Эпилог
Шрифт:
Душ просветлил мозги и взбодрил.
Если слухи гуляют, значит, небезосновательно. Все говорят, что у них с Эвой несерьезно, и ждут, вернутся к ней волны или нет. А Влашек не ждет. Он давно приготовил пути отступления. После окончания института отправит дочь на западное побережье и придумает причину, например, сбор материала для будущей диссертации. Люди годами пишут научные труды, и Эва канет, растворится на просторах каторжанского края. За периметр въедет, а обратно не вернется. Удобно и Мелёшину-старшему, и Влашеку. От истории с отравлением оба они взяли по
Но ошибка высокопоставленных политиков состоит в том, что они не приняли в расчет интересы Мэла.
Он открыл дверцу тумбочки, прислушиваясь, как Эва напевает в душе. Взял коробочку с саше, внимательно прочитал инструкцию по применению и тщательно оглядел гофрированный шов по краю пакетика. Бумага тонкая, но если подержать над паром, то склейка разойдется. Мэл сунул два пакетика на пробу в карман брюк. В коробочке осталось достаточно, и Эва не заметит убыли. Надо же, он никогда не задумывался над тем, какой вкус у порошка.
Не то чтобы за ночь Мэл вдруг раскопал в себе родительские инстинты и желание отцовства. Чистый расчет. Будущий ребенок — часть стратегии, которая пришла в голову, и идею невольно подал Дэн. И гарантированные семьдесят пять процентов не подведут. Однозначно.
Затем следующий и самый основательный шаг. Мэл обдумывал полдня и выстраивал в голове поэтапный план. Увлекся, забыв о конспектировании лекций. Эва даже забеспокоилась, всё ли в порядке.
Всё в ажуре, киса. Мы женимся. Но ты об этом пока не догадываешься.
20.2
После истории с получением clipo intacti* я решила поступить честно, предупредив Мэла о намерении навестить Олега и Марту. Целую вечность их не видела. Соскучилась.
Мэл не проникся. Он старательно скрывал, но я чувствовала: его раздражало, что меня тянуло магнитом в район невидящих.
— Вы теперь на разных полюсах, — надумал он вразумить. — Не советую.
— Из-за полюсности у меня нет друзей. А тех, что были, я почти растеряла.
— Заведи новых. Из своего круга.
— Друзья — не котята и щенки, чтобы их заводить! — вспылила я, возмутившись. — Сколько у тебя приятелей и знакомых? Море. А сколько проверенных? Макес и Дэн. У меня тоже есть друзья. И я ценю их. Между прочим, Олег и Марта помогли мне в трудную минуту. Можешь без конца напоминать об отце-министре и о полезных связях, но я еще не забыла, как жила на восемь висоров в неделю.
Спор грозил перерасти в ссору, и Мэл предпочел промолчать. Однако он категорически собрался со мной в гости. Вот упрямец.
— Тебя не жалуют в квартале. Опасно там появляться, — забеспокоилась я.
— Прорвемся, — ответил Мэл, поигрывая ключами от "Турбы". — Никто уж и не помнит.
Сомнительно. Вряд ли жители забыли о деньках, проведенных под арестом после того, как один столичный принц устроил драку у местного клуба.
В отличие от моей жизни, сделавшей сальто-мортале в последние полгода, жизнь в районе невидящих продолжала течь сонно и меланхолично. Лето заполнило тихие улочки шапками пыльной листвы и квелой травой, вянущей в ожидании дождей. Скверик звенел детскими голосами.
Мэл притормозил у обочины.
— Подозреваю, с clipo intacti тебя за уши не оттащишь от этого квартала. Поэтому хочу предупредить. Общаясь с местными, хорошенько думай, прежде чем сказать что-нибудь или сделать.
Я хотела возразить, но он продолжил:
— Забыла про пост у института? Удивляюсь твоей невнимательности. Одна из тачек рванула за нами, но промазала. Свернула не в тот проулок. Сегодня нам повезло, а завтра репортеры пронюхают. Они не дадут покоя жителям. Понравится ли твоим друзьям, если их начнут осаждать журналисты?
Не только журналисты, но и дэпы. И последние не станут выспрашивать и убеждать в сотрудничестве, а возьмут насильно. Прочитают и принудят, как те отморозки, что издевались над Радиком. Равенство в правах, определенное гражданским кодексом, — сплошное лицемерие, когда дело касается невидящих. И из-за моей пресветлой персоны у местного населения возникнут большие проблемы. О спокойной жизни можно забыть.
Так Мэл дал понять, что обстоятельства могут быть превыше желаний. Он носом чуял, что я планировала забегать к Олегу и Марте не раз в полгода, а значительно чаще. И собиралась покупать продукты в здешнем районе из чувства солидарности с владельцами лавочек. А разве ж кто-нибудь из продавцов обрадуется, когда вместе с элитной покупательницей нагрянут дэпы, взбаламутив тишину улиц? Вдобавок неизвестно, чего ждать от синдрома.
Олег пытался спрятать изумление за доброжелательной улыбкой. Витрина с замками осталась прежней, и сам он точил детальку, зажатую в тисках. Разве что казался уставшим, с залегшей морщинкой меж бровей. И Марта, выглянувшая из шторочек, приветливо улыбнулась нам. Она двигалась как уточка, пряча увеличившийся живот под просторным сарафаном.
Разговор не клеился. Повисла скованность. Уверена, Олег и Марта прознали о близком родстве моего спутника с начальником Объединенных департаментов. С великим и ужасным, чье имя вызывало у граждан паралич дыхательной и сердечной деятельности.
Мне стоило больших трудов выпросить у Мэла частичную свободу действий. Сначала он ни в какую не соглашался, но потом передумал. А может, причиной послужили долгие "упрашивания", начавшиеся в душе и закончившиеся на диване.
Мы договорились: чтобы не привлекать внимания, Мэл отвозит меня в гости и уезжает на работу или в авторемонтную мастерскую, а на обратном пути забирает.
Олег и Марта… Они были приветливы, но настороженны. И испытывали крайнюю неловкость. И воспринимали меня как экзотическую птицу, случайно залетевшую в убогий курятник. Настырность залётной птички их угнетала, но я не собиралась отступать и долго убеждала Марту в том, что мои вкусы в отношении пирожков с капустой не изменились, и что мне нравится пить чай на небольшой кухоньке, любоваться нарисованной на стене розой и болтать ни о чем.