Эра разлома
Шрифт:
— Так-то оно так, — тяжело вздохнул напарник и почесал вечно ноющие колени. Милтон был уже не молод, и обычно в его возрасте члены ордена Луцис как минимум занимали управленческие должности. Либо устраивались инструкторами для свежего пополнения наших рядов. Не все ж по улицам на морозе шастать! Для хороших результатов в нашем деле обязательно нужна сила молодости и горячая кровь, чего Милтону, увы, уже не хватало. По какой-то причине старого бойца ордена не хотели повышать в ранге, а сам он неохотно разговаривал на эту тему. Впрочем, скверный характер Милтона давно стал притчей во языцех, и вытерпеть его на патрульной службе только мне и удавалось. А я что? Я человек простой,
— Слушай, Тарон, но есть ведь еще и шрам? По шраму на губе мы можем его распознать? — с надеждой в голосе сказал напарник.
— В такой тьме его особо не разглядишь, — медленно проговорил я, наблюдая, как последние лучи заходящего солнца мазнули по верхушке Горы. Наступала ночь.
На самом деле я любил ночи в Минаксе. Эта невероятных размеров метрополия, которая вполне могла занимать территорию целой страны в докоролевские времена, была невыносимо шумной. Миллионы людей слонялись по улицам, торговали чем попало, ходили на базары и в бани, сопровождая любую деятельность оживленными разговорами и оглушительными взрывами смеха или брани. Так еще и к этому реву неисчислимых толп присоединялся грохот работы тысяч мануфактур и механизированных фабрик, которые выпускали все необходимое для существования столь необъятного города. Гигантские молоты разбивали руду, ископаемую из недр Горы, в мелкую крошку, чтобы затем расплавить ее в тиглях и направить на изготовление все новых и новых товаров.
Из-за развитого шахтерского промысла прямо под столицей и большого количества заводов, почти все районы Минакса утопали в удушливом смоге, который не могли развеять даже самые крепкие равнинные ветра. Лишь приближенные к Десмосу XVII семьи, большие чиновники и маги из Школы Инкантации, равно как и члены дворцовой гвардии, могли позволить себе поселиться на Горе. Конечно, жизнь там тоже не сахар, однако свежий воздух и настоящее солнце, не ослабленное густыми клубами грязного смога, позволяли их детишкам расти здоровыми. Продукты первой необходимости, а также обслуга для поддержания порядка в домах, регулярно доставлялась на верхние километры с помощью сложной системы подъемников. Их движение не останавливалось ни на минуту даже в ночное время, однако богачи могли себе это позволить. Многие горожане мечтали о том, чтобы бросить высокую должность в городе и стать хоть самым последним поломоем на Горе, лишь бы изредка вырываться из душного Минакса.
Почему бы не уехать из города насовсем? Это очень сложный вопрос, и мало кто из местных мог на него ответить. Сложно бросить свой дом, свою семью и родных. Сложно накопить состояние достаточное для переезда, ведь домики из неблагополучных районов Минакса и задаром не были никому нужны, так что люди буквально становились заложниками своих жилищ.
К тому же среди горожан частенько ходили разговоры о том, что при изрядной толике везения даже какой-нибудь никчемный поваренок, получивший работу на Горе, со временем сможет выбиться в люди и наскрести себе на собственный дом. Пусть и не на верхних уровнях, так хотя бы на ее восточном склоне. Он очень пологий, и ближе к подошве до сих пор оставалось немало места для строительства. Воздух там все еще оставался грязным, но все же почище, чем в самых тесных кварталах Минакса.
— Тарон, ты, никак, опять отвлекся? — хлопнул меня по плечу Милтон. — Сам говоришь, не видно в потемках ни черта, и одного меня за этим делом бросаешь!
— Да что ж такое, — покачал я головой и хлопнул себя по щекам. — Извини, приятель. Не выспался сегодня.
— Соберись уж, — хмыкнул напарник и отвернулся.
В
Время шло, а мы с Милтоном продолжали всматриваться в лицо каждого горожанина, что проходил мимо поста, и пытались разглядеть треклятый шрам. Что за глупость! С куда большим желанием я бы сейчас отправился в Найросен. Среди членов ордена Луцис только о том и говорят, что тамошним борцам с ересью удалось накрыть гигантскую ячейку отступных магов Экцизес. Были тяжелые бои, и много наших полегло в ночных стычках с мятежными колдунами. Однако эти люди действительно занимались чем-то полезным, приносили Ригиторуму неоценимую пользу. А что я? Битый час торчу здесь, в вонючем переулке Стекольной улицы и таращусь на толпу. Впору завыть от тоски!
— Кстати, Милтон! — вдруг опомнился я и ткнул напарника в бок. — Я не успел на речь ординария. Напомни-ка, с каких это пор покупка целебных трав стала поводом для общегородского розыска?
— А что делать, Тарон? — пожал он плечами. — Мы цепляемся за любой, даже мало-мальски призрачный шанс выйти на культистов. Ты ведь слышал о тройном убийстве на Ореховой?
— Семья Барстена?
— Они самые. Мне довелось побывать на месте преступления, и знаешь, братец… — Милтон сокрушенно покачал головой, после чего продолжил: — Я, может, не образцовый член ордена Луцис, но я клянусь: жизни не пожалею, а этих ублюдков найду.
— Неужели настолько плохо?
— Не то слово. Все стены измазали кровью, выродки. Письмена свои чудные выводили за каким-то хреном. А ребенок… Забудь, — бессильно махнул он рукой и отвернулся. — Не хочу вспоминать.
— Я тебя понял, брат, — медленно кивнул я и подошел поближе. — Как скажешь. Если придется землю носом рыть, значит, будем рыть.
— И это правильно. Такая у нас работа, — угрюмо кивнул мужчина. — А кстати, Тарон, ты хоть знаешь, для чего эта травка нужна? Панребеля или как ее там?
— Панрелея. От ожогов помогает. У меня знакомый из звена ординария Девиса как раз лечился этой мазью после того дела, ну, в западных пригородах, помнишь?
— У Виадука?
— Ага. Там один из сектантов вылил на него целый котел кипятка. Лицо, слава Солусу, не задело, а вот на руках и на груди ожоги будь здоров! И ты знаешь, поправился он очень быстро. Хотя и не без помощи лекарей-инкантатов.
— Понятно. Ну, либо у этого мужика дома вся семья дружно бросилась в кипящую воду, либо он на самом деле тот, кто нам нужен. Так что будем смотреть в оба.
— Как скажешь, Милтон.
Город окончательно погрузился во тьму, и в окнах домов медленно разгорелись еле заметные огоньки масляных ламп или свечей. Однако ночное бдение в Минаксе не приветствовалось — свет стоил больших денег, и большинство семей торопились поскорее отправиться в постель, чтобы начать работу с первыми лучами солнца.
Впрочем, город был настолько густонаселенным, что даже при не таком уж большом числе ночных дельцов, столичные улицы никогда не пустовали. Даже в столь поздний час по Стекольной перетекали толпы целеустремленных людей, которые молча вышагивали по своим заботам. Наружные фонари, которые как раз зажигал дежурный, не могли надежно разогнать мрак из-за высокой задымленности улицы. В эти часы город обретал особый, загадочный вид, и мне захотелось поглубже вдохнуть прохладный ночной воздух, чтобы острее прочувствовать момент.