Эпикриз с переводом
Шрифт:
— Она мало передала, — словно прочитав мои мысли, заявил Кишан. — В хотале есть круглосуточная лавка, они делают и продают очень вкусные пейстры. Заберёшь мои монеты — купишь десяток?
— Что такое пейстры?
— Это пироги такие. С рыбой, — ответил Кишан с улыбкой, а потом, будто опомнившись, спросил:
— Ты сказала, что сходишь вечером, почему не днём?
— Днём у меня работа. Так что только вечером. Страшно, конечно, одной, но…
— Одной? — его так это возмутило, что Кишан даже приподнялся и схватил меня за руку. Его прикосновение сопровождалось лёгким электрическим зарядом — меня словно
— С тобой же нельзя.
Кишан опустился обратно на стул. Помял ладонь, которой коснулся моей руки.
— Я могу сходить в теле тендуа, — заявил он, уставившись на свои руки. — Поэтому желательно днём, чтобы я успел перекинуться до заката.
— Ага, в теле тендуа днём, чтоб тебя местные драчуны узнали и уделали? Не думаю, что они успокоились… А меня почти вся округа знает и уважает, так что, думаю, все нормально будет, — ответила я и, немного подумав, поинтересовалась: — И, погоди, у ранбиров только твоя фотография вот такого, не кошачья. Они не знают твой второй облик?
— Знали только родители и брат. В нашем сурешиате не принято открыто показывать свои кошачьи обличья.
— Ясно, — кивнула я. Нет никакого смысла уточнять почему? Традиции, условности, суеверия — мне-то что? Сказано: не принято, значит, нужно воспринимать это именно так. — Я пойду, — моя рука потянулась за новой маской…
И вдруг пришло неожиданное осознание. Я уже целый день хожу перед Кишаном без маски. И меня это нисколько не смущает. Не хочется прикрыться и спрятаться, как раньше. Однако для приема пациентов, и уж тем более на улицу я ее всё-таки надену.
Буквально через минуту в дом опять постучали. Кишан испуганно дернулся, но я показала ему жест, что, мол, все хорошо.
— Если я вдруг почувствую или пойму, что кто-то пришел сюда в поисках тебя, подам сигнал — постучу в стенку, — я постучала по столу, демонстрируя панту сигнал: длинный, два коротких, длинный, — значит, тебе следует спрятаться в лаз. Договорились?
Кишан кивнул.
— Шанкар, Алла. Я бы без тебя пропал, — произнес он.
Пациентов на сегодня было немного. В основном, приходили те, кто перебрал вчера с хмельными напитками. Я поила их водой с растворенным аспирином и отправляла домой отлеживаться. В комнату, где явно скучал Кишан заходила. Но на бегу. Также на бегу сварила ещё пельменей и, успев съесть штук шесть, разрешила доесть оставшиеся гостю. Так же дала ему добро пить чай сколько угодно и угощаться галетами, в которых не было сахара и которое черныш оценил по достоинству.
Ближе к вечеру, просидев час в кабинете в одиночестве, я решила, что на сегодня, наверное, всё. Только в экстренных случаях в это время ко мне, как к ведьме-медику, приходят панты. Так что уже можно отправиться за монетами Кишана.
Готовая к подвигам, я зашла в комнату. Мой гость в этот момент с интересом рассматривал лежавший на столе мобильник, экран которого светился. Я подошла к столу, взяла в руки аппарат. Иконка в виде конверта значилась в углу. Я открыла сообщение, отправленное от абонента Аэлита:
"Остальное завтра".
Тут же быстро набрала ответ:
"Спасибо".
— Что это за диковина? — спросил Кишан, который все это время внимательно наблюдал
— Телефон. Для связи с моим миром. Можно общаться текстовыми сообщениями и даже разговаривать, — красивое мужское лицо забавно вытянулось, и я, опережая вопрос иномирного самца, заявила: — И тут тоже нет никакой магии. Наука и прогресс.
Я уже положила телефон обратно на стол, но вдруг вспомнила, что давно не звонила маме. Раньше я связывалась с ней через день. Потом через два. А в последнее время раз в неделю. И не потому, что я не скучаю. Очень скучаю… Просто мама каждый раз просит меня показать результаты улучшения. Они, бесспорно, есть. Но очень быстрые по меркам нашей медицины. Неестественно. Поэтому лучше подождать.
Но позвонить надо.
И я, подав панту знак "молчать", набрала номер мамы и прислонила трубку к уху.
— Алло!
— Привет, родная, — произнесла я, услышав в трубке мамин голос.
— Аллочка, здравствуй! — столько радости в ее интонации, что мои глаза тут же стали мокрыми. — Давно не звонила. Как твои дела?
— Намного лучше, — тихо ответила я, старательно сдерживая слезы. — Почти отлично.
— Ты скоро вернешься? — ахнула мама. — Я так соскучилась.
— Да, надеюсь, что скоро. Как ваши дела?
Мама выжидала небольшую паузу, а потом радостно сказала:
— Ох, у нас такие новости!
— Какие?
— Леша с Диной квартиру покупают!
— В ипотеку?
— Нет, накопили, старую двушку продадут и хватит на новую. Правда, молодцы?
Молодцы… Конечно, брат молодец. Столько работал, вкалывал, чтобы перебраться семьей из маленькой двушки в большую квартиру. Я рада за него, честно. Он всегда был таким — целеустремленным…
Ракшас!
Так почему обида давлеет над радостью за брата и прожигает грудь? Все дело в деньгах, будь они не неладны! Они всегда и везде, в любых мирах, способны решить любые вопросы… Я не просила у брата денег, хоть и знала о том, что они у него есть. Мне оказывали должную помощь. Спасибо коллегам. И близким спасибо — они поддерживали, тоже помогали. Брат даже однажды меня спас…
Я не просила у него денег…
Но и он сам мне не предложил.
Закончив разговор, я спешно попрощалась с мамой. Нажала кнопку сброса и положила телефон на стол.
— Ты сейчас с мамой разговаривала? — поинтересовался Кишан. Я кивнула. — Ты так резко в лице поменялась… У твоих родных все хорошо?
— Да, все хорошо. Просто…
— Что просто?
— Ничего, — махнула я рукой. Не хочу рассказывать. Не хочу признаваться Кишану в своих злых мыслях про брата. — Пора собираться… Где, ты говоришь, спрятал монеты? В хотале?
— Не совсем, — хмыкнул Кишан. — В его палисаднике. Точнее, в дупле старого дерева.
— В дупле? — ахнула я.
— Да. Прятать монеты в номере хоталя я посчитал ненадёжным.
— А в дереве надёжно? — усмехнулась я.
— Отец мне всегда говорил — если ты хочешь что-то спрятать, спрячь на видном месте, — ответил хитрый пант. — Но вот в теле тендуа забрать я их не смог. Неудобно лапами…
Глава 16
На улице темнело. Последние жаркие лучи нехотя ласкали пантерианскую землю. Но от вечернего мрака прохладней почти не становилось.