Эпоха харафишей
Шрифт:
Что происходит с нашим переулком?
Сегодняшний день не таков, как вчерашний, а вчерашний — не таков, как позавчерашний. Спустились ли эти события с небес или вырвались из адского огня, из нутра самой земли? Или всё это происходит по воле случая? Вместе с тем, солнце по-прежнему встаёт по утрам и проделывает свой ежедневный путь, а ночь следует за днём. Люди отправляются по своим делам и возвращаются. Слышатся неясные песнопения.
Что происходит с нашим переулком?
Он пригляделся к Шамс
— Ещё один покойник. Не слышите разве вопли?
Фулла спросила:
— А в чьём доме?
Он выглянул из решёток окна наружу, прислушиваясь, и сказал:
— Это видимо, в доме Зайдана Ад-Дахахани…
Фулла с тревогой сказала:
— Как же много смертей на этой неделе!..
— Больше, чем происходит обычно за целый год…
— Иногда даже проходит целый год без единого покойника…
Буря не стихала ни на миг.
Однажды, когда Ашур ехал на своей повозке, дорогу ему преградил Дервиш, который сказал:
— Ходит множество разговоров, ты разве не слышал, Ашур?…
— О чём говорят?
— О рвоте и диарее, похожей на наводнение, затем человек разваливается и умирает!
Ашур раздражённо пробормотал:
— В нашем переулке много чего болтают!
— Вчера это произошло с одним моим клиентом, он даже перепачкал там всё…
Ашур презрительно поглядел на него, и Дервиш добавил:
— Даже знатные дома не в безопасности. Сегодня утром скончалась жена Аль-Баннана!
Ашур продолжил свой путь со словами:
— Тогда, должно быть, это гнев Божий!
Дело приняло серьёзный и опасный оборот.
По пути к кладбищу медленно двигалась процессия новой жизни… Шли по ней гробы с покойниками один за другим. Путь был переполнен до отказа скорбящими. Время от времени гробы выстраивались в шеренги, следуя друг за другом. В каждом доме слышались причитания. Каждый час объявляли, что умер ещё кто-то. Сметающая всё на своём пути смерть не отделяла бедных от богатых, слабых от сильных, женщин от мужчин, стариков от детей, преследуя людей своей дубиной, несущей всем погибель.
Схожие новости доходили и из соседних переулков, усилилась блокада. Искалеченные голоса постоянно твердили молитвы и призывы о помощи к богу и всем святым.
Шейх переулка, дядюшка Хамиду, стоял перед своим магазинчиком и бил в барабан ладонями, призывая народ, стекавшийся к нему из домов и трактиров. С мрачным выражением на лице он начал говорить:
— Это эпидемия. Она приходит неведомо откуда, пожиная урожай душ всех, за исключением тех, кому сам Аллах даровал здоровье…
Воцарились страх и тишина. Он немного поколебался, затем продолжил:
— Вот послушайте, что говорит правительство…
Все принялись внимательно слушать, надеясь узнать, смогут ли власти отвратить беду?
— Сторонитесь массовых скоплений народа!
Люди смотрели
— Избегайте кофеен, баров и опиумных курилен!
Убегать от смерти и умереть! Как же жестока к нам жизнь!
— И ещё чистота… Чистота и гигиена!
Глаза харафишей поглядели на него с насмешкой на лицах, скрытых за масками из спёкшейся грязи.
— Кипятите воду из колодцев и бурдюков прежде, чем использовать её… Пейте лимонный и луковый сок…
Снова воцарилась тишина. Тень смерти витала над головами, пока кто-то не спросил:
— И это всё?
Дядюшка Хамиду тоном, подводящим итог, промолвил:
— Поминайте Господа бога своего и довольствуйтесь его решением…
Люди вернулись в дома и лавки в угрюмом настроении, а харафиши рассеялись по развалинам, обмениваясь саркастическими шутками. А похоронные процессии не прекращались ни на час…
Тревога выгнала его на площадь прямо посреди ночи. Зима уже куталась в свой наряд последними складками. Дул живительный мягкий ветерок, а звёзды скрывались за облаками. Во мраке ночи из дервишской обители доносились песнопения — так же ясно, как и всегда, и ни одной скорбной ноты, что разливалась бы среди них. Разве вам не известно, господа, что случилось с нами? Нет ли у вас лекарства для нас? Разве до ваших ушей не доносятся вопли потерявших своё дитя матерей? Разве вы не видели похоронные процессии совсем рядом с вашими стенами?
Ашур уставился на силуэт ворот, на их арочные контуры, и так настойчиво, что голова его закружилась. Они росли, росли всё выше, пока не скрылись в облаках. Что же это такое, о Боже? Они медленно шевелились, не покидая своего места, шатались, готовые обрушиться в любой момент. Он уловил странный запах, не лишённый земных примесей, получавший от звёзд их суровые указания. Ашур испытывал страх впервые в жизни. Поднялся, весь дрожа, и прошёл к арке, говоря себе, что это не что иное, как сама смерть. Бродя по дороге домой, он грустно спрашивал себя: «Почему ты так боишься смерти, Ашур?!»
Он зажёг лампу и увидел, что Фулла спит. Шамс Ад-Дина не было видно, одни лишь его волосы выглядывали из-под покрывала. Её красота уступила силе сна; рот был полуоткрыт, но не улыбался. Платок соскочил, и из-под него струились пряди волос. Страх его постучал в ворота дремлющего желания. Он заторопился на зов, подобный язычкам пламени внутри. Обезумев от вожделения, он бросился вперёд, словно за ним шли по пятам, беспрестанно шепча её имя, пока она не открыла глаза. Смотрела на него, не узнавая, и наконец, осознала, кто стоит перед ней. Поняв всё по тому, как он стоит и глядит на неё, рельефно растянулась под покрывалом и зевнула. Улыбнулась и спросила: