Эпизод
Шрифт:
– Ага!
И выстрелил.
Захлопали, защелкали, перебегая по снегу, огни. И, точно молотками, заработали по стенкам. Поднялась пыль, летела штукатурка, угарный, едкий дым душил дыханье. Не думая, не рассуждая, весь в диком упоении дрался Архипов.
Инстинктивно отдергивался от злой, дрожащей струнки пули, всовывал патрон и дерзко, не хоронясь, стрелял в окно, платя ударом за удары.
И перестал палить тогда, когда осталось два патрона.
И, в тот же миг, с последней пулей,
В разбитое окно из комнаты, как будто нехотя, тянулся полог дыма и фантастическим туманом играл с блестящей, яркою луной.
– Генрих!
– окликнул Архипов.
Никто не отвечал и только четко тикали из мрака уцелевшие часы.
Еще спросил - молчит.
Тогда полез к нему по полу, натыкаясь на куски отбитой штукатурки, щепы и беспорядочно наваленные предметы.
В углу у печки привалился Плис.
– Што ты, парень... што ты...
– растерянно и ласково, как будто ободряя, шептал Архипов.
Внезапный шорох у двери заставил обернуться.
В испуге заслонил себя ружьем, прижался к мертвецу...
Два фосфорически горящих глаза уткнулись на него из тьмы.
Уж был готов стрелять, да догадался, что это Плисов осиротелый кот.
И тут же увидал в окошках отблеск пламени, почуял запах гари и понял, что настает конец.
"Сжигают...
– сказал он сам себе и усмехнулся, - трусы!"
По привычке, хотел уж выругаться крепко, да вспомнил, что рядом мертвый Плис, что сам он тоже умирает, и удержался. Потом прижал короткое ружье к груди, секунду подождал.
В загадочной, могильной тишине за стенкой рядом ворчал огонь, и искорка, влетевшая из темноты, оставила на миг кровавый, долгий след...
– Прощай, товарищ, - сказал он Плису и нажал гашетку, закрыв глаза.
* * *
Мчались, мчались события.
Нарастали, перепутывались, сталкивались.
Как в термометре ртуть, падала, замерзала для одних радость жизни, повышалась, крепла для других.
А для всех:
Телеграфная связь порвалась.
Железная дорога - останавливалась.
"Надо меньше рассуждать, - как привык, так думал Решетилов, торопился и шагал быстрее.
– У событий - есть логика. И довольно..."
Проходил по площади, мимо собора, взглянул на колокольню.
– Вероятно, про эту церковь рассказывала мне сегодня хозяйка, что на ней поставлены пулеметы... Все ждут. Как мало времени у меня и как много надо еще делать...
Приближался к кирпичным постройкам военного городка и вспомнил рассказ той же хозяйки о расстрелах, будто бы совершенных прошлой ночью.
У калитки ворот стоял часовой. Решетилов твердо подошел вплотную и властным, уверенным тоном:
– Где квартира начальника гарнизона?
Часовой посторонился, ткнул пальцем в стоявший напротив флигель и проводил испуганным взглядом удалявшуюся солидную фигуру в барской шубе.
Денщик с лоханью помой столкнулся у входа с Решетиловым.
– Барин дома?
– Никак нет, - оторопел солдат, не зная куда девать лоханку, - барыня дома.
– Доложи.
Стал в коридоре, ожидая.
"Ранний визит, - про себя усмехался, - одиннадцать часов и... как удачно: его нет..."
Распахнула дверь Мария Николаевна, высокая, на пороге появилась.
Вздрогнула, растерялась.
– М-сье Решетилов...
– запахивала на груди накинутый платок.
– Очень нужно видеть.
Не снимая шубы, прошел за ней Решетилов.
– Вы извините... У нас не убрано, - машинально, упавшим голосом говорила она, - садитесь...
Перед Решетиловым безразличная пестрота убранства, да большие глаза, наливавшиеся, наливавшиеся тревогой.
– Простите меня за бесцеремонность, но судьба одного общего нашего знакомого заставила меня это сделать...
– Николай Васильевич?
– закусивши губу, перебила она...
– Он арестован сегодня ночью...
Ахнула слегка, притянула руки к груди, задохнулась...
– Милая Мария Николаевна, ваше спокойствие нужно для многого...
– Что я должна делать?
– встрепенулась, - я буду спокойна.
Надеждой, отчаянием глаза переливались - скорей говори.
– Прежде всего самообладание...
– Слышала, - резко прервала.
– Потом, чтобы никто не знал о нашей беседе...
Кивнула - да!
– У Баландина есть друзья. Они думают о нем. На всякий случай, попробуйте добиться у вашего мужа, чтобы Баландина выключили из числа заложников...
– Ой, - вскочила она, - ужас, ужас какой!.. Как я их всех ненавижу... Его... убьют?
– Надеюсь, что этого не случится...
Поникла, точно сломалась, заплакала беззвучно.
– Сергей Павлович... Сергей Павлович, он в тюрьме? Да? Можно мне пойти к нему? Я не боюсь ничего... Я сейчас такая несчастная... такая раздавленная...
– Никуда не ходите. Мы с вами увидимся в шесть часов. У меня на квартире, - назвал адрес.
– Где ваш муж?
С болью, с отвращением:
– Муж?
Отирала слезы рукавом, как маленькая девочка.
– Он за городком, вырубает лес...
– Я сейчас к нему. Помните, о разговоре - ни слова...
Догнала в передней, стиснула руку:
– Я чувствую, что... не должна с ним говорить... Не... выйдет!
– Тогда не нужно. Решите сами. Не волнуйтесь.
– Значит, друзья есть?