Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого
Шрифт:
В первую очередь Василий II решил покончить с полуосадным положением своей столицы. Присоединив к русам боеспособные греческие части, он сформировал ударный кулак, которому надлежало сбить мятежное войско с хрисопольских высот. Василеве очень рассчитывал на внезапность нападения, поэтому главная роль в предстоящей операции отводилась русскому ладейному флоту — маневренному, почти бесшумному и менее заметному с берега, по сравнению с большими и неповоротливыми византийскими судами. Между тем Калокир Дельфина проводил время с удивительной беспечностью, не приняв никаких мер, чтобы усилить охрану пролива.
Сражение под Хрисополем произошло в конце 988 или в начале 989 г. (источники не сообщают более точной датировки). Замысел Василия II блестяще удался. Ночью русы тихо переправились на другой берег. С восходом солнца они обрушились на армию Дельфины, застав неприятелей врасплох, «готовившимися не противника побить, а вина попить», по едкому замечанию Михаила Пселла. Немногих сопротивлявшихся быстро перебили, остальные бросились врассыпную. Подоспевший императорский флот довершил разгром, подпалив греческим огнем лагерь мятежников. Дельфина и большинство его военачальников попали в плен. Василий II велел подвергнуть их жестоким
О поражении Дельфины Фока узнал в Никее, которую избрал своей резиденцией. Собрав остатки армии, он ушел к Абидосу, где соединился со Львом Мелиосеном. Оба полководца не теряли надежды овладеть городом, что, по их мнению, позволило бы взять Константинополь на измор, и деятельно продолжали осаду. Но через некоторое время под Абидосом высадилось императорское войско. Несколько дней противники не вступали в бой, примериваясь друг к другу. Фока занимал более выгодную позицию: он расположился лагерем на прибрежных холмах, тогда как армия Василия II стояла на береговой равнине. Это заставило Василия вновь сделать ставку на внезапность атаки.
Решающее сражение разыгралось в ночь на 13 апреля 989 г. Понимая, что от его исхода зависит их дальнейшая судьба, Василий II и Константин VIII лично возглавили нападение. Тайно сделав все приготовления, они в темноте незаметно подвели русско-византийское войско к лагерю Фоки. При первых звуках битвы стан бунтовщиков охватил переполох. Воспользовавшись смятением, передовой отряд Василия II, поддержанный императорским флотом и русскими ладьями, сумел поджечь флотилию Фоки, так и не успевшую сняться с якоря. Однако Фока не растерялся. Энергичными действиями ему удалось пресечь назревавшую панику и развернуть боевые порядки. И все же чутье опытного полководца подсказывало ему, что его солдаты полностью деморализованы и сражение им почти проиграно. Тогда он вознамерился вернуть удачу в личном единоборстве с Василием II. Увлекая за собой фалангу грузинских наемников, он во весь опор поскакал к тому месту вражеского построения, где виднелась выдвинувшаяся из рядов фигура Василия II, восседавшего на коне, с длинным копьем в одной руке и иконой Богоматери в другой. Но в ту минуту, когда Фока, вздымая тучи пыли, точно буря, несся на императора, у него внезапно потемнело в глазах, и он тяжело рухнул на землю, сраженный апоплексическим ударом. Устрашенные смертью вождя, грузины мгновенно рассеялись по полю, ища спасения в бегстве. Приближенные Фоки, напротив, окружили его труп и разделали его мечами и кинжалами на куски, словно тушу животного, чтобы первыми поднести Василию II голову, руку или какую-нибудь другую часть тела самозваного василевса. Этим они надеялись заслужить себе прощение. Голова Фоки позже была выставлена на всеобщее обозрение в Константинополе.
Примирение Василия II с Вардой Склиром
После смерти Фоки восстание полыхало еще несколько месяцев. Получив известие о гибели мужа, жена Фоки освободила Варду Склира из-под ареста. К нему немедленно примкнула мятежная знать восточных провинций. Встав во главе большой армии, ничуть не уступавшей по численности той, которая недавно угрожала столице, Склир запер все проходы, соединявшие западную часть Малоазийского полуострова с восточной, блокировал морское побережье и воцарился в своих владениях на манер самодержавного правителя.
Василий II, помнивший о прославленном полководческом таланте Склира, не отважился начать против него новую войну. Вместо солдат на восток были отправлены послы. Склиру было предложено прекратить мятеж. Взамен император обещал предать прошлое забвению и осыпать полководца всевозможными почестями. К счастью для Василия, Склир к тому времени ощущал полный упадок физических сил. В свои семьдесят лет он быстро дряхлел, у него развилась слепота, и он уже не мог обходиться без провожатых. Поэтому, поразмыслив, Склир согласился на условия василевса. Сложив с себя корону и пурпур — знаки царской власти, — он в октябре 989 г. явился на свидание с Василием II, который принял его как родного отца и мудрейшего из смертных. Склир был пожалован высоким титулом куропалата и отправился доживать свой век в отведенные ему владения. Вскоре он умер (4 февраля 991 г.).
Почти одновременно с восстановлением спокойствия в восточных провинциях в Константинополь пришла весть об усмирении бунта в таврических землях. Это не стоило Василию II жизни даже одного из его солдат. Русский князь великодушно возвращал империи Херсон в качестве своего свадебного дара.
Осада Херсона
Владимир повел на Корсунь, по всей видимости, около трех тысяч «воев» — больше и не было нужно для осады города, в котором, судя по его площади и постройкам, проживало пять-шесть тысяч человек. Навигация на Черном море в древности открывалась после 23 апреля [76] . В конце мая или в первых числах июня 989 г. русские ладьи при попутном ветре, который в этих местах летом постоянно дует с моря на побережье, ворвались в большой залив, окаймлявший Херсон с восточной стороны (ныне Карантинная бухта). Высадившись здесь на берег, Владимир разбил свой стан не более чем в тысяче шагах к югу от города — «и ста Володимер об он пол [вне, около] города в лимене [заливе], дали града стрелище едино [на расстоянии полета стрелы]», — сообщает Повесть временных лет [77] .
76
Свидетельство римского историка и военного теоретика Флавия Вегеция (IV—V вв.).
77
Поскольку летопись не приводит названия «лименя», на берегу которого находился лагерь Владимира, некоторые ученые думали, что пристанищем ему мог служить один из двух заливов, лежавших к западу от Херсона, — Круглый или Херсонесский. Но русский археолог А.Л. Бертье-Делагард, тщательно обследовавший местность вокруг Херсона, опроверг это мнение. По его наблюдениям, Круглый залив отстоит слишком далеко от города, чтобы оттуда можно было вести осаду, а Херсонесский хотя и прилегает к городу, но «совершенно негоден для стоянки судов по своей полной открытости, ничтожной величине и мелководью; заливом это место величает лишь щепетильность современных карт, в действительности же это ничтожная выщербина берега. Вся эта бухточка находится под выстрелами и на виду с городских стен; даже очень малому флоту тут совсем не поместиться». Между тем стоянка в Карантинной бухте была «безусловно тишайшая, при каких бы то ни было погодах; мало того, с точки зрения чисто осадной, она и весь стан вокруг были за горой, вне какого-либо наблюдения из города, а стоило пройти двести-триста шагов, как с командующих высот… открывался весь город, даже его внутренность, как на ладони. Тут же, к этой же бухте прилегла и наиболее уязвимая часть укреплений Корсуня. Наконец, то же верховье бухты обладало редким в местном смысле, неоценимым, важнейшим условием жизни — изобилием пресной воды в нескольких колодцах, на самом берегу бухты» (Бертье-Делагард А.Л. Как Владимир осаждал Корсунь. СПб.. 1909. С. 9—10).
К «следам войны», якобы полыхавшей в западной части Херсона, относят также несколько расположенных здесь могил с 50—70 захоронениями в каждой (см.: Беляев С.Л. Поход князя Владимира на Корсунь (его последствия для Херсонеса) // Византийский временник. Т. 51. М., 1990. С. 163). Но если эти погребения действительно сделаны во время осады 989 г., то свидетельствуют они как раз об обратном, то есть что активные военные действия происходили в противоположных (южной и восточной) частях города, так как хоронить своих павших воинов херсониты, безусловно, должны были не под носом у противника, а в той стороне города, где сохранялось относительное спокойствие.
Этот первый маневр Владимира, безусловно, был хорошо продуман, так как в Киеве проживало немало торговых и военных людей, детально знакомых с топографией Корсуни. Стоянка в Карантинной бухте позволяла русам отрезать город от снабжения продовольствием как с моря, так и с суши. Не располагая осадной техникой, русы вообще предпочитали брать города при помощи тесной блокады, хотя этот способ и не был у них единственным.
Очень скоро тактика изоляции Херсона от внешнего мира стала приносить свои плоды. Один византийский военный трактат этого времени предписывает жителям города, которому угрожает осада, делать запасы еды не менее чем на четыре месяца. Возможно, херсониты по их собственному богатому опыту осадного сидения и не нуждались в подобном напоминании. Однако едва ли они смогли запастись продовольствием для долгой осады. Константин Багрянородный ясно дает понять, что одной только морской блокады было достаточно, чтобы уморить Херсон голодом. Владимир же обложил город еще и с суши, и притом в то самое время, когда местные земледельцы только должны были приступить к жатве (в Крыму страда начинается в июне). Осажденные не раз пытались вылазками прорвать блокаду («боряхуся крепко из града»), но, видимо, безуспешно. Недостаток в съестных припасах с каждым днем чувствовался все острее. «Изнемогаху в граде людье», — свидетельствует летопись.
Впрочем, чересчур долгая осада грозила бедствиями и самим русам, поскольку они не были привычны к зимним кампаниям, особенно в чужих странах [78] . Владимиру необходимо было взять Херсон до наступления первых холодов. Чтобы ускорить падение города, он начал приготовления к штурму: «повеле приспу сыпати к граду» (велел «землю наносити и присыпати и с горы приступати», — поясняет приказ князя Архангелогородский летописец). По смыслу этого выражения, кстати чрезвычайно редко понимаемого правильно [79] , действия осаждавших заключались в том, что они, вероятно под прикрытием лучников, присыпали к подножию выбранного участка стены землю, камни и т. д., стремясь возвести вровень со стенной верхушкой земляной откос, по которому можно было бы взобраться на стену без помощи лестниц.
78
Обращенная к корсунянам угроза Владимира, которую приводит летопись: «если не сдадитесь, то буду стоять три года», без сомнения, является всего лишь фольклорной метафорой. Зимовать под городом, в открытом поле значило погубить войско — достаточно вспомнить, что именно тяжки ми бедствиями зимовки предание объясняет поражение дружины Святослава в столкновении с печенегами у порогов.
79
Авторитет Н.М. Карамзина узаконил ошибочное мнение, что приспа — это «вал, насыпаемый перед стенами, чтобы окружить оныя, по древнему обыкновению военного искусства» (Карамзин Н.М. История государства Российского. Изд. 5-е. Т. I. СПб., 1842. С. 130. Примеч. 450). Но вал есть насыпь, а не присыпь, его именно насыпают, а не присыпают. К тому же вал — сооружение сугубо оборонительное и возводить его в конце осады — занятие довольно-таки бестолковое. Обнести Корсунь валом было невозможно еще и по той причине, что «вся почва вокруг Корсуни есть сплошная почти скала, едва прикрытая тощим слоем земли» (Бертье-Делагард А.Л. Как Владимир осаждал Корсунь. С. 23).