Епитимья
Шрифт:
Карла села рядом с ним, отвела прядь волос с его лба.
— Так как же твои дела? Все в порядке?
Джимми пожал плечами:
— Думаю, все нормально.
— Ты больше не мотаешься по улицам с клиентами?
— Я пытаюсь с этим покончить. Давно уже этим не занимаюсь.
— Это хорошо. Это хорошо.
Они долго сидели молча. Карле очень хотелось вернуться в спальню и опрокинуть стаканчик, который она оставила на подоконнике. Но она знала, что Джимми этого не одобрит.
Каждый раз, когда она видела сына (а это случалось все реже и реже), она ожидала, что он будет выглядеть старше. Ей хотелось
Когда он был здесь в последний раз? Неужели прошло несколько месяцев? Она не могла вспомнить. Ее пронзило чувство вины: она ведь редко думает о нем. Ее слишком волновали собственные неурядицы, чтобы задумываться над тем, чем занимается ее сын... там на улицах, предлагая чужим мужчинам свой зад.
Она подумала, наступит ли такой день, когда он совсем перестанет приходить, не вернется никогда.
Подумала, сколько же потребуется времени, чтобы она это заметила.
— Джимми?
Он посмотрел на нее, и в его зеленых глазах промелькнуло знакомое выражение: маленький мальчик, которого она вырастила. Маленький мальчик, который, как ей казалось, всегда мешал ей встретить настоящего мужчину, получить хорошую работу... и так далее, список можно продолжать без конца.
Но она любила этого маленького мальчика.
— Ты знаешь, что я тебя люблю? Знаешь?
Джимми округлил глаза:
— Да, Карла. Ты мне говорила об этом и раньше.
Она уже была готова обидеться, но он наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Я тоже тебя люблю.
— Ты не сердишься на меня за то, что я не могла уделять тебе много внимания?
Джимми ничего не ответил, продолжая смотреть на нее.
— Я все время думаю о тебе, Джимми.
— Я тоже о тебе думаю.
И снова наступило молчание. Наконец Карла встала и направилась в кухню. Оттуда она крикнула ему:
— Я приготовлю кофе. Хочешь кофе?
— Не-е. Есть какая-нибудь еда?
Карла отозвалась из кухни:
— О Боже, солнышко, очень жаль. У меня вышли все купоны. И хоть шаром покати. У меня есть немного соленых крекеров. Хочешь?
Джимми уставился на неровный, в царапинах пол, в желудке у него бурчало.
— Ничего, все в порядке.
Через несколько минут Карла вернулась. Она размешивала растворимый «Нескафе» в чашке с горячей водой из-под крана.
— Уверен, что не хочешь?
— Точно.
Она села рядом: пила свой кофе, поправляла складки халата, проводила пальцами по волосам, разглаживала их.
— Я получила работу. Я говорила тебе?
Джимми улыбнулся.
— Нет. И что ты будешь делать?
— Ты знаешь это небольшое кафе на Гранвилл? Ну, у станции надземки.
— Да.
— Вот там я и получила работу. Официантки. Босс очень славный.
— Это хорошо.
— Да, хорошо. Босс говорит, что чаевые очень приличные. Много проезжающих. — Карла продолжала пить свой кофе маленькими глотками, потом повернула голову к окну, услышав вой сирены.
— Тебе что-нибудь нужно? Деньги нужны?
Джимми улыбнулся:
— Деньги всегда нужны.
Карла встала с дивана и вернулась с десятидолларовой бумажкой в руках.
— Знаю, что это не много, но может быть, после того, как я начну работать...
— Конечно, я ценю это. — Джимми сунул бумажку в карман джинсов. — Пожалуй, я пойду. Я просто хотел узнать, как у тебя дела.
Карла стояла, разглаживая складки халата.
— Ну что ж! Я рада, что ты пришел. — Она улыбнулась ему, внезапно почувствовав неловкость, и плотнее запахнула куртку на Джимми. — Не отдаляйся от меня.
— Не буду.
Джимми двинулся к двери.
— Джимми?
Он обернулся и увидел, что мать стоит и ждет.
— Ты меня не обнимешь?
— Конечно.
Они двинулись друг к другу, как пара школьников на танцах, неуклюже, оставляя слишком большое пространство между собой. Но потом Карла глубоко вздохнула и сделала то, что собиралась: она притянула своего сына ближе к себе.
Он застыл в ее объятьях, на миг ей показалось — она его потеряла. Но потом его руки обвились вокруг ее шеи, он крепко прижал ее к себе. Она уткнулась лицом в его светлые волосы, которые, казалось, каждый раз, когда она его видела, становились все темнее; она вдыхала его присутствие, чувствовала шелковистость его волос. Мой сын. Она прижала его к себе крепче, стараясь дать ему понять, что хотя он и не всегда рядом, но она любит его. Она хотела бы стать такой матерью, какую он заслуживал.
На ее глаза навернулись слезы.
— Я пойду, — сказал Джимми, оттолкнув Карлу.
Карла отвернулась и промокнула уголки глаз кончиками пальцев.
— Ну, теперь ты, разумеется, скоро вернешься, да? — с надеждой спросила она.
— Конечно, ма.
Карла почувствовала комок в горле, увидя его улыбку. В этот миг она подумала, что, возможно, все еще изменится и с этой работой все выгорит, а может, она найдет мужчину, который поможет ей. И наступит день, когда они с Джимми станут настоящей семьей, как те семьи, которые показывают по телевизору.
— Как же, как же! Жди! — ругала она себя. Она смотрела, как он выходит.
Джимми быстро прошел через холл к лестнице. Он надеялся, что Карла даст ему денег, и она дала. Почему-то ему стало очень грустно. Он хотел добраться до «Чикен Армз» и заползти под гору одеял, устроиться там поудобнее и уснуть. Может быть, проспать много часов.
— Джимми? Джимми, стой!
Голос матери остановил его.
Небось хочет забрать свои деньги обратно.
Он вернулся. Мать протянула ему конверт.
— Вот, тебе письмо, — сказала она.
— Что? — Джимми взял в руки конверт.
— Я уж не знаю, что тут. Пришло вчера. Я его не вскрывала.
Джимми глядел на конверт с выведенным на нем синими чернилами адресом Карлы и его именем. Кто бы это мог написать ему письмо? Перевернул его в надежде отыскать обратный адрес, какую-то ниточку к разгадке, но — ничего.
— Может, вернешься и вскроешь письмо? — спросила Карла, глядя на него с надеждой.
— Нет, не сейчас.
Почему-то это письмо вызвало у него неприятное ощущение в животе, даже тошнота подступила. Джимми не знал, захочет ли он вообще вскрывать письмо. По крайней мере, не здесь, не в присутствии матери.