Эпоха лишних смыслов
Шрифт:
Я не выдержала и оглянулась на Макса. Тот сидел, оперевшись на колонну, и задумчиво вертел оружие в пальцах. Балбес балбесом. Улыбаться еще чему-то вздумал.
Ноги несут меня сами, платье весит чуть меньше, и я почти мгновенно нахожу лестницу наверх, практически – в небо. Пролет за пролетом, но ступни не болят, я торможу на месте, смотрю вниз, а потом продолжаю свой путь. Где-то в уголке сознания застряла противная скребущая мысль, даже не мысль, а фрагмент, обрывок, но поделать я ничего не могу.
Причудливая планировка здания приводит меня на следующий этаж. Я теряюсь, прислушиваюсь;
Судя по завываниям ветра, я нахожусь под самой крышей. Этаж столь же пуст и уныл, как и предыдущий. Можно попробовать деконструировать по этому признаку, но я видела слишком много фильмов и сериалов. Какой вообще смысл набирать в Зефир людей, верящих в фантастические допущения? Полный бред.
На лестнице стучат шаги, и я отодвигаюсь в угол темной клетушки, расположенной слева.
– Оливия, – зовет кто-то. – Оливия, ну же. Это Джо.
– Джо? – поднимаю голову я.
– Стейнбек! – В чужом голосе слышится столько мольбы, что я высовываюсь из укрытия.
Невысокий парень стоит, едва переводя дух, прямо у лестницы. В руках у него очередной шестизарядник. Когда-то давно я читала статью про оружие в мире, основанном на действии пара, но противоречий усмотреть не удалось. Автор книги, по всей видимости, тоже с ней знакомился.
– Черт побери, Оливия, я так рад тебя увидеть. Ты же тоже за Эрленом, правда? Я смотрел на мониторах охраны, – ах да, теслапанк, электричество, – он на крыше. Совершенно один.
– Очень удобно, – фыркаю я.
Пухлый и непростительно молодой для инженера Стейнбек вдруг выдыхает и начинает заваливаться на бок. Я прыгаю вперед, и в результате его голова оказывается у меня на коленях.
– Десять головорезов, да, Джо? – спрашиваю я уныло, понимая, что еще одной смерти просто не перенесу.
– Но я тоже был неплох, Оливия.
Он улыбается.
– Мы прижали их. Эрлен в ответе за бойню, Эрлен в ответе за смерть Элис. А теперь – и за мою.
– Но-но. – Я устало хлопаю его по плечу. – Не говори «финита», пока не умер. Пошла я, Джо, поищу нашего ненаглядного Бена.
На крышу я несусь так, словно меня подгоняют всадники Апокалипсиса, скачущие по пятам. Эти персонажи настолько живые, что даже не верится. Как деконструировать? Что деконструировать? Раненый Макс не позволяет мне остановиться, и вот я уже на крыше. Город внизу лежит в руинах, свистит ветер. У самого края спиной ко мне стоит наша разгадка. Классический костюм и… кеды. Я прикрываю на мгновение глаза, чтобы понять, съехала я или нет. Кеды остаются на месте. Подол платья звенит о дверь, и я мгновенно смещаюсь влево. Кровь отчего-то не бурлит адреналином. Впрочем, сказке – конец. Сейчас я узнаю, что это за взбесившийся персонаж.
– Бен, –
Он не оборачивается, и платье звенит снова. Скребущая мысль формируется во вполне ясную цепочку: «же» – ускорение свободного падения – трение – закон Архимеда. Чертов мир вздрагивает.
Я вздрагиваю вместе с ним, не веря, отказываясь понимать. Макс сказал: «Же». И когда его бросали в чертов резервуар, полный до краев, воды не выплеснулось ни капли. И пыль… Все время, что я рассекала здесь по дорогам, мне не попалось ни одной пылинки.
Не может быть.
Мир сотрясается, идеальный, продуманный, красивый мир авторства какого-то прекраснодушного троечника. Я бегу к Эрлену, а из окон вылетают стекла, крыша ходит ходуном.
– Бен, – ору я. – Бен, послушай, как ты это сделал? Скажи мне.
Он смешно раскрывает руки и все так же, спиной ко мне, делает шаг вниз. Высокий и худой Бен Эрлен. Мгновение я жду, что он полетит, но подобного рода чудеса случаются только в классических видеоклипах да некоторых рассказах. Передо мной мерцает прорыв, и я просто в него падаю.
Упав – начинаю истерически хохотать. Край глаза ловит Макса, нормально одетого, не раненого, не мокрого, и смех душит, губит окончательно. Я даже отключаюсь ненадолго. Замечательно, Бен, браво, Бен, костюм, белые кеды, да кем ты себя возомнил? Доктором Кто? Степа и тот лучше одевается. Я вспоминаю бедного Стейнбека, психопатку Милли – и хохочу пуще прежнего, катаюсь по земле, будто пытаясь сбить пламя.
В себя прихожу далеко не сразу и, кто бы мог подумать, на руках у Макса. Он целует меня горячечно в лоб и никак не может отпустить, хотя я вырываюсь и колочу его по плечам.
Потом обмякаю и позволяю уволочь в машину. Позволяю Мишке домчаться до моей квартиры и даже почти позволяю уложить себя спать – как бы не так. Арлинова прозванивает оба телефона сразу и велит мчаться в офис.
Я не держусь на ногах, и тогда Макс сует меня под ледяную воду в ванной, а потом дает бутылку с виски, пей, мол. Напиток вонзается напрямую в кровь, и вот я уже сижу на диване, тру затылок полотенцем и спрашиваю:
– Ехать-то теперь как, с мокрой головой?
Макс пристально смотрит на меня и молчит. Я делаю еще один глоток, и тут до меня доходит весь ужас ситуации. Я сама ему сказала, что Рита родит ребенка. Не велела ее бросить. Не вставила пару копий в колеса их браку, не приказала Максу жениться на мне, не поцеловала его (что там советовал Туров?), не воспользовалась ситуацией, не отпустила ядовитую шутку, а утешила. Сообщила, идиотка махровая, что Рита еще родит, так что ты не волнуйся, Макс, а что до меня… Кому дело.
– Фен, – резюмирую я и плетусь в ванную.
Он идет следом и наконец-то смеется:
– Испугался я за тебя, знаешь. Первый раз сегодня испугался.
– Первый раз? – вскидываюсь. – А когда тот трепало… трицелло… в общем, когда тот динозавр чуть меня не сожрал?
Макс качает головой и опускает свои темные-темные ресницы, продолжая улыбаться. От картины ноет в груди, но я приказываю конденсаторам приказать заткнуться всей этой какофонии, и в кои-то веки получается.
– Что? – требовательно спрашиваю я.