждения его, «то» времени его, что потом будет повторено, разрастаясь, охватом «Войны и мира», «Анны Карениной», «Воскресения», «Хаджи-Мурата».
Толстому нужно идти, чтобы видеть сцепление обстоятельств.
Толстой на Кавказе.
Толстой на Кавказ юношей попал без денег, без документов. Это почти робинзонада. Хотел полюбить и подружиться.
Полюбил. Вкусил разочарования.
Он хотел описать это. Записывал по-разному. Начал с намерения создать серию очерков, дать описание древней красивой страны – страны терских казаков.
Описание Терской линии, по которой расположены станицы, первоначально было очерком. И дальше этот очерк отодвинулся и стал четвертой частью великого и короткого романа «Казаки».
Роман писался десять лет. Менялись в стадиях работы фамилии героев. Менялась обстановка. Менялись завязки и развязки.
Сменялись варианты.
Какую же внятность хотел Толстой? Какая первая задача, первое нахождение конфликта?
В романе Толстой описывает чувства Оленина. «Оленин был юноша, нигде не кончивший курса, нигде не служивший (только числившийся в каком-то присутственном месте), промотавший половину своего состояния и до двадцати четырех лет не избравший еще себе никакой карьеры и никогда ничего не делавший. Он был то, что называется «молодой человек» в московском обществе».
Друзья Оленина удивлялись: почему он, довольно богатый человек, с хорошими связями, уезжает, не имея офицерского чина, на Кавказ? Он мог бы жить в Москве.
Для него нашли бы службу, и он мог бы выгодно жениться, как женился отец Толстого, на богатой женщине, которую смог бы даже неожиданно полюбить. Но у Оленина своя судьба – не новая, не в первый раз описанная. Но в первый раз так описанная.
Это и судьба пушкинского Алеко, который бежал из своей, вероятно, благополучной жизни к цыганам и не смог жить с цыганами.
Оленин – человек, никем не гонимый, человек, любимый своими товарищами, почти любящий девушку, которая его любит; оказывается, эта девушка богата и из хорошей семьи.
Оленин едет из своего мира в мир чужой. Для того чтобы описать неудачную любовь, надо обязательно сказать, что его кто-то любит: иначе, скажу так, иначе это литература про другое. Оленин это почти что сам Толстой.
Брат Николай, видя, как не ладится жизнь Льва в Ясной и в Москве, давно звал его к себе на Кавказ; вопрос был, по-видимому, решен при свидании в Москве. В марте 1851 года Толстой пишет Т. Ергольской (по-французски): «Приезд Николеньки был для меня очень приятной неожиданностью, так как я почти потерял надежду, что он ко мне приедет. – Я так ему обрадовался, что даже несколько запустил свои обязанности… Теперь я снова в одиночестве, и в полном одиночестве, нигде не бываю и никого не принимаю к себе. Строю планы на весну и лето, одобрите ли вы их? К концу мая приеду в Ясную, проведу там месяц или два, стараясь как можно дольше задержать там Николеньку, а потом с ним вместе съезжу на Кавказ (все это в том случае, ежели мне здесь ничего не удастся)».
На деле 20 апреля уже выехал с братом в Москву, а оттуда на Кавказ, через Саратов и Астрахань. 30 мая братья приехали в станицу Старогладковскую.
В тот же вечер Толстой записал в дневнике: «Как я сюда попал? Не знаю. Зачем? Тоже».
Сам Толстой пишет об Оленине: «В восемнадцать лет Оленин был так свободен, как только бывали свободны русские богатые молодые люди сороковых годов… У него не было ни семьи, ни отечества, ни веры, ни нужды, ни обязанностей…»
Толстой пишет, что странно построена жизнь той молодежи. Они не находят места в империи Николая.
Они скитаются в его проспектах.
А жить – хочется, соглашаться нельзя.
Спорить тоже нельзя: уже проспорили в декабре.
Человек, причем человек родовитый, имеющий поместье, коней, собак, родственников, становится как бы изгоем, как бы незаконнорожденным. Он едет на край тогдашнего русского света.
Едет без надежд.
Едет путем самого Толстого – через степи. Едет от Волги на Кавказ и видит горы.
Проехав необычным путем, он увидел новые края.
Сперва он чувствует, что горы – такой же обман, как любовь, что все, что он читал в книгах, совершенно не существенно. Но потом чувствует – горы становятся его действительностью. Он переживает, передумывает, переощущает свои долги, говорит о своих неопределенных надеждах. И голосом хора новой трагедии звучат – повторяясь – слова: а горы!.. Приближающиеся горы, рельеф их виден, виден характер их сопряженных, сложных поверхностей. Горы становятся новой реальностью. Эти горы – реальность истинная, а не только литературная реальность.