Эра войны. Эра легенд

Салливан Майкл Дж.

Для Мойи поставили кресло, однако она предпочитала стоять по правую руку от Персефоны, опираясь на свой лук. Девушка часто сетовала на то, что бронзовой загородки и четырех ступенек недостаточно, чтобы отделить многочисленных просителей от кинига, ведь люди, приходящие с жалобами, склонны впадать в ярость. Персефону это не тревожило: Мойя выпустит три стрелы быстрее, чем нападающий успеет перепрыгнуть через загородку. Благодаря победе над Адгаром и выдающемуся мастерству в обращении с луком Мойя пользовалась всеобщим почтением. Люди считали ее легендарной героиней, иначе у них в голове просто не укладывалось, что эта красивая девушка может быть смертельно опасной.

Даже фрэи относились к ней… ну, если не с уважением, то, по крайней мере, с осторожностью, ибо не до конца понимали, на что она способна. Мойя раскрывала секрет обращения с луком всем, кто желал учиться, но по-прежнему оставалась непревзойденным мастером и одним лишь своим видом вселяла в просителей больше страха, чем двадцать вооруженных воинов.

Дверь в Кэрол отворилась. Ввели Петрагара и Вертума.

– Интересно, что скажут эти двое об уважении, которое инстарья питают к своим вождям? – усмехнулась Мойя.

– Я не говорил «вождям». Я сказал – «старшим по званию», – подмигнул ей Нифрон.

Кэрол отлично подходил для рассмотрения жалоб. Расположенный в основании Кайпа, он был недоступен для основной части жителей Алон-Риста и потому внушал трепет и уважение. Небольшие размеры зала создавали подходящую обстановку для обсуждения деликатных вопросов, в то же время судей от просителей отделяла бронзовая загородка. Здесь не имелось ни одного окна, зато сразу две двери: в одну входили просители, в другую – судьи. Кэрол напоминал Персефоне чертог в Далль-Рэне, только гораздо более строгий и даже зловещий. Особенно ей не хватало окон. Весной двери чертога всегда открывали, чтобы внутрь проникало солнце, а тут Персефона чувствовала себя запертой в полутемной пещере. Она выслушивала бесконечные жалобы на свое правление, и почти каждый уходил недовольным.

– Мы провели… – начал Петрагар по-фрэйски и осекся. Он взглянул на Вертума, и тот что-то зашептал ему на ухо. – Мы провели больше восьми месяцев в заточении. Я – фрэй благородного происхождения и поэтому требую, чтобы меня немедленно отпустили.

Излагая свою просьбу, Петрагар даже не взглянул на Персефону: он не сводил глаз с Нифрона. И хотя Персефоне это не понравилось, Нифрон ответил ему от ее имени:

– Ты послал отряд грэнморов, чтобы убить меня. Благодари Феррола, что ты фрэй, иначе давно был бы мертв.

– Уровень цивилизации определяют по отношению к пленникам, – вмешался Вертум, обращаясь к Персефоне, а потом добавил, уже Нифрону: – Если ты вернешь нас фэйну, возможно, он передумает насчет тебя.

– Нам не нужно, чтобы он передумывал, – ответил Нифрон. – У вас была возможность решить дело миром. Теперь наш черед отплатить вам той же монетой.

– Удерживая нас здесь, вы ничего не добьетесь, – заявил Петрагар. – Вы просто зря тратите на нас свои запасы.

– Хорошо сказано. – Нифрон повернулся к Персефоне. – Я согласен с Петрагаром. Прикажи немедленно казнить их. Что толку переводить на них вкусную овсянку?

На лицах пленных фрэев отразился ужас.

Персефоне ни разу не доводилось выносить смертный приговор; от одной мысли об этом к горлу подступила тошнота. Киниг обладает властью казнить и миловать. Рэглан приговаривал людей к смерти, однако принимать такое решение было нелегко и редко имело смысл. Клан нуждался в рабочих руках, чтобы выжить. Казнь считалась самым последним средством, но иногда к нему приходилось прибегать. Только не в этот раз.

– Проводите их до Грэндфордского моста, – приказала Персефона по-фрэйски. – Дайте им еды и воды, чтобы они могли добраться до Эриана, и отпустите.

Пленники просияли.

– Ты ведешь себя глупо, – тихо сказал ей Нифрон по-рхунски. – Проявляешь слабость. Слабые не способны управлять страной.

– Я не управляю страной. Я веду войну.

– Тем паче. Тебе нужно быть решительной и менее податливой.

– Тебе легко советовать, ведь ты у себя дома. А я не забыла, что живу в стане врага. За нами постоянно наблюдают. Может, ты этого не замечаешь, но фрэи в городе смотрят на нас с отвращением. Падера готовит мне еду, потому что повара-фрэи отказываются. Роан и ее кузнецы изготавливают оружие в кузницах Алон-Риста, местные им не помогают. Они не умеют делать железо, но не хотят учиться у рхунов. Фрэи, которые решили остаться, ждут не дождутся нашего провала. Они надеются, что мы сдадимся и отправимся восвояси, а они отскребут свои дома дочиста, чтобы избавиться от нашего запаха, и вернутся к прежней жизни.

– И какое это имеет отношение к…

– До сегодняшего дня от руки рхунов погибли только Шэгон и Гриндал. Пока я киниг, ни один фрэй не лишился жизни. Если я казню двух высокопоставленных фрэев, если они погибнут от рук людей, терпение остальных может лопнуть. У меня и так одна война на пороге. Мне не нужна вторая война внутри крепости.

– Сила держится на страхе, а не на сострадании. Страх перед фэйном сплотил рхунов и сделал тебя кинигом. Страх перед кинигом будет объединять рхунов и фрэев, даже когда угроза нападения фэйна минует.

– Я не хочу, чтобы мои люди меня боялись. Я хочу, чтобы они вообще ничего не боялись. В этом все и дело.

– Красивый идеал, который следует повторять на публике при любой возможности.

Персефона нахмурилась. Ей не хотелось в очередной раз возвращаться к старому разговору. Тем паче, что она все больше склонялась к мысли, что Нифрон прав.

Блестящий правитель фрэев пугал ее поначалу, однако за прошедший год она привыкла во многом полагаться на него. В отличие от вождей кланов, Нифрон, как и другие фрэи, спокойно относился к тому, что военной кампанией руководит женщина. До недавнего времени фрэями правила женщина по имени Фенелия, и она выиграла войну с дхергами. Нифрон оказывал Персефоне всестороннюю поддержку. Как ни странно, с представителем другой расы она чувствовала себя гораздо спокойнее и свободнее, чем с собственным мужем, и поэтому ей было трудно отклонять советы Нифрона.

– Сколько узников содержится в темнице?

– Ты меняешь тему, – с упреком заметил Нифрон.

– Хочет, и меняет; она ведь киниг, – с невинной улыбкой встряла Мойя.

Персефона не сомневалась: только ее Щит способна убивать одним взглядом.

– Мне казалось, хорошему Щиту полагается молчать, – парировал Нифрон.

Год назад эта фраза привела бы их обеих в ужас, теперь же Персефона приготовилась услышать неизбежный ответ. Мойя никогда за словом в карман не лезла.

– А мне казалось, что фрэи – боги, – пренебрежительно произнесла девушка. – Какое разочарование.

Ну и язык у нее! Они провели вместе бок о бок целую зиму, планируя и организовывая жизнь в Алон-Ристе и подготовку к грядущей войне. Сперва Персефона опасалась, что Мойя навлечет на них обеих неминуемую гибель. Она любила девушку всей душой, однако та умела сделать трудную ситуацию совершенно невыносимой. Когда выпал первый снег, стало ясно, что Нифрон, наоборот, приветствует ее нападки. Похоже, ему нравилось препираться с Мойей. К середине зимы они регулярно обменивались колкостями. Чтобы не ударить в грязь лицом, Мойя даже заставила Тэкчина научить ее фрэйским ругательствам.