Эпоха Куликовской битвы
Шрифт:
Цели Дмитрия Константиновича и Ягайло совпадали лишь до момента свержения Дмитрия Донского. Поэтому между ними шла постоянная борьба за сторонников. И в этой борьбе удалось победить Ягайле. Это произошло потому, что недовольство Дмитрием Донским выходило за рамки дворцовых интриг. Жесткая авторитарная политика московского князя вызывала все более нарастающее сопротивление среди привыкшего жить «по старине» купечества, простых горожан и служилой знати. Именно поэтому символом московского мятежа стал вечевой колокол. Именно поэтому, вместо того, чтобы устроить на Дмитрия Ивановича покушение и тихонько прирезать его где-нибудь в закоулках белокаменного кремля что было бы вполне в традициях дворцовых переворотов), или просто не явиться на призыв князя к ополчению, все заговорщики дружно пришли в Москву, вышли в поход, но открыто выступили на военном совете и против похода, и против всей политики князя, и против самого князя.
С точки зрения эффективности и практической пользы для заговорщиков — все это «глупое славянское простодушие», как сказал бы какой-нибудь иностранец. Действительно, первое впечатление — они вообще ничего не понимали в интригах и дворцовых переворотах! Разве так свергаются самовластные государи?.. Но нет, русские политики XIV века были искушены в дворцовых интригах, отравлениях, доносах и взятках ничуть не меньше, чем французы и византийцы. Тому имеется масса подтверждаемых первоисточниками примеров. И тем не менее заговорщики выбрали не путь саботажа и тайных убийств, а путь открытого неповиновения. Потому что это был не просто мятеж против конкретного князя — это было выступление против складывающейся в Московском княжестве новой системы власти. Налицо твердая убежденность мятежников в том, что народ Москвы вправе открыто не подчиниться своему князю и выгнать его, как не справившегося со своими обязанностями управляющего.
Мятеж, спровоцированный политическими противниками Дмитрия Ивановича, вырвался из-под контроля, превратившись в восстание. И восставшая Москва выдвинула свою программу: московиты не подданные и не холопы великого князя. Источник власти в Москве — народ, а его выразитель — вече. И народ вправе в любой момент прогнать неугодного князя и пригласить другого. Не трусливо, украдкой убьем, а открыто выгоним надоевшего нам Дмитрия Ивановича, потому что мы вправе это сделать. И станем поступать так впредь. А жить будем, как жили во всей Руси в домонгольский период, «по старине», по законам и порядкам, принятым и сейчас, в XIV веке, в Новгороде и Пскове, в Кафе и Генуе — по законам феодальной республики. Не нужен нам в князья никакой сильный политический деятель, ни Дмитрий Иванович, ни Дмитрий Константинович, ни Ягайло Ольгердович. А пригласим мы знатного, но безземельного — всем он будет обязан лишь нам, и не сможет помыкать нами, а будет нас слушаться.
ИДЕАЛ КНЯЗЯ
Все русские князья того времени считали себя Рюриковичами — потомками легендарного первого русского князя Рюрика. И друг друга они воспринимали как более или менее близких родственников. Все русские земли Рюриковичи считали своим общим, родовым владением, то есть землей, которую род Рюрика взял под опеку. Дань, которую население платило князьям, считалась более-менее справедливым вознаграждением князю за его защиту.
Идеал справедливого, богоугодного князя был четко сформулирован в русской средневековой летописной и житийной литературе. Князь должен был служить защитником от внешних врагов и гарантом законности в своих землях.
А законность в Средние века была основана в первую очередь на «старине» — традициях и обычаях, сложившихся издревле. До наших дней самым обычным и естественным обоснованием законности и справедливости каких-либо действий является выражение — «всегда так было». Основной свод законов Древней Руси — «Русская правда» — был письменно зафиксированным обычаем древних славян. Изменения в него вносились постепенно, по мере необходимости, и многие нормы «Русской правды», сформулированные в Хвеке, дошли неизменными до века XVI.
Верховным представителем законности на Руси считался князь. Он был главой судебной и, одновременно, исполнительной власти. Собственно в средневековом обществе строгого разделения на судебную и исполнительную власть не было.
Народ ждал от князя действий, направленных на соблюдение «старины» и на справедливое решение новых, не регламентированных «стариной» случаев.
Необходимость во вмешательстве судьи — князя возникала, если происходило что-то необычное, выходящее за рамки традиций. Также князя призывали как помощника, чтобы восстановить справедливость в качестве судоисполнителя). Дело в том, что такой организации, как полиция, в XIV–XV веках на Руси не существовало. Общество достаточно эффективно самоуправлялось. Княжеские дружинники призывались на помощь лишь в тех случаях, когда собственных сил деревни или городской улицы для наведения порядка не хватало.
Именно поэтому от князя общество ожидало, что он будет «защитником вдов и сирот», то есть тех, кто сам не в состоянии себя защитить.
Если князь в своих действиях отступал от принятых обществом обычаев, то есть действовал «не по старине», то это вызывало законное недовольство и давало народу моральное право на неподчинение незаконным решениям, и даже на свержение этого «безсудного» князя.
Заметим, что Мамай в «Пространной повести о Мамаевом побоище» назван именно князем «безсудным», то есть попирающим старые обычаи, саму законность. То, что Мамай посягнул на сложившийся порядок взимания с Руси дани, сделало его незаконным в глазах русского общества правителем. Именно поэтому русские воины имели моральное право выступить против Мамая с оружием в руках.
Дело в том, что в XIV–XV веках государство еще не было той мощной административно-бюрократической системой, какой оно является сейчас. Даже если бы князь захотел заставить всех подданных жить по новым законам, он бы просто не смог этого сделать. Общество жило по сложившимся издревле правилам, которые оно считало справедливыми. И князь тоже вынужден был им следовать, хотя бы внешне.
Первые налоги, которые князья начали собирать с подданных, были очень простыми: налог с дыма — то есть с отапливаемого дома. Налог с купцов, собираемый на мостах и переправах, или за право ввоза-вывоза товара из города. Князья начали отдавать городки и деревни в кормление своим верным слугам — боярам и поместным дворянам именно потому, что сами не могли эффективно собирать с населения налоги.
Вообще, княжеская власть распространялась в полной мере только там, где князь присутствовал лично, со своей дружиной, или там, где присутствовал его законный представитель наместник, даруга, мытарь) с военным отрядом.
Еще одним институтом, обеспечивающим стабильность и законность в средневековом обществе, была церковь. Религия тогда была действительно совестью общества. Третейским судьей в спорах часто становился священнослужитель, для князей — епископ или митрополит. Церковь во многом формировала общественное мнение, поэтому князья были вынуждены постоянно искать поддержки церковных иерархов.
Итак, русский князь XIV–XV веков не был самовластным монархом, источником законности. В глазах общественного мнения князь был тем лидером, который должен за соблюдением этой законности следить. А сама законность — это «старина» — сложившийся издревле порядок, зафиксированный в «Русской правде» и других письменных юридических актах. Но понятие «старина» было гораздо шире, чем все письменно зафиксированные законы. Стариной становились и прецеденты — то есть предыдущие судебные решения, и неписаные, но всеми признаваемые обычаи.