Enigma
Шрифт:
Да знаю я, что ты чувствуешь. Она в шоке от того, что я отстранился так быстро, но могла бы уже привыкнуть. Наверное, мне нужно что-то сказать. Хотя бы сделать вид, что мне не плевать. Мне же нужно ее доверие, влюбленность.
– Эни, – это все на что меня хватает. Я человек действия, и просто прижимаюсь лбом к ее лбу, мягко касаясь млеющих губ.
– Молчи… – слегка встряхивает волосами она. – Почему ты так себя ведешь? Чтобы окончательно свести меня с ума и привязать к себе?
– Ты же не робот, Энигма. Привязываться или нет – это уже твой выбор.
– Но ты же говорил… – она не
Все же, отклонения в моем плане имеются.
И я даже пока не представляю, насколько.
Глава 12
Некоторые предпочитают видеть уродство этого мира, я хочу видеть красоту. Сериал «Мир Дикого Запада» («Westworld»)
Кэндис
15 июня. Бали, пляж
Наконец, в нашем с Макколэем «бурном общении» наступил перерыв. Карлайл пропал в своей лаборатории, ну а я, наконец, могу насладиться одиночеством. После падения в океан произошло много событий, но пришло время привести свои мысли в порядок.
Каждый день на Бали, под руководством Макколэя, идет за целый год. Я по-прежнему не понимаю, что он делает, зачем ему датчик, который в последнее время почти ежеминутно мигает контрастными цветами, и кто такая на самом деле «Enigma»… И даже то, что мы в любой момент можем сойти с ума и придаться страсти где-нибудь на пляже, в саду, гамаке, или возле скал, никак не помогает мне найти ответы.
После близости, он всегда леденеет. У него даже движения становятся какими-то четкими, механическими, как у мима. И он никогда не позволяет мне проявлять инициативы. К слову, мои руки по-прежнему всегда связаны или зафиксированы, и его «пунктик» ограничения движений своей жертвы никуда не исчез, несмотря на то, что Мак лишь однажды связал меня полностью снова. Меня пугало это состояние, когда все тело немеет, а тугие веревки врезаются в кожу. Но пытаться вырваться или высказать Макколэю все, что я о нем думаю – бессмысленно. Он даже бровью не поведет. Сделает так, как ему хочется. Или не сделает вообще, снова оставив меня умирать от желания, где-нибудь на пляже.
Я понимаю, что привязана не совсем к адекватному человеку, и уже просто свыклась с его «причудами». Я не влюблена, нет. Но я плыву по течению, и надеюсь, что скоро окажусь на земле обетованной. Я бы наслаждалась каждой секундой этого пути, что находится за пределами зоны моего комфорта, если бы не несколько «но»:
– Палач. То, что я увидела на экране, и то, какой жизнью живет моя сестра. Одна мысль о том, что она жива, и я когда-нибудь смогу обнять ее… не могу даже думать, не представляю, как это будет. Но у меня сердце разрывается от мыслей о ней. И я пока не знаю, как рассказать Макколэю правду, и одновременно не навредить ей. Палач сказал, что Карлайл – оружие, и явно намекнул на то, что он работает над чем-то мощным и смертоносным для всего мира. И вот тут мне просто хочется задать вопрос:
– Сам Макколэй. То, что происходит между нами сейчас, трудно передать словами. Мои чувства к нему сродни зависимости, от которой хочется избавиться и, наконец, «включить мозги». Я пытаюсь понять его, пытаюсь угадать, какую игру он ведет: зачем создает иллюзию близости? Ведь мы оба знаем, что в любую секунду я могу быть снова заперта в стеклянной коробке, или унижена перед сворой Элитных ублюдков, и он… он хладнокровно рассмеется мне в лицо, несмотря на то, что сейчас его взгляды скорее полны отстраненной, но нежности… даже звучит странно, но это так. Словно со мной, он учится… отношениям между мужчиной и женщиной?
Что бы ни происходило сейчас, я ничего не забыла. Ни одну нанесенную им рану. Я просто… я в тупике, в лабиринте, из которого нет выхода.
Кстати, о лабиринтах.
Мак преподнес мне странный подарок – как он выразился, гарант того, что мой дневник не будет прочитан посторонним человеком.
– Повернись, – приказал Макколэй, застав меня на террасе с великолепным видом на пальмы и бассейн, который расположен над обрывом. Я читала книжку, покачиваясь на канатной качели, и конечно не ожидала от него каких-либо щедрых жестов…
– В чем дело? – нахмурилась я, пытаясь прочитать по его лицу, что он собирается делать. В его глазах не было голода и страсти – но его глаза все равно уносили меня вдаль, в параллельные миры, и иллюзорные вселенные, заставляя ощущать, как сквозь шрамы на спине, прорезаются крылья.
Почему?
Потому что в его взгляде всегда была непоколебимая уверенность. Вертикальная воля, закованная в ледяные латы. Мужественность и сила.
Взглядом он умел делать все… и даже больше, как бы странно это ни звучало.
Успокаивать и разрушать.
Боготворить и унижать.
Заставлять гореть заживо…
И «замораживать» на месте.
Для меня он был Мужчиной. Именно с большой буквы, несмотря на все, что было. Несмотря на его мнимую «бездушность»… теперь я знала: у него есть душа, и такого, как он больше не было и не будет.
Может, я просто ослепла от своей зависимости, но я пишу, как думаю.
– Когда-нибудь ты оставишь привычку задавать глупые вопросы, – вздохнул Макколэй, и я заметила, как напряглись его бицепсы, под тканью белой рубашки. Он волновался? Серьезно?
Я повернулась к нему спиной, и почувствовала, как он перекидывает мои волосы на одно плечо. Теплое дыхание щекотало затылок, рождая приятные ощущения покалывания во всем теле.