Эпидемия
Шрифт:
22.48 по московскому времени
Сахаров брел по безлюдным улицам, рассматривая фасады домов, тонущие в вечернем сумраке. Окна черными провалами напоминали глазницы черепа. Ветер, обдавал кожу прохладой. Асфальт еще дышал дневным теплом, но в воздухе уже висела вечерняя свежесть. Казалось, будто он во сне. Лежит в палате, под действием успокоительного и просто видит сон. Такого не может быть. Пустота. Ни одного человека вокруг. Дома, магазины, машины. Как будто ребенок разбросал игрушки, но его позвали родители и он ушел, оставив все лежать на полу, в ожидании, когда вернётся хозяин. Но никого не было. И это нравилось. Как будто мечты сбылись, и мелочные, жестокие и бездушные люди взяли и исчезли. Словно божество властной рукой собрало всех и унесло.
Заметил открытую дверь магазинчика с выгоревшей вывеской «Открыто 24 часа». Свет внутри горел. Осторожно подошел ближе, стараясь высмотреть, есть ли кто-то внутри. Пусто, только стеллажи с продуктами и холодильники. Под потолком гудят старые люминесцентные лампы. Лента от насекомых облеплена маленькими черными тушками еще пытающихся вырваться жужжащих мух. Пахло сгнившим, скорее всего от подносов, стоявших на прилавке с выпечкой. Подошел к одному из холодильников, достал банку колы, открыл и сделал несколько больших глотков. До последнего момента не покидало чувство, что сейчас выйдет продавец и попросит заплатить. Но никого не появился. Побродив еще с минуту возле холодильников, рассматривая цветные бутылки с напитками и пивом, прошел к кассе. Манила стойка с шоколадными батончиками и прочими сладостями. Осмелев, доставал различные снеки, осматривал их и складывал обратно, остановившись на нескольких батончиках Марс. Вышел из магазина с полным чувством вседозволенности. Или это другая реальность, или очень реалистичный сон, но он был один в этом мире. Никаких людей. Некого ненавидеть. Все теперь его. Может идти куда хочет, и делать что хочет. Сознание молчало, то ли от шока опустевшего мира, то ли от упоения, что сбылась мечта. Никакой агрессии, ярости и злости. Умиротворение. На лице — еле уловимая улыбка. Он не знал, где все люди. Да и не очень интересно. Шел по пустой Москве, жуя на ходу шоколад и запивая колой, и никто не мог помешать, только туфли, больше на два размера чем надо, неприятно болтались на ноге.
Допив газировку, смял банку и просто швырнул на середину улицы, потому что может. Потому что никто теперь не скажет, что делать. Никто не скажет, что он больной. На пути мусорка. Цилиндрический бак чуть ниже метра высотой, наполовину заполненный окурками и мусором. Неудобно стоит, некрасиво. Издевательски. Обхватил его за верхний край, но не смог выдернуть вбетонированное основание. Перехватился за внутреннюю часть и потянул опять. Железное нутро бака поддалось и вышло из бетонных стенок. Увесистое, килограмм восемь точно. Осмотревшись по сторонам, всем телом раскрутил и швырнул в окно кофейни. Мусор красивым шлейфом очертил траекторию полета. Раздался приятный уху «дзынь» и мостовую засыпало осколками стекла. За звоном последовал глухой стук внутри кофейни. И никто не закричал. Никто не выбежал из и не начал вызывать полицию. Улыбнулся еще смелее и закричал во все горло. Громко, до срыва связок. Крик промчался по всей улице и эхом отразился от здания в конце. Закричал еще раз и замолчал, прислушиваясь. Везде тишина. Никто не услышал, потому что никого нет.
Подойдя ближе к разбитому окну, поднял сколок стекла. Маленький, с рваными гранями. Секунд пятнадцать смотрел на прозрачную стекляшку на ладони и сжал кулак. Руку резануло болью. Разжав, он увидел небольшие каплю крови в тех местах где стекло прорезало кожу. Но он не проснулся. Вокруг не появилась палата. Боль была реальной. Все это было реально. Реальная нереальность.
Уже улыбаясь во весь рот, пошел дальше по улице, почесывая порезанную руку. Он не знал куда идти. Просто шел, наслаждаясь одиночеством, упиваясь тишиной.
Через пару кварталов между домами замаячили парапеты набережной. Вышел к Москве-реке. Осмотревшись по сторонам, увидел слева вдалеке нависающий над водой исполин моста. Знакомого моста. Третье транспортное кольцо. Значит он на Новоданиловкой набережной. Значит дом там за рекой, северо-восточнее. Лучше всего идти через центр. На третье транспортное идти не хотел. Там только бетон, асфальт и ничего больше. Ни поесть, ни лечь поспать, если устанет. А через город идти хорошо. Много кафешек и магазинов, много удобных мест поспать. И не гулял уже очень давно.
Вода в реке черная, с расплавленным металлом света фонарей. Ни одного прогулочного катера или лодки. Тихая вода, бьющаяся в каменной аорте города. Давно уже не видел воду, хотя очень любил плавать. Когда-то давно, в прошлой жизни, был в школьной сборной по плаванию и Мира говорила, что он Ихтиандр, а она Гуттиере [12] , только в их реальности они брат и сестра. Мира… Марк остановился и залез на парапет с ногами, надолго залипнув на водную гладь. Тоска по сестре сейчас не такая болезненная, как обычно. Больше нет тех, кто виноват в ее смерти. Кто не досмотрел. Кто допустил. Кто позволил. Может это Бог? Просто забрал всех и отправил в ад, за то, что они не сберегли её? Тогда почему он здесь? Почему он не с ней? Ведь все сделал как надо, как должен был. И сейчас они должны быть вместе, или там, где она, или здесь, идти вместе по пустому городу. А может быть она дома? Ждет его возвращения. Крутится на кухне, ожидая брата и колдуя для него фирменный торт «Наполеон», который готовила на каждый день рождения.
12
Персонажи книги «Человек-Амфибия» 1927 года Александра Беляева
Спешно спрыгнул с парапета, проколы от швов враз отозвались болью от приземления, и быстрым шагом направился в сторону дома. Появилась цель. Иллюзорная как мираж, но все же цель. Не был уверен, дома сестра или все так же мертва, но появилась надежда. А он очень давно не испытывал этого чувства.
3.27 По московскому времени.
Прогулка утомила физически, хоть морально наслаждался. Туфли натерли ноги, большие водянистые пузыри горели при каждом шаге. Пластырь, который взял для перевязки, помогал не сильно, плохо приклеивался к взмокшим без носков ступням, и постоянно слетал. Отвыкшие от физических нагрузок мышцы ныли, стягивая икры и бедра тугими жгутами. Сумка полная лекарств и еды оттягивала плечо лямкой. Несколько раз забредал в магазины перекусить и брал первое, что попадет под руку. Видел свет в окнах жилых домов, но ссылал это на галлюцинации или чью-то забывчивость. Покинутая ночная Москва нравилась. Этот не привычный муравейник, кишащий миллионами людей, а большой и открытый новогодний подарок, просто бери, что хочешь, как праздничный стол, когда гости уже напились и разошлись спать, а ты можешь есть все что душе угодно и сколько угодно.
Добравшись до станции метро «Курская», увидел громадину торгового центра «Атриум». Парковка перед торговым центром пуста. Слева табличка ресторана «T.G.I. Friday’s» который любили посещать с сестрой. Был обычай, приходить раз в несколько месяцев и сидеть полдня, ставя ставки, будут ли официанты забавно поздравлять кого-нибудь из гостей с днем рождения. Окна ресторана зияли темнотой и выглядели абсолютно не гостеприимно. В самом торговом центре света тоже нет. В центральном холле, из-за стеклянной крыши, пропускающей достаточно света извне, вполне можно ориентироваться. Прошел мимо фонтана, левее лестницы и лифтов, к магазину цифровой техники, дверь которого гостеприимно открыта. Темно, но силуэты телефонов, выставленных на демонстрационных столах, все же видно. Взяв один из смартфонов, клацнул по экрану и тот ударил по глазам светом включившегося дисплея. Зажмурился и инстинктивно отвернул лицо. Не разряжен, но не хочется брать смартфон с прилавка, и лень искать зарядку к распакованному смартфону. Включив на мобильнике фонарик, побрел по магазину. То, что искал, скрывалось в подсобке за кассой — ровные небольшие коробки белого цвета с серебряным яблоком на боку. Рядом стопка конвертов с сим-картами. Руки слушались еще не очень, ладонь саднила от порезов, но он довольно ловко распаковал смартфон, вставив сим-карту. Сеть нашлась не сразу, но телефон активировался, посыпались сообщения с поздравлением о выборе супервыгодного тарифного плана, заливая тишину трелью оповещений. Раздраженно выключил звук и убрал в карман. Он не знал зачем ему нужен айфон, но привычка жить со смартфоном сидела глубоко в подкорке. Так было спокойнее. Используя мобильник с прилавка как фонарик, прошелся по магазину и раздобыл рюкзак. Переложив в него медикаменты и продукты из сумки, вышел и отправился дальше по торговому центру. Хотелось найти себе кроссовки, нормального размера и пластыри, из лопнувших мозолей уже текла то ли кровь, то ли сукровица.
На втором этаже, слева от лестницы, уперся в ряд спортивных магазинов. Двери нараспашку, кассы открыты, будто помещения покинули в спешке. Натянув на оттекшие и вспотевшие ступни найденные носки, облегченно вздохнул. Кроссовки обняли, как руки опытной массажистки на СПА-процедурах. Сняв остальную одежду, напоминающую больницу, надел спортивные штаны. Наверх пришлось выбрать футболку на несколько размеров больше, так как в другие не пролазили забинтованные запястья. Огромная, висела как мешок, но ему было все равно, главное, что удобно.
Мимо других магазинов проходил не задерживаясь. Ничего в них не интересовало. Ювелирные изделия, часовой бутик, костюмы от модных дизайнеров. Необходимо лишь то, что приносит комфорт, рюкзак и без того уже прилично оттягивает плечи. Не найдя больше ничего интересного, двинулся к выходу, но как только подошел к атриуму, по всему торговому центру пронесся пронзительный скрип метала по кафелю. Замер. Это не галлюцинация, слышал звук отчетливо и ясно, откуда-то сверху, со второго этажа. Может это сквозняк? Хотя какой сквозняк в закрытом здании. Это или животное, или человек. Но пока дошел до Тверской, не видел ни одной собаки или кошки, только птиц. Лишь бы не человек. Хрустальный замок уединения начал дрожать и звенеть, грозя рассыпаться на осколки, как выбитое окно кофейни. Пригнулся за бортиком бассейна и пристально всмотрелся в сумрак за перилами второго этажа. Неподвижно стоят едва различимые силуэты манекенов в витринах магазинов, декоративные деревья в кадках возле лавочек, урны. И тут слева, рядом с эскалаторами, увидел фигуру. Смутно, едва различимо. Как будто кто-то крался, присев на корточки вдоль стены.