Эпоха Возрождения. Быт, религия, культура
Шрифт:
Глава 6
Жестокий мир. Чума
Вскоре после начала XVI столетия появились весьма любопытные серии рисунков. Поначалу их чертили на стенах церквей, но позднее стали делать гравюры на дереве. Густо начерненные, они должны были напоминать каждому: «Помни о смерти» (memento mori) (см. рис. 67, 90). Главенствовала в них фигура Смерти, обычно в короне, потому что это был король, который вел в бойком или величественном танце все народы Земли. Папа и нищий, император и крестьянин, монах, ростовщик и святой — все были равными участниками этого жуткого веселья. Танец Смерти был французским по происхождению, но быстро распространился на все европейские нации. Священники придумали его для устрашения грешников, миряне с радостью подхватили. Когда-то они воспевали доблесть и отвагу героев, рыцарей или любовников, теперь — доблесть Смерти. К концу столетия король Смерть бросил танцевать и явился в образе незваного гостя, который приходит, чтобы забрать возлюбленного у влюбленной, оторвать ростовщика от его мешков с деньгами, увести крестьянина с его полей. Но будь он ведущим во главе танца или сержантом, явившимся арестовать человека, он царил над людьми, властвовал над их судьбами. Иногда это был весело скалящий зубы скелет, иногда труп, тронутый порчей, но всегда он представал в человеческом обличье, что служило зловещим предостережением: «Я был когда-то тебе подобен, а скоро ты станешь подобен мне».
Эта
Во всех столетиях, начиная с XIV и по XVIII, улицы усеяны мертвецами, города пусты, нет никого, за исключением отрядов могильщиков, которые делают свое дело в молчании, лишь под звяканье своих колокольчиков. Казалось, общество в который раз рушится под ударами судьбы: какие зверские обычаи возникали и процветали. Каннибализм, убийства, колдовство… Законы не соблюдались, да и некому было следить за их соблюдением. «Мертвые превосходили числом живых, так что едва было возможно их хоронить» — эта фраза повторяется в летописях вновь и вновь. Отчеты, конечно, преувеличивают бедствие, но не слишком. При этом мы можем оценить размер преувеличений, потому что в других частях света чума продолжалась вплоть до XIX века, и научные наблюдения над ней позволили подтвердить или опровергнуть описания прошлых столетий. После первых приступов смерть обычно наступает в течение трех дней. Иногда — в течение двадцати четырех часов. Скорость, с которой эпидемия доходит до пика, подобна пожару, питающемуся изнутри. Уровень смертности — не менее 55 процентов от числа заболевших. Все это факты. Даже общее число умерших соответствует наблюдаемому сейчас. Черная Смерть 1347 года унесла треть населения Европы. Пандемия одним махом промчалась по всему континенту. Последующие эпидемии были ограничены по размерам, но чудовищно опасны по своему действию. Половина, три четверти населения, а то и целый город или деревня вымирали в самый короткий срок.
Слово «чума» часто используется для обозначения всякой непонятной эпидемии, но обычно под ним подразумевают легочную или бубонную чуму, болезнь грызунов, передаваемую людям блохами. Из этих двух видов наиболее опасна, смертельна первая, при которой воспаляются легкие. В случае второй на теле вспухают большие болезненные нарывы, бубоны, обычно они появляются в паху и под мышками. Черная чума получила свое прозвание по одному из симптомов: кровоточащим пятнам, сливающимся под конец в одно большое пятно, которое после смерти приобретает темный цвет. Причину болезни долгое время считали сверхъестественной. Приход ее якобы можно предсказать по появлению особых знаков: комет, землетрясений и разного рода видений. Дева Чума охотница, она жуткий антипод богини Флоры, но вместо цветов она сеет, разбрызгивает чумной яд. Сам Дьявол стучится в двери тех, к кому затем приходит Смерть. Некоторые верили, что эту болезнь вызывает вдыхание испарений от злобных, зловещих людей. Основанием для такой веры в сверхъестественное происхождение болезни была непонятность, «капризность» ее возникновения. Она подчинялась циклическому закону, нарастала до некоего пика, несмотря на все профилактические меры, а затем спадала и исчезала, хотя условия вроде бы способствовали ее продолжению.
Этот закон был единственно устойчивым фактором. А в целом чума расцветала в антисанитарных условиях в летние месяцы, и самой благоприятной была температура 27–28° Цельсия. Впрочем, исключений из этого правила хватало. Так, Великая чума в Москве и бассейне Волги разразилась с небывалой яростью среди зимы. Относительно чистые, с хорошей канализацией города Италии страдали точно так же, как грязные английские города, альпийские деревни были избавлены от нее не больше, чем поселения равнин и болот. Какие-нибудь деревня или город могли полностью вымереть, а соседние, расположенные в нескольких милях от них, остаться вовсе нетронутыми. Причиной было то, что в некоторых благоприятных для нее местах зараза могла спать месяцами или даже годами, а потом вдруг проснуться и стать источником заболевания, откуда ее разносили дальше путешественники. Но даже в этих случаях степень зараженности оставалась произвольной: один французский врач намеренно надел на себя рубашку с чумного больного и носил ее два дня безо всяких последствий. В Египте двух преступников ради эксперимента уложили в постель чумного и одели в заразную одежду. Заболели оба, но умер только один. Инфекция распространялась тем шире, чем дольше она длилась. Драконовская мера замуровывания всех членов семьи больного вместе с ним в доме не только была равнозначна смертному приговору, но и приводила к фатальной концентрации заразы, превращая этот дом в хранилище чумы.
Единственным надежным средством защиты для здорового человека было спешно покинуть город. «Быстро, далеко и надолго, — гласило это правило. — Собраться в путь быстро, уехать далеко и долго не возвращаться». Богачи так и поступали. Государи устанавливали строгий карантин, запрещая своим подданным приближаться под страхом смерти. В отсутствие двора чиновники переставали работать, и злосчастные обитатели городов становились добычей насильников, грабителей и убийц. Ведь далеко не все могли уехать: самые богатые имели на это средства, самым бедным ехать было некуда и не на что. Но между двумя этими полюсами находилась огромная масса людей, не имевших других средств существования, кроме своей работы, и вынужденных выбирать: повезет ли пересидеть болезнь дома, или надо бежать из города, чтобы бродить точно звери по лесам и полям. Впрочем, последнее тоже не гарантировало безопасности, потому что и дикие и домашние животные так же умирали от чумы и тела их становились дополнительным источником заразы. Для тех, кто волей-неволей оставался дома и продолжал обычную работу, существовал целый набор «лекарств», иные мерзкие, иные «чародейские», некоторые вроде бы практичные… но все бесполезные.
Повсеместно считалось, что сам воздух служит пищей для заразы, потому как атмосфера была спертой и душной. Если бы удалось ее «расшевелить», все стало бы хорошо. Ради этого били в колокола, стреляли из пушек и ружей, громко играли на музыкальных инструментах. Перед тем как людям войти в комнаты, там расставляли парное молоко и теплый свежеиспеченный хлеб, запускали мелких птичек и пауков, якобы способных забирать на себя яды. Именно вера в обеззараживающие свойства растений лежит в основе обычая сжигать в помещении разные душистые травы и листья: надежда, что их дым прогонит инфекцию. С этой целью использовали ель, лавр, листья дуба, полынь, майоран и лаванду. Но их хотя бы было приятно нюхать, хоть и трудно дышать. Хуже, когда, исходя из веры в целительные свойства крепких запахов, доходили до крайностей: жгли кожу и рог, запускали в комнаты вонючих козлов, даже человеческие испражнения считались весьма действенным средством изгнания зла. Что-то вроде «клин клином вышибают». Некоторые врачи пытались протестовать. «Я не могу понять, что за благо способно из этого проистечь. Как может подобное зловоние оказаться
Аптекари сколачивали на этом состояние, хотя пользы приносили мало. Впрочем, они, по крайней мере вносили приятные ароматы в зловонные комнаты (см. рис. 69).
Более сомнительными были распространяемые шарлатанами магические или святые снадобья от чумы. В обычное время общепринятым средством защиты были амулеты, «предохраняющие» своего обладателя от чумы или беды. В периоды эпидемий их производство и продажа возрастали стократ. Некоторые из них оказывались весьма экзотичны и доступны лишь очень богатым: например, безоаровый камень, рог единорога и некоторые драгоценные камни, особенно аметист. Бедным приходилось обходиться костью из головы жабы, языком ядовитой змеи или скорлупой ореха, наполненной ртутью. Люди обращали взоры и души к церкви не только за духовным утешением, но и за лекарствами, и церковь быстро откликалась на их мольбы. Надежным средством считалось носить на груди бумажку с именами святых и повторять особые молитвы. «Тот, кто сделает все это, не умрет от чумы, потому что это средство было много раз испытано в то время, когда чума свирепствовала». Если же человек вопреки всему умирал, то он, несомненно, был не тверд в вере. Клочки бумаги, исписанные молитвами, сложенные семь раз, полагалось съедать каждый день на пустой желудок. Это было еще одним верным средством. Жители Неаполя владели письмом, написанным Богоматерью, в котором она обещала им полную неприкосновенность от чумы. Оно испускало сладостный аромат на 7 миль вокруг, но позже доказало свою недействительность, когда Неаполь пережил худшую эпидемию в писаной истории и в течение пяти месяцев умерло около 300 тысяч человек.
Одной из немногих эффективных мер был карантин. Венецианцы между 1348-м и 1485 годами разработали и применили правила, которым потом многие последовали. Властям очень помогло то, что Венеция располагается на островах. Но, кроме того, она была портом, и соблюдение профилактических мер оказалось жизненно важным. Многие опустошительные эпидемии были занесены кораблями. Венецианские власти заключали всех иммигрантов на одном из островов, где они должны были проводить по 40 дней. Назначенный период имел религиозный смысл — именно столько дней Христос провел в пустыне. Был учрежден санитарный совет, которому в 1504 году была дана власть над жизнью и смертью. Свидетельства о здоровье ввели в 1527 году. Другие страны последовали этому примеру, сочетая контроль практический с религиозным. Там, где разражалась эпидемия чумы, строго соблюдались законы, преследовавшие аморальность. Особые нападки, естественно, вызывали игра в кости, азартные игры вообще, а также пьянство. Изготовителям костей грозило разорение. Но они перестроились и перешли на производство четок, потребность в которых оставалась неизменной.
В 1533 году парижский парламент издал длиннейший ордонанс{14} — относительно общественной гигиены. Все заболевшие чумой и те, кто с ними соприкасался, обязаны были носить белый жезл. Наследникам умерших от чумы было запрещено выносить собственность из чумного дома, пока не закончится эпидемия. Были закрыты общественные бани. Хирургам запрещалось лечить обычных больных после визита к чумным. Кровь, которую они пускали у таких больных, нельзя было выливать в реку. Каждому горожанину вменялось в обязанность заботиться о том, чтобы дорогу перед его домом мыли дважды в день, а сточные канавы прочищали. В Труа был издан абсолютный запрет на посещение города. Четыре старухи, которые все-таки туда проникли, чтобы продать старье, были подвергнуты порке за городом. В Берлине целые улицы стояли перекрытые цепями, около которых дежурили стражники, то есть их превратили в кладбища. Наказание за нарушения этих правил могли достать человека и в могиле. Так, в Кёнигсберге некая служанка заразила себя и хозяина, взяв вещи из дома, пораженного чумой. Она умерла, но, когда ее преступление было раскрыто, тело ее вырыли из могилы, повесили на виселицу, а потом сожгли. Однако контроль над ограниченными территориями в течение недолгого времени не мог иметь длительного эффекта. Без соответствующей системы канализации, водоснабжения или обширного карантина оставалось лишь молиться и хоронить мертвецов.
Из-за огромного числа умерших зародилась одна особенно жуткая профессия (см. рис. 71). В дни разгула болезни добропорядочность была отброшена, и мертвецов оставляли на милость профессиональных могильщиков. В их задачу входило собирать трупы, так что это опасное и отвратительное занятие предоставлялось отбросам общества.
Могильщиками становились приговоренные к смерти преступники, предпочитавшие отдаленную смерть немедленной. Часто этим занимались освобожденные галерники, что само по себе говорит об условиях на этих судах. Несомненно, смерть настигала и их, но вместе с тем это давало им временную неприкосновенность, так что они становились некой жутковатой аристократией перевернутого общественного порядка. Город был для них открыт настежь: они имели законное право входить в любой дом, подозреваемый в зачумленности. К обычным грабежам прибавился шантаж, так как ничто не мешало им объявить обитателя дома зараженным, и тогда их долгом было выволочь его на улицу и увезти в чумной барак. Люди готовы были все отдать, лишь бы избежать такой участи и уберечь от нее своих близких. Могильщики обращались с покойниками самым мерзким образом, но еще хуже и чудовищнее относились они к слабым. Со зла или из нетерпения они ускоряли смерть больных или даже выносили их, еще дышавших, и бросали в общую могилу. Их обвиняли, часто справедливо, в том, что они намеренно распространяли чуму, разбрасывая зараженные вещи по городу, дабы продлить болезнь и тем улучшить свое благосостояние или выжить из дома его обитателей и вволю пограбить. Распространение чумы было обычным обвинением даже для простых горожан, и, если преступление доказывали, виновных подвергали зверской смерти. Чумные больные намеренно искали контакта со здоровыми и пытались передать им заразу, частично по злобе, но частично из-за поверья, что таким путем могут сами избавиться от болезни. Многие верили, что это было орудием нового племени протестантов против истинно верующих. В 1564 году в Лионе власти объявили, что «еретики, когда видят, что число их убывает, обращаются к детям Сатаны. Мазями, полученными из ада, они мажут дома католиков». Нехватки в козлах отпущения никогда не ощущалось.