Эпицентр Тьмы
Шрифт:
— Лады, совет твой принял! — Мартын протянул руку, и я крепко ее пожал. — Ну, держитесь, черти!
Коротко хохотнув, бородатый скинул труп с водительского сиденья, сел за руль, лихо развернул «уазик» на пятачке и укатил к опушке. Первый выстрел с той стороны раздался уже через минуту. Видимо, Мартын, пользуясь тем, что уже стемнело и даже в оптику никто произошедшего у ворот не увидел, списал погибшего бредуна на нас. Что было равносильно официальному объявлению войны. Меня это вполне устроило — к чему лишние иллюзии по поводу дальнейших действий?
Впрочем, обстрел из легкой стрелковки закончился очень быстро. Бредуны сразу поняли, что никакого вреда они нам причинить не могут, и перестали попусту жечь патроны. Мы вообще не ответили — что там можно разглядеть в полной темноте на опушке леса?
Однако было глупо надеяться, что общий штурм перенесут на завтрашний день. Около полуночи небольшие группки бредунов начали прощупывать оборону, но вскоре выяснили, что автоматизированным огневым точкам не нужен свет для прицельной стрельбы. Они прекрасно обходятся датчиками движения, тепловыми камерами и радиолокационными станциями ближней разведки «Фара-1».
Понеся незначительные потери, бредуны затихли. Я, пользуясь оперативной паузой, решил наскоро допросить Бабицкого и его любовничка Савицкого-Фалангера. Интересовало меня одно: успел ли Бабицкий рассказать бредунам о состоянии обороны Электрогорска? Присутствовать со мной на допросе напросился лейтенант Панкратов.
Увидев меня, входящего в камеру, Бабицкий забился в дальний угол. Панкратов брезгливо поджал губы.
— Ну что, Андрей Маратович, сам все расскажешь или пару пальцев тебе сломать? — ласково спросил я, присаживаясь на краешек скамейки и жестом предлагая Василию встать у двери. — Тебе уже рассказали, какое прозвище я ношу?
— Да-а-а-ааа! — проблеял председатель. Его отвислые щечки побледнели. — Палач, вас зовут Палач!
— Правильно! — одобрительно улыбнулся я. — Значит, ты примерно представляешь, что я с тобой сделаю, если ты откажешься отвечать?
Бабицкий затравленно кивнул.
— Так что ты, сволочь, рассказал бредунам о плачевном состоянии «Стального кольца»?
— Я-я-я ни-иичего ни-и-и-икому не сказал! — заикаясь, ответил председатель. — Я-я-я и не знал, что «Кольцо» в плачевном состоянии. Знал только, что автоматический режим не работает и массового штурма нам не выдержать.
— Что же ты, придурок, зная об этом, никаких мер не предпринял? — удивился я. — Разве у тебя не оставались программисты, которые ставили систему?
— Вначале, сразу после моей… то есть нашей победы над военной хунтой, узурпировавшей власть в городе, это не казалось большой проблемой! Но потом… Они как-то очень быстро передохли… Их и было-то всего человек шесть! — ответил Бабицкий.
— За что же ты так военных называешь? Они же в самые опасные годы, когда здесь не продохнуть было от мародеров, вас всех своей грудью прикрывали!
— Ненавижу! Всех вас, вояк сраных, ненавижу! — завизжал вдруг председатель, вскакивая на ноги и делая пару шагов из своего угла. —
Я лениво, не вставая со скамейки, пнул разошедшегося и брызгающего слюной Бабицкого ногой по колену. Раздался резкий хруст, и сустав ненавистника военных принял противоестественную форму — согнулся в обратном направлении. Ну, перестарался я, бывает… Андрей Маратович, воя от боли, рухнул на пол. Панкратов хмуро сплюнул.
— Ну, зато теперь с повестки снимается вопрос «Зачем ты довел силы самообороны до нынешнего убожества?», — прокомментировал я председательский спектакль. — Однако в твоем теле еще немало костей и суставов, и их целостность напрямую зависит от честности ответа на следующий вопрос: «С кем конкретно ты, гнида, вел переговоры о сдаче города?»
— С Фюрером! Он называл себя Фюрером! — промычал Бабицкий. — Он обещал, что никто из мирных жителей не пострадает. Он и его люди только возьмут себе несколько тонн продовольствия в качестве уплаты за защиту от Красной Армии!
— Нет, ты натуральный идиот! — констатировал я. — И это не оскорбление, это диагноз! Нашел кому верить… Впрочем, что еще ждать от такого недоумка… Пора с тобой кончать…
— Можно я сам? — решительно сказал Вася, доставая из кобуры ПМ.
Я кивнул. Бабицкий обреченно завизжал. Пакратов высадил по своему бывшему начальству всю обойму и продолжал давить на спусковой крючок даже после установки затвора на задержку. Я, малость оглохший после выстрелов в тесном помещении, аккуратно вынул пистолет из руки лейтенанта. Приобняв Васю за плечи, я вытолкнул парня из камеры в коридор.
— Сам пойдешь или помочь?
Панкратов потряс головой:
— Сам пойду! Пистолетик верните! — И, видя мое колебание, добавил: — Да все уже, все… оклемался я, больше не повторится!
— Пойди водки выпей! — посоветовал я лейтенанту, возвращая оружие. — И приходи Савицкого допрашивать!
— А его-то о чем спрашивать? — удивился Панкратов, меняя в пистолете магазин. — Как часто он хер у господина председателя сосал? Пристрелить гниду, и дело с концом!
— Ты считаешь, что толку от него и его полицаев при обороне города не будет? — У меня еще теплилась надежда поставить под ружье хоть пару сотен человек. Когда на тебя прет несколько тысяч бредунов, а у тебя всего сотня бойцов, то поневоле будешь рад хоть какому-нибудь подкреплению, пусть и самого низкого качества.
— Толк от банды Фалангера? — рассмеялся Панкратов. — Если только их на брустверы положить!
— Ну, как скажешь! — хмыкнул я и распорядился: — Тогда сам с ними разберись. Хочешь на брустверы, хочешь так где-нибудь прикопай, но больше я этих засранцев видеть не хочу.
Панкратов кивнул и решительно потопал по коридору в сторону камер, где сидели Савицкий с дружками. По пути лейтенант дослал патрон в патронник. Я пожал плечами и пошел по своим делам — до рассвета оставалось еще несколько часов, и нужно было потратить их с пользой.