Эон. Часть 1
Шрифт:
– Видите, знает, тварь, о чем я говорю.
– Мики, – покачал головой Николас, – я, конечно, сделаю то, что ты попросила. Но если я ничего не обнаружу… У нас состоится серьезный разговор.
Джайна застыла. Отказаться, попросить, чтобы этого не делали… Значит укрепить их подозрения. Согласиться – ее секрет раскроется. Ведь она и сама толком не знает, кто она такая, а уж все остальные… Что они там могут подумать. Но с другой стороны… Николас ведь хорошо к ней относится, Ученый – тоже, даже Глейн. Руди, она и то достаточно снисходительна. Они поймут. Может, испугаются, но она сможет все объяснить, даже если они и поймут, что в ее груди не бьется сердце, Николас же… Он же не даст ее
Николас же с серьезным лицом, хотя еще несколько минут назад он улыбался, приставил прибор к груди Джайны и вслушался. Вслушались и все остальные. Прошло где-то с полминуты, и глаза у Николаса медленно поползли вверх. Он как-то ошалело убрал руки и взглянул на Мики, которая так и светилась торжеством.
– Что за… – вяло выдавил он.
– Ну-ка, че там, – Глейн бесцеремонно схватил прибор и тоже приставил его к Джайне, бывшей ни живой ни мертвой от страха. – Хера-а-а, – потрясенно протянул он. – И правда не бьется.
– Это еще что! – Джайна зажмурилась, когда ей в глаза направили яркий свет фонарика. Как тогда в кабинете у Мариты. – Кто-нибудь, подержите ей веки, чтобы она не моргала!
Джайна хотела было вырваться, но достаточно тяжелой хваткой Руди сжала ей одну руку, а второй осторожно приподняла одно из век. Тотчас же в глаз снова ударил до противного яркий свет, и рядом раздалось изумленное аханье.
– Видите, какие «прелестные» глаза. Не линза, потому что она ничего не снимает. Ее родные глаза, – хмыкнула Мики, убирая фонарик. – Ну что? – скрестив руки на груди, она уставилась на всех остальных.
– И как это понимать? – напряженно протянул Николас, уставившись на Мики и избегая смотреть на Джайну. Та же застыла, словно бы ожидая приговора.
– Я давно догадывалась, – Мики же словно бы ждала, когда Николас задаст этот вопрос. – Эта дрянь мне сразу с первых дней не понравилась, уж слишком она была рафинированная, лощеная… И сначала я не обратила внимания, но. Вы хоть видели? Она же ничего не жрет. Только ковыряется ложкой, пытаясь отвлечь всех разговорами, а потом сдает нетронутую порцию – только на помойку выбрасывать. Я все думала, как же она, блин, на ногах-то держится, раз не жрет. И ведет себя странно, не как все. Я все думала, что же с ней не так… А однажды ночью прокралась к ней, пока она «спала», и послушала ее чертово сердцебиение. Его нет. У нее не бьется сердце, в ней не течет кровь. А в глазах у нее вообще черт возьми что неестественное! Спорим, если разорвать вот эту красивую оболочку, вот это красивое личико – под ней окажутся металлические конструкции? М? – Мики подмигнула Джайне, и та застыла. – Меня, вот знаешь, что веселит, Николас, – усмехнулась она, а у Николаса вдруг расширились глаза и он уставился на Джайну. – Ты же явно сходишь по ней с ума. Ну и каково это – влюбиться в… Робота?
– Серьезно?! – выпучил глаза Ученый. Но его, казалось, никто не слышал.
Последний свой монолог Мики проговорила нарочито громко, чтобы каждый, кто здесь находился, слышал ее предельно хорошо. И люди прекрасно поняли, о чем она говорит. С каждым ее словом на их лицах возникало все больше подозрения и… Злости? Джайна попятилась. Внезапно она почувствовала себя будто в западне, будто все эти взгляды, направленные на нее, это взгляды боевых машин, холодных и беспощадных, готовых разорвать ее на мелкие кусочки.
– Это… – Николас уставился на нее, но так и не смог произнести ничего другого.
– Я… – Джайна отчаянно заглядывала в его глаза. Просила помощи. Потому что внезапно она почувствовала себя до безумия одинокой, у нее словно бы снова выбили всю почву из-под ног. От ее уверенности не осталось и следа, Джайне хотелось, чтобы ее поддержал хоть кто-нибудь. – Николас, ты же знаешь, что я не могу быть чем-то другим… Или представлять опасность. Ты сам сказал мне, что я… Наиболее человечна. Нико… – и тут она замолчала, потому что увидела на его лице… Отвращение?
– Как же ты ловко втиснулась к нам в доверие, – тяжело проговорил он, – как же ты обвела нас всех вокруг пальца. А я еще подумал, что встретил человека, с которым наконец-то мог бы нормально поговорить здесь, но ты оказалась…
– И что? – с каким-то отчаянием спросила Джайна. – Что это меняет?
– Нет, ну она и правда дура! – расхохоталась Мики. – Что меняет? Да это все меняет, тварь ты эдакая.
– А зачем ей ум-то, – вдруг хохотнул Глейн. – Знаю я таких, завозили еще перед войной. Привлекательная фигура, милое личико. Этакая красивая куколка. А что с такими делают?
– О-о-о, ты думаешь… – протянула Мики, но он перебил ее.
– Пф, а че тут думать-то? Гиноид какой-нибудь из этих корпораций по роботостроению, «куколка для запретных утех» – как они говорят. Ну что ж. С такой и грех не поразвлечься – зато используем по назначению, – улыбнулся он и двинулся к Джайне.
Она не знала, кто такие гиноиды. Но догадывалась, что что-то не очень хорошее, что-то, что принято считать вторым сортом, по крайней мере, именно так на нее смотрел Глейн. Джайна беспомощно оглянулась, она надеялась прочитать хоть в лице кого-нибудь признаки поддержки. Но все те, кто еще вчера более-менее хорошо относились к ней… Теперь смотрели с презрением. От прежней теплоты Николаса не осталось и следа, на нем было написано только отвращение, в глазах Руди мелькало напряжение и настороженность, Мики торжествовала, а Глейн… В его глазах светилась какая-то алчность. И все они. Все сидящие здесь смотрели на Джайну теперь волками, на их лицах смешалось все: от презрения до очевидной ненависти. Они видели в ней кого угодно, только не ее саму: машину для убийств, машину для утех, красивую безмозглую куколку… Только не человека, не такую, как они.
Они напоминали стаю. Кто не с ними – тот против них. Кто не принадлежит к их виду – того следует изгнать и не принимать никаким образом. Даже несмотря на то, что ты многое для них сделал.
Джайна смотрела на всех этих людей и не верила, что Скотт и они – это одно и то же, нет, не может же такого быть. Но это так. Они больше не были лояльны к ней. Они все презирали, ненавидели, боялись ее, но никто не готов был помочь ей.
Она снова осталась одна, без какой-либо поддержки, и это оказалось ужасно – быть одной против всех, особенно когда ты не понимаешь, что ты сделал не так. И Джайна в ужасе закрыла лицо руками и вдруг почувствовала, как Глейн руками заскользил по ее телу, и ей стало понятно: кто такие гиноиды, что он собирается с ней делать. И тут в ней вдруг проснулись силы, она рванулась, да так, что Глейн чуть не упал, и побежала – ринулась, не разбирая дороги, рванула прочь от них всех, стремглав несясь по лестницам и коридорам, неслась, сама не зная куда, и кричала только одно имя. Имя того, кто был способен ее защитить.
F2 же в это время занимался привычными разгрузочно-погрузочными работами, что, как, видимо, решили местные, и являлось его истинным предназначением. О том, что через энное количество единиц времени они планировали напасть на вышку, местные периодически благополучно забывали, и если бы F2 также периодически им об этом не напоминал, они бы, наверное, так и решили, что боевой робот на их базе предназначен именно для той работы, которой он занимается. Торчать здесь долго он особо не планировал, рассчитывал помочь атирийцам, благополучно завершить здесь все свои дела и смотаться на Церебрилий, откуда он сможет двинуться дальше по своим делам.