Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы

Гринспен Алан

17. ЛАТИНСКАЯ АМЕРИКА И ПОПУЛИЗМ

На декабрьской встрече в Берлине в 1999 году за столом напротив меня сидел Педро Малан, министр финансов Бразилии. Он был одним из тех знающих и способных латиноамериканских руководителей, которые присутствовали на первом заседании «Группы двадцати» — организации, объединившей министров финансов и глав центральных банков 20 стран. Хотя мы уже знали друг друга, создание группы рассматривалось как возможность вовлечь развивающиеся страны в дискуссию о развитии мировой экономики⁵⁵.

Малан, стоявший в 1994 году во главе центрального банка Бразилии,

реализовал под руководством президента Фернандо Энрике Кардозо программу Plano Real, которая позволила остановить галопирующую инфляцию. Уровень инфляции в Бразилии с середины 1993 до середины 1994 года превышал 5000%. Я искренне восхищался Педро, но мне не давал покоя один вопрос: почему экономика страны оказалась в таком состоянии, когда ничто, кроме радикальной реформы, уже не помогало? Теперь даже сам Кардозо говорит: «Кто. находясь в здравом уме. захотел бы стать президентом Бразилии в ту пору, когда этот жребий выпал мне?»

Почему в 1970-е, 1980-е и 1990-е годы Латинскую Америку сотрясал один экономический кризис за другим, а на смену гражданским правительствам то и дело приходили военные режимы? Ответ прост — за редкими исключениями, Латинская Америка не могла отвыкнуть от экономического популизма, который мешал целому континенту конкурировать с остальным миром. Особенно удручает то. что даже плачевные экономические результаты популистской политики, которой в тот или иной период после Второй мировой войны увлекались почти все правительства региона, не отбили желания вновь и вновь прибегать к популистским методам.

Безусловно, XX век был не слишком благосклонен к южным соседям Соединенных Штатов. По данным выдающегося историка экономики Ангуса Мэддисона, в начале XX века реальный ВВП на душу населения в Аргентине был выше, чем в Германии, и составлял три четверти от уровня США. Однако к концу века этот показатель в Аргентине был уже в два раза ниже, чем в Германии и США. В Мексике ВВП на душу населения в XX веке снизился относительно США с одной трети до одной четверти⁵⁶. Экономическое влияние северного соседа было недостаточным, чтобы остановить падение. В XX веке уровень жизни в США, Западной Европе и Азии рос быстрее, чем в Латинской Америке, почти на треть. Лишь в Африке и Восточной Европе дела обстояли столь же скверно.

Словарь определяет популизм как политическую философию, которая направлена против привилегированной элиты и поддерживает права и власть народа. Я рассматриваю экономический популизм как реакцию обнищавшего народа на несостоятельность общества, где в представителях экономической элиты видят угнетателей. Правительство при этом идет на удовлетворение требований населения, не задумываясь ни о правах личности, ни об экономических возможностях повышения или хотя бы поддержания благосостояния нации. Иными словами, негативные экономические последствия такой политики сознательно или неосознанно игнорируются. Вполне закономерно, что популизм проявляется в первую очередь в странах со значительным неравенством доходов, которое характерно для Латинской Америки. Неравенство доходов в данном регионе — одно из самых высоких в мире, оно гораздо выше, чем в промышленно развитых странах, и выше, чем в любой из стран Восточной Азии.

Истоки неравенства в Латинской Америке — европейская колонизация. Она привела к тому, что с XVI по XVIII век здесь эксплуатировали рабов и коренное население. Пережитки прошлого ощущаются до сих пор: по данным Всемирного банка, неравенство доходов в значительной мере носит расовый характер. В результате в XX веке Латинская Америка стала благодатной почвой для экономического

популизма. Нищета здесь соседствует с изобилием. Экономическую элиту постоянно обвиняют в том. что она использует государственную власть для собственного обогащения.

Основным виновником нищеты Южном Америки ее жители и по сей день считают США. Десятки лет латиноамериканские политики осыпали проклятиями американские компании и американский империализм. Особое раздражение в регионе вызывает эпоха военного и экономического превосходства США и использование дипломатии канонерок для защиты права собственности американцев. В 1903 году президент Теодор Рузвельт пошел еще дальше. Он поддержал мятеж в Панаме, который привел к ее отделению от Колумбии, после того как та не дала США разрешения на строительство Панамского канала. Неудивительно, что Панчо Вилья стал для мексиканцев героем. Вилья терроризировал приграничные поселения американцев, и генерал Джон Першинг, который возглавил военное вторжение США на территорию Мексики в 1916 году, не сумел его уничтожить.

Еще более широкий отклик у латиноамериканцев получил дерзкий антиамериканский выпад Ласаро Карденаса, который сделал его одним из самых популярных президентов Мексики XX века. В 1938 году он национализировал собственность всех иностранных нефтяных компаний, прежде всего Standard Oil of New Jersey и Royal Dutch Shell. Этот шаг имел ужасные долгосрочные последствия для Мексики⁵⁷. Впрочем, хотя Карденаса вспоминают как героя, эта фамилия оказалось роковой для его сына Куаутемока, не позволив ему победить на президентских выборах 1988 года.

После окончания Второй мировой войны, а на самом деле со времен провозглашения политики добрососедства Франклином Рузвельтом. Америка приложила немало усилий, чтобы изменить наш негативный имидж. Полагаю, что объективные аналитики рассматривают послевоенные капиталовложения США как вклад в процветание Латинской Америки. Однако наследие прошлого очень сильно в этих краях. Убеждения, передаваемые из поколения в поколение, и культура общества меняются очень медленно. Мой опыт показывает, что и в XXI веке многие латиноамериканцы продолжают осуждать США. Особенно в этом усердствует президент Венесуэлы Уго Чавес, который изо всех сил раздувает антиамериканские настроения.

Экономический популизм стремится к реформам, но не к революции. Популисты четко формулируют свои претензии, но дают весьма расплывчатые рекомендации. В отличие от капитализма и социализма экономический популизм не предполагает формализованного анализа условий, необходимых для обеспечения благосостояния и повышения уровня жизни. Ему чужды интеллектуальные изыски. Это скорее крик отчаяния. Лидеры-популисты не скупятся на обещания и клянутся устранить несправедливость. В качестве панацеи они предлагают перераспределить землю и заняться судебным преследованием продажной элиты, которая якобы обкрадывает бедноту. Такие лидеры обещают обеспечить всех землей, жильем и продуктами питания. Кроме того, они жаждут «справедливости», которая обычно понимается как перераспределение. Разумеется, популизм во всех его формах отвергает рыночный капитализм. Но такая позиция неверна в корне, поскольку в ее основе лежит искаженное представление о капитализме. Я, мак и многие другие в этом регионе и за его пределами, готов аргументированно доказать, что шансы экономических популистов на достижение целей вырастут, если капитализма будет не меньше, а больше. Везде, где экономика добивается успеха, где уровень жизни большинства растет, важнейшую роль играет расширение открытого рынка и развитие частной собственности.