Эпикриз с переводом
Шрифт:
— Ты такая красивая, — услышала я тихий голос Кишана.
Он лежал рядом, на боку, разглядывая мое тело. Его взгляд ласкал, укутывал теплотой и нежностью. Так приятно. Так хорошо… Счастье? Оно? Похоже…
— Ты не замёрзла, может, тебя накрыть? — заботливо предложила самец.
Я покачала головой, нащупала рукой пальцы Кишана и сжала их.
— Лучше помоги обработать ногу, — попросила я. — Метка твоя побаливает…
— Прости, — виновато прошептал пант. — Я не собирался тебя царапать. Это происходит против
— А скажи, — кокетливо начала я, — значит ли это, что я теперь…хм… Твоя жена?
Черныш улыбнулся:
— Чтобы стать женой и мужем панты должны пройти обряд.
— Но почему же тогда…
— Тендуа решил, что ты моя избранница, — Кишан погладил меня по шее, скользнул пальцами по груди. Едва касаясь, как будто по коже пробежалась легкое дуновение ветерка. Соски тут же среагировали, напрягаясь и возбуждаясь. — Не спрашивай, я не знаю почему.
И я не стала спрашивать, а Кишан, бросив взгляд на мое бедро, нахмурился и резко поднялся. Демонстрируя свое красивое обнаженное тело, шагнул к выходу.
— Где что лежит в твоём кабинете? — поинтересовался он.
— Я пришла с сумкой, в ней есть все необходимое, — произнесла я. Пант огляделся, его глаза блеснули жёлтым бликом, и он быстро нашел сумку у шкафа в темноте. Взяв ее, сел на кровать. Поочередно доставал содержимое, показывая мне упаковки, баночки и пузырьки.
— Вот этим промоешь… Вот этим потом намажешь, — кивнула я на перекись, салфетки и зелёнку.
Тут же прозрачная жидкость вылилась на израненное бедро. Кишан промокнул салфеткой, аккуратно, боясь сделать больно. Посмотрев на мой живот, на котором пант тоже оставил, пусть и другую, но тоже метку, старательно вытер чистой салфеткой и его.
Затем открыл зелёнку. В этом новомодном пузырьке уже предусмотрен аппликатор на внутренней стороне крышке для обработки поверхностей. Умненький Кишан догадался, как пользоваться этим девайсом…
— Ай! — визгнула я, когда Кишан промазал одну царапину. Заботливо подул на нее холодным воздухом:
— Прости… Честно, не хотел…
— Ничего, — улыбнулась я и тут скорчилась от боли, ведь пант вновь прижег царапины. — Хорошо, что не по лицу… — и только я произнесла это вслух, как мой позвоночник покрылся липким потом. Страх. Только он так холодит… Я представила, да даже вспомнила шрамы на моем лице…
— Кстати, я хотел спросить… — начал вдруг черныш, закончив рисовать на моей ноге идеально ровные зеленые полосы.
— Спроси.
— Когда мы впервые встретились, я видел на твоем лице шрамы, — нет, он точно читает мои мысли! — А сейчас их нет…
— Есть, — перебила я его.
— Они совсем незаметны, — уверил меня тендуа. — От чего они?
— Я не хочу сейчас об этом. Тяжело вспоминать… — я невольно потрогала щеки, старательно отгоняя воспоминания, которые рвались в сознание. И то, как я получила шрамы, и все то страшное, что было после. Кишан не
Черныш придвинулся поближе, поворачиваясь нужным боком к лунном свету. Я сняла повязку, внимательно осмотрела рану. Нитки ещё не успели рассосаться, а рана уже стянулась. Сутки! Всего лишь сутки прошли, а правый бок панта выглядит так, словно там ничего и не было.
— Быстро заживает, — заметила я.
— У тебя волшебные руки… — Кишан взял мою руку и поцеловал в ладонь. Такой простой жест. Но он вдруг заставил мое тело покрыться мурашками.
Каришма! Как приятно. Волнительно. Хорошо! Настолько, что в происходящее верится с трудом.
Может, мне все это снится? Такое зыбкое и похожее состояние.
Нет! Я умею распознавать сон и ценить его! После стольких суточных дежурств на работе. Это очень тяжело — находиться на границе реальности и сна. Но я привыкла, научилась отключаться на полчаса, даже по дороге на вызов. Но потом так же быстро включаться и работать, работать, работать…
Тогда, может, Аэлита наложила какие-то чары?
Ну не может быть так хорошо. После всего, что со мной было… Или это вознаграждение за все страдания?
И тут пришло неожиданное горькое понимание. Если это и вознаграждение, то временное.
Счастье долгим не бывает.
Вот почему так? Почему в моей жизни всегда так? Из крайности — в крайность.
Я прикрыла глаза, почувствовав, как слёзные протоки собираются излиться солёной жидкостью.
— Ты чего? — вкрадчиво спросил Кишан, трогая ладонью мои щеки. — Тебе плохо?
— Нет. Мне очень хорошо. Просто… — ответила я, распахнула ресницы и устремила свой взор в глаза панта. Такие темные, теплые и взволнованные.
— Что просто? — настойчиво спросил он.
— Ничего, — прошептала я.
— Тебя что-то беспокоит. Я чувствую! Так чувствую, что в груди все сжимается… — он проводил взглядом по моему лицу, при этом о чем-то думая. Я опустила взгляд, и тогда Кишан задал самый неожиданный вопрос: — У тебя кто — то есть… в твоём мире?
Я подняла глаза.
— Нет… У меня давно никого не было.
— Тогда я не понимаю… Тебе было хорошо, мне хорошо… Мы никого не обманываем, никому не мешаем…
— Все это чревато, — прошептала я.
— Что? — не понял чернявый.
— Кишан, — я глубоко вздохнула. — Я не хочу и боюсь поддаваться чувствам.
— Не понимаю, — он нахмурился, при этом поглаживая большим пальцем мои губы.
— Через две недели ты вернёшься во дворец, через пару месяцев я вернусь в свой мир… И все.
— Что будет потом — будет потом, — черныш невесомо поцеловал меня в губы, проведя языком между ними. — Почему мы просто не можем наслаждаться тем, что есть сейчас?
Ракшас! Он прав! Почему не можем? Да, можем, но…